Довольно уверенно она потребовала проводить ее в квартиру Ланга. Она позвонила несколько раз, но никто не открывал.
— Может, его дома нет, — буркнул Брухин.
— Там горит свет.
— Может, он забыл его выключить. И может, он спит.
— Телефонная трубка лежит неправильно.
— Может, не хочет, чтобы его беспокоили. Такое бывает, — предположил Брухин. Чем-то эта женщина не нравилась ему.
— Послушайте, я беспокоюсь, не случилось ли чего. Если вы мне не откроете и с ним что-то случится, я обвиню вас и возложу на вас ответственность.
Тогда Брухин впустил ее в дом и повел на четвертый этаж.
Они звонили и стучали, колотили руками и ногами, кричали и звали, пока не сбежалось полдома. Конрад Ланг не реагировал. Брухин отправил бы всех по квартирам спать, если бы не фортепьянная музыка. Именно из-за нее он дал себя уговорить и пошел за отмычкой.
Ключ в замочной скважине не торчал. Брухин и женщина вошли в квартиру и онемели от ужаса: Конрад Ланг лежал наполовину раздетый на полу гостиной — одна нога на кресле, рот и глаза полуоткрыты. На столе недопитая бутылка виски, рядом пианола, извергающая одни и те же аккорды левой руки в темпе вальса: раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три… В комнате воняет алкоголем и блевотиной.
Розмари опустилась на корточки.
— Кони, — прошептала она, — Кони, — и пощупала его пульс.
Конрад Ланг застонал. Потом приложил палец к губам и произнес: — Тесс.
— Если вы спросите меня, я скажу, что он пьян, — изрек Брухин и пошел к двери. Жителей дома, в тревоге стоявших за порогом квартиры, он успокоил:
— Все в порядке. Надрался.
Конрад Ланг проснулся. То, что он лежит в собственной постели, он понял, еще не открывая глаз: он узнал уличный шум — машины, тормозящие перед светофором, вот они замерли и ждут, когда можно ринуться дальше; трамваи, звонящие на остановке. У него раскалывалась голова, во рту пересохло, и правую руку он не чувствовал — должно быть, отлежал. На душе скверно, видимо, придется оправдываться, а в чем — он, хоть убей, не мог вспомнить. Он медленно открыл глаза. Окно распахнуто, но занавески задернуты. Уже наступил день. И голова у него трещит с похмелья. Что еще?
«Да ведь я не пью!» — пронзило его вдруг. Он снова закрыл глаза. Что же еще-то?
Томи! А что же еще?!
Из кухни донесся шорох. Затем он услышал шаги. И голос:
— Тебе помогает Alka Seltzer? Розмари!
Он опять открыл глаза. Розмари стояла возле кровати со стаканом, в котором бурлило и шипело.
Конрад откашлялся.
— Три. Три таблетки немного помогают.
— Здесь и есть три. — Розмари протянула ему стакан. Он приподнялся на локте и залпом выпил. Барилоче!
— Я поеду теперь домой. Если хочешь, приходи, когда тебе будет лучше.
— В дверях она задержалась. — Нет! Пожалуйста, приходи, как только тебе станет лучше.
Когда Конрад Ланг во второй половине дня вышел из дома, ему повстречался Брухин, возвращавшийся с утренней смены.
— И что только женщины находят в вас, — произнес он удивленно.
— Что вы хотите этим сказать?
— Такой пьяный, весь в блевотине, а они все равно к вам рвутся.
— В блевотине? — Конрад не мог припомнить на себе никаких следов.
— С головы до пят. Та еще картина.
Кони остановил такси возле цветочного магазина и купил огромный букет неоранжерейных роз всех цветов, благоухавших, пожалуй, даже слишком для его еще не окрепшего желудка.
Розмари улыбнулась, увидев его в дверях с цветами.
— Мы оба не можем обойтись без банальностей.
Потом она приготовила ему бульон с яйцом, села рядом с ним за стол и смотрела, как он осторожно подносит дрожащую руку ко рту. Когда он с этим справился, она унесла бульонную чашку и вернулась с бутылкой «бордо» и двумя бокалами.
— Или тебе сейчас лучше пиво?
Конрад затряс головой. Розмари наполнила бокалы, и они чокнулись.
— Черт, — сказал он.
— Да, дело дрянь, — согласилась она. И они отпили еще по глотку. Тогда Кони рассказал ей все про Барилоче. Они налили себе уже по третьему бокалу.
— Только на десять дней, — произнес он.
— А если потом ему захочется еще махнуть и в Акапулько, ты сможешь сказать ему нет?
— Факт!
— Нет, ты этого не сделаешь. Я видела тебя, когда он приходил. Ты не скажешь ему нет. Никогда и ни за что на свете! Конрад не посмел возразить.
— Ты и сам знаешь. Конрад крутил в руках бокал.
— В этом твоя жизнь.
Вот теперь он взглянул на нее.
— А я-то думал, это наша общая жизнь.
Розмари ударила ладонью по столу. Он вздрогнул и сжался.
— А ты думаешь, я так не думала? — закричала она на него.
Глаза Конрада мгновенно наполнились слезами. Розмари обняла его. Он положил голову ей на плечо и горько заплакал.
— Прости, — всхлипывал он, — старый человек, а плачу как ребенок. Когда он успокоился, она посоветовала:
— Скажи ему нет.
— Я же живу за его счет. Розмари снова налила ему.
— Тогда живи за мой счет. Конрад не ответил.
— Деньги у меня есть. Он отпил глоток.
— Это не должно тебя огорчать.
— Меня это никогда и не огорчает. К сожалению.
— Ну, тогда все в порядке.
— Да. Но что я ему скажу?
— Поцелуй меня…
Томас Кох сидел в своей спальне среди полусобранных чемоданов и сумок и пил холодное пиво. На столике С телефоном стоял поднос, а на нем две полные бутылки пива. Он был в бешенстве. Только что звонил Кони и сообщил ему, что не едет в Аргентину.
— Как это ты не поедешь? — спросил он с насмешкой.
Конрад Ланг ответил не сразу. Томас услышал, как он набрал в грудь воздуха.
— Мне не хочется с тобой ехать. Не рассчитывай на меня.
— Я же тебя приглашаю. Снова пауза.
— Знаю. Я отказываюсь от приглашения. Большое спасибо.
Томас начал злиться.
— Скажи, ты в своем уме?
— Я свободный человек. И имею право отклонить любое приглашение, — сказал Кони. Но это прозвучало уже менее уверенно. Томи засмеялся.
— Ну ладно, пошутили и хватит. Завтра в девять. Я пришлю шофера. В аэропорт поедем вместе.
На какое-то время наступила полная тишина. Потом Кони сказал:
— Поцелуй меня в …! — И быстро положил трубку. Томас тут же позвонил ему. Ответила вдова Роби Фриса.
— Дайте мне Кони, — приказал он.
— Ланг, — ответил Кони.
— Не смей бросать трубку! — взревел Томас.
— Поцелуй меня в …! — сказал Кони и снова положил трубку.
Томас Кох налил себе еще пива и кинулся вниз. Он набрал внутренний номер Эльвиры.
— Он отказался!
Эльвира сразу поняла, кого он имеет в виду.
— Но этого он себе просто не может позволить.
— Он — нет, зато может вдова Роби Фриса! Он живет теперь на ее содержании.
— Это тебе точно известно?
— Да. Я был в ее квартире. Он даже к ней перебрался.
— А то, что он не пьет, это тоже правда?
— Пока я не появился, не пил. — Томас засмеялся. — Но когда я уходил, он уже был пьян, как всегда.
— И тем не менее отказал тебе?
— За этим стоит наша вдовушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
— Может, его дома нет, — буркнул Брухин.
— Там горит свет.
— Может, он забыл его выключить. И может, он спит.
— Телефонная трубка лежит неправильно.
— Может, не хочет, чтобы его беспокоили. Такое бывает, — предположил Брухин. Чем-то эта женщина не нравилась ему.
— Послушайте, я беспокоюсь, не случилось ли чего. Если вы мне не откроете и с ним что-то случится, я обвиню вас и возложу на вас ответственность.
Тогда Брухин впустил ее в дом и повел на четвертый этаж.
Они звонили и стучали, колотили руками и ногами, кричали и звали, пока не сбежалось полдома. Конрад Ланг не реагировал. Брухин отправил бы всех по квартирам спать, если бы не фортепьянная музыка. Именно из-за нее он дал себя уговорить и пошел за отмычкой.
Ключ в замочной скважине не торчал. Брухин и женщина вошли в квартиру и онемели от ужаса: Конрад Ланг лежал наполовину раздетый на полу гостиной — одна нога на кресле, рот и глаза полуоткрыты. На столе недопитая бутылка виски, рядом пианола, извергающая одни и те же аккорды левой руки в темпе вальса: раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три… В комнате воняет алкоголем и блевотиной.
Розмари опустилась на корточки.
— Кони, — прошептала она, — Кони, — и пощупала его пульс.
Конрад Ланг застонал. Потом приложил палец к губам и произнес: — Тесс.
— Если вы спросите меня, я скажу, что он пьян, — изрек Брухин и пошел к двери. Жителей дома, в тревоге стоявших за порогом квартиры, он успокоил:
— Все в порядке. Надрался.
Конрад Ланг проснулся. То, что он лежит в собственной постели, он понял, еще не открывая глаз: он узнал уличный шум — машины, тормозящие перед светофором, вот они замерли и ждут, когда можно ринуться дальше; трамваи, звонящие на остановке. У него раскалывалась голова, во рту пересохло, и правую руку он не чувствовал — должно быть, отлежал. На душе скверно, видимо, придется оправдываться, а в чем — он, хоть убей, не мог вспомнить. Он медленно открыл глаза. Окно распахнуто, но занавески задернуты. Уже наступил день. И голова у него трещит с похмелья. Что еще?
«Да ведь я не пью!» — пронзило его вдруг. Он снова закрыл глаза. Что же еще-то?
Томи! А что же еще?!
Из кухни донесся шорох. Затем он услышал шаги. И голос:
— Тебе помогает Alka Seltzer? Розмари!
Он опять открыл глаза. Розмари стояла возле кровати со стаканом, в котором бурлило и шипело.
Конрад откашлялся.
— Три. Три таблетки немного помогают.
— Здесь и есть три. — Розмари протянула ему стакан. Он приподнялся на локте и залпом выпил. Барилоче!
— Я поеду теперь домой. Если хочешь, приходи, когда тебе будет лучше.
— В дверях она задержалась. — Нет! Пожалуйста, приходи, как только тебе станет лучше.
Когда Конрад Ланг во второй половине дня вышел из дома, ему повстречался Брухин, возвращавшийся с утренней смены.
— И что только женщины находят в вас, — произнес он удивленно.
— Что вы хотите этим сказать?
— Такой пьяный, весь в блевотине, а они все равно к вам рвутся.
— В блевотине? — Конрад не мог припомнить на себе никаких следов.
— С головы до пят. Та еще картина.
Кони остановил такси возле цветочного магазина и купил огромный букет неоранжерейных роз всех цветов, благоухавших, пожалуй, даже слишком для его еще не окрепшего желудка.
Розмари улыбнулась, увидев его в дверях с цветами.
— Мы оба не можем обойтись без банальностей.
Потом она приготовила ему бульон с яйцом, села рядом с ним за стол и смотрела, как он осторожно подносит дрожащую руку ко рту. Когда он с этим справился, она унесла бульонную чашку и вернулась с бутылкой «бордо» и двумя бокалами.
— Или тебе сейчас лучше пиво?
Конрад затряс головой. Розмари наполнила бокалы, и они чокнулись.
— Черт, — сказал он.
— Да, дело дрянь, — согласилась она. И они отпили еще по глотку. Тогда Кони рассказал ей все про Барилоче. Они налили себе уже по третьему бокалу.
— Только на десять дней, — произнес он.
— А если потом ему захочется еще махнуть и в Акапулько, ты сможешь сказать ему нет?
— Факт!
— Нет, ты этого не сделаешь. Я видела тебя, когда он приходил. Ты не скажешь ему нет. Никогда и ни за что на свете! Конрад не посмел возразить.
— Ты и сам знаешь. Конрад крутил в руках бокал.
— В этом твоя жизнь.
Вот теперь он взглянул на нее.
— А я-то думал, это наша общая жизнь.
Розмари ударила ладонью по столу. Он вздрогнул и сжался.
— А ты думаешь, я так не думала? — закричала она на него.
Глаза Конрада мгновенно наполнились слезами. Розмари обняла его. Он положил голову ей на плечо и горько заплакал.
— Прости, — всхлипывал он, — старый человек, а плачу как ребенок. Когда он успокоился, она посоветовала:
— Скажи ему нет.
— Я же живу за его счет. Розмари снова налила ему.
— Тогда живи за мой счет. Конрад не ответил.
— Деньги у меня есть. Он отпил глоток.
— Это не должно тебя огорчать.
— Меня это никогда и не огорчает. К сожалению.
— Ну, тогда все в порядке.
— Да. Но что я ему скажу?
— Поцелуй меня…
Томас Кох сидел в своей спальне среди полусобранных чемоданов и сумок и пил холодное пиво. На столике С телефоном стоял поднос, а на нем две полные бутылки пива. Он был в бешенстве. Только что звонил Кони и сообщил ему, что не едет в Аргентину.
— Как это ты не поедешь? — спросил он с насмешкой.
Конрад Ланг ответил не сразу. Томас услышал, как он набрал в грудь воздуха.
— Мне не хочется с тобой ехать. Не рассчитывай на меня.
— Я же тебя приглашаю. Снова пауза.
— Знаю. Я отказываюсь от приглашения. Большое спасибо.
Томас начал злиться.
— Скажи, ты в своем уме?
— Я свободный человек. И имею право отклонить любое приглашение, — сказал Кони. Но это прозвучало уже менее уверенно. Томи засмеялся.
— Ну ладно, пошутили и хватит. Завтра в девять. Я пришлю шофера. В аэропорт поедем вместе.
На какое-то время наступила полная тишина. Потом Кони сказал:
— Поцелуй меня в …! — И быстро положил трубку. Томас тут же позвонил ему. Ответила вдова Роби Фриса.
— Дайте мне Кони, — приказал он.
— Ланг, — ответил Кони.
— Не смей бросать трубку! — взревел Томас.
— Поцелуй меня в …! — сказал Кони и снова положил трубку.
Томас Кох налил себе еще пива и кинулся вниз. Он набрал внутренний номер Эльвиры.
— Он отказался!
Эльвира сразу поняла, кого он имеет в виду.
— Но этого он себе просто не может позволить.
— Он — нет, зато может вдова Роби Фриса! Он живет теперь на ее содержании.
— Это тебе точно известно?
— Да. Я был в ее квартире. Он даже к ней перебрался.
— А то, что он не пьет, это тоже правда?
— Пока я не появился, не пил. — Томас засмеялся. — Но когда я уходил, он уже был пьян, как всегда.
— И тем не менее отказал тебе?
— За этим стоит наша вдовушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54