Он мог себе позволить пригласить даму в ресторан, не в «клубный» конечно, но вполне приличный.
Конрад пришел трезвым и весь вечер держался молодцом. Розмари рассказывала, чего обычно никогда не делала, про свою жизнь до развода. Она вышла замуж во второй раз, за хирурга, тот был моложе ее без малого на десять лет. Она оплачивала его учебу деньгами первого, рано умершего мужа, завещавшего ей половину текстильного предприятия, которую она своевременно продала деверю, еще до того, как все ушло с молотка в семидесятые годы.
— Роби Фрис был вашим первым мужем? — спросил Конрад удивленно. — А знаете, я учился вместе с ним в «Сен-Пьере»…
— Ах, вы тоже там учились? Роби много рассказывал про «Сен-Пьер». И весь вечер они вспоминали имена общих знакомых и названия тех мест, где, возможно, уже встречались друг с другом. В такси Розмари спросила:
— А вам не хочется узнать, кто был тот мужчина, от которого вы спасли меня в «Голубом кресте»?
— Он все еще имеет для вас значение? Розмари отрицательно покачала головой.
— Тогда забудем про него.
Розмари жила в собственном «пентхаусе» пятиэтажного дома, расположенного в небольшом парке на самом берегу озера. Конрад попросил таксиста подождать его, проводил ее до входа и попрощался. Он уже совсем было собрался уходить, как дверь приоткрылась и Розмари сказала:
— Вы свободны в субботу вечером? Я бы что-нибудь приготовила.
Ресторан в «Grand Hotel des Alpes» назывался «Careme», по имени великого французского повара девятнадцатого столетия, и гордился своей «ancienne cuisine» (Старинная кухня (франц.)). Но Эльвира Зенн любила это заведение еще и по другой причине — оно находилось неподалеку от виллы, на именитых посетителей здесь не глазели, за ней был закреплен столик, стоявший чуть поодаль и недоступный для чужих ушей, а в меню постоянно имелись ее любимые диетические блюда. Она приходила сюда каждый четверг и использовала время ужина чаще всего для неформальных и потому наиболее важных и ответственных разговоров.
В этот вечер она попросила своего внука сопровождать ее. За едой она открыла Урсу, что серьезно подумывает о том, чтобы передать ему руководство компанией «Koch-Electronics». За десертом (яблоко для нее и «крем-брюле» для него) она завела разговор о Симоне, и, удостоверившись, что он уловил, какова взаимосвязь между обеими темами, она перешла к разговору о Конраде Ланге.
— Он беспокоит меня, — доверилась она ему.
— Ты беспокоишься за Кони?
— Не за Кони, а из-за Кони. Я не хочу, чтобы он навредил нам.
— Каким образом такой, как Кони, может нам навредить?
— Своим длинным языком. Рассказами про старое.
— А про старое есть что рассказать?
— Он способен выдумать что угодно.
Урс пожал плечами.
— Собака лает, а караван идет. Эльвира улыбнулась.
— С Урсом во главе.
Она подняла свой стакан с минеральной водой. Урс налил себе остатки бургундского. Они чокнулись.
— Помимо всего прочего, он все равно скоро сопьется до смерти.
— На это его карманных денег ему не хватит, — сказала Эльвира Зенн. На следующее утро она распорядилась, чтобы Шеллер увеличил Конраду Лангу его недельный лимит на карманные расходы —с трехсот франков до двух тысяч.
В первый вечер Конрад и Розмари немножко пококетничали друг с другом, как, впрочем, делают все при первой встрече. Каждый из них старался показать себя с лучшей стороны, они рассказывали о своих успехах, опуская случившиеся у них неудачи.
Сейчас, в их второй вечер, все складывалось иначе. Розмари встретила его по-домашнему непринужденно, предложила ему помочь ей накрыть стол и удивилась, сколько искусства и умения он проявил при этом. Она наполнила бокалы французским вином, и они поднялись на террасу. Был мягкий вечер, в воздухе пахло весной, отсветы огней лежащего на противоположном берегу озера качались на воде, а из окна под ними ветерок доносил звуки рояля.
— Шопен, ноктюрн No 1 сочинение 9, си-бемоль, — произнес Конрад. Розмари краем глаза посмотрела на него.
Они ели чуть бурый рис, который слегка переварился, и семгу, получившуюся суховатой. За бокалом белого вина Конрад забыл о своей сдержанности. Он все откровеннее и без прикрас рассказывал ей о своей жизни. В какой-то степени она понимала, о чем он говорит: в кругах ее первого мужа ее тоже терпели как досадный привесок.
Незадолго перед тем, как часы пробили полночь, Конрад открыл Розмари одну из своих сокровеннейших тайн. Он сел к роялю в ее гостиной и сыграл партию правой руки того ноктюрна, который они слушали на террасе несколько часов назад. Потом сыграл его левой.
— А теперь обеими вместе, — улыбнулась Розмари.
И тогда Конрад рассказал ей о своей трагедии несостоявшегося пианиста.
В час ночи она села рядом с ним к роялю и сыграла аккомпанемент левой руки к «Элизе» Бетховена. Не без ошибок, но это подвигло его на то, чтобы открыть ей свою последнюю тайну: правду о его финансовом положении на сегодня. О полной зависимости от Кохов. «Я просто в дерьме!»
На следующее утро Конрад Ланг проснулся в постели Розмари Хауг и не мог вспомнить, что было вчера.
Конраду не терпелось расспросить Розмари, что же произошло прошлой ночью. Но не хотелось предстать в роли гимназиста, который спрашивает после первого раза: «Ну и как я тебе?» Так что он вышел от нее со смутным чувством, но несколько успокоенный тем, что она снова пригласила его на вечер. Весь день он провел в своей квартире, тщетно ломая голову и стараясь вспомнить хоть что-то из прошедшей ночи. Точно в назначенный срок, с розой на длинной ножке, он появился вечером у нее. Она приветствовала его коротким поцелуем, взяла розу и пошла с ней на кухню, чтобы налить в вазу воды.
— В холодильнике стоит бутылка белого вина, или ты предпочитаешь красное? — крикнула она через плечо.
— А вода у тебя есть? — спросил Конрад, погруженный в свои мысли.
— В холодильнике. — Розмари обтерла вазу и внесла ее в гостиную. — Если ты будешь пить воду, то и я тоже, — сказала она, проходя мимо него. Она поставила розу на накрытый стол. Конрад вошел с бутылкой минеральной воды в руках и налил ее в два фужера до краев.
— За здоровье, — сказал он и протянул ей фужер.
— И поэтому — воду? Они выпили.
— Нет, за память! Память важнее. — Он дернулся. — Я никак не могу вспомнить, что было прошедшей ночью.
Розмари посмотрела ему в глаза и улыбнулась.
— Жаль.
На следующее утро Конрад Ланг возвращался берегом озера в город. Утро было свежим и прохладным. На каштанах показались первые светло-зеленые побеги. Уже цвели крокусы.
За весь вечер Конрад не выпил ни капли, и память сейчас его не подводила — он прекрасно помнил все, что было в последние часы. Редко когда он чувствовал себя так хорошо. Может, только один-единственный раз в мае I960 года на Капри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Конрад пришел трезвым и весь вечер держался молодцом. Розмари рассказывала, чего обычно никогда не делала, про свою жизнь до развода. Она вышла замуж во второй раз, за хирурга, тот был моложе ее без малого на десять лет. Она оплачивала его учебу деньгами первого, рано умершего мужа, завещавшего ей половину текстильного предприятия, которую она своевременно продала деверю, еще до того, как все ушло с молотка в семидесятые годы.
— Роби Фрис был вашим первым мужем? — спросил Конрад удивленно. — А знаете, я учился вместе с ним в «Сен-Пьере»…
— Ах, вы тоже там учились? Роби много рассказывал про «Сен-Пьер». И весь вечер они вспоминали имена общих знакомых и названия тех мест, где, возможно, уже встречались друг с другом. В такси Розмари спросила:
— А вам не хочется узнать, кто был тот мужчина, от которого вы спасли меня в «Голубом кресте»?
— Он все еще имеет для вас значение? Розмари отрицательно покачала головой.
— Тогда забудем про него.
Розмари жила в собственном «пентхаусе» пятиэтажного дома, расположенного в небольшом парке на самом берегу озера. Конрад попросил таксиста подождать его, проводил ее до входа и попрощался. Он уже совсем было собрался уходить, как дверь приоткрылась и Розмари сказала:
— Вы свободны в субботу вечером? Я бы что-нибудь приготовила.
Ресторан в «Grand Hotel des Alpes» назывался «Careme», по имени великого французского повара девятнадцатого столетия, и гордился своей «ancienne cuisine» (Старинная кухня (франц.)). Но Эльвира Зенн любила это заведение еще и по другой причине — оно находилось неподалеку от виллы, на именитых посетителей здесь не глазели, за ней был закреплен столик, стоявший чуть поодаль и недоступный для чужих ушей, а в меню постоянно имелись ее любимые диетические блюда. Она приходила сюда каждый четверг и использовала время ужина чаще всего для неформальных и потому наиболее важных и ответственных разговоров.
В этот вечер она попросила своего внука сопровождать ее. За едой она открыла Урсу, что серьезно подумывает о том, чтобы передать ему руководство компанией «Koch-Electronics». За десертом (яблоко для нее и «крем-брюле» для него) она завела разговор о Симоне, и, удостоверившись, что он уловил, какова взаимосвязь между обеими темами, она перешла к разговору о Конраде Ланге.
— Он беспокоит меня, — доверилась она ему.
— Ты беспокоишься за Кони?
— Не за Кони, а из-за Кони. Я не хочу, чтобы он навредил нам.
— Каким образом такой, как Кони, может нам навредить?
— Своим длинным языком. Рассказами про старое.
— А про старое есть что рассказать?
— Он способен выдумать что угодно.
Урс пожал плечами.
— Собака лает, а караван идет. Эльвира улыбнулась.
— С Урсом во главе.
Она подняла свой стакан с минеральной водой. Урс налил себе остатки бургундского. Они чокнулись.
— Помимо всего прочего, он все равно скоро сопьется до смерти.
— На это его карманных денег ему не хватит, — сказала Эльвира Зенн. На следующее утро она распорядилась, чтобы Шеллер увеличил Конраду Лангу его недельный лимит на карманные расходы —с трехсот франков до двух тысяч.
В первый вечер Конрад и Розмари немножко пококетничали друг с другом, как, впрочем, делают все при первой встрече. Каждый из них старался показать себя с лучшей стороны, они рассказывали о своих успехах, опуская случившиеся у них неудачи.
Сейчас, в их второй вечер, все складывалось иначе. Розмари встретила его по-домашнему непринужденно, предложила ему помочь ей накрыть стол и удивилась, сколько искусства и умения он проявил при этом. Она наполнила бокалы французским вином, и они поднялись на террасу. Был мягкий вечер, в воздухе пахло весной, отсветы огней лежащего на противоположном берегу озера качались на воде, а из окна под ними ветерок доносил звуки рояля.
— Шопен, ноктюрн No 1 сочинение 9, си-бемоль, — произнес Конрад. Розмари краем глаза посмотрела на него.
Они ели чуть бурый рис, который слегка переварился, и семгу, получившуюся суховатой. За бокалом белого вина Конрад забыл о своей сдержанности. Он все откровеннее и без прикрас рассказывал ей о своей жизни. В какой-то степени она понимала, о чем он говорит: в кругах ее первого мужа ее тоже терпели как досадный привесок.
Незадолго перед тем, как часы пробили полночь, Конрад открыл Розмари одну из своих сокровеннейших тайн. Он сел к роялю в ее гостиной и сыграл партию правой руки того ноктюрна, который они слушали на террасе несколько часов назад. Потом сыграл его левой.
— А теперь обеими вместе, — улыбнулась Розмари.
И тогда Конрад рассказал ей о своей трагедии несостоявшегося пианиста.
В час ночи она села рядом с ним к роялю и сыграла аккомпанемент левой руки к «Элизе» Бетховена. Не без ошибок, но это подвигло его на то, чтобы открыть ей свою последнюю тайну: правду о его финансовом положении на сегодня. О полной зависимости от Кохов. «Я просто в дерьме!»
На следующее утро Конрад Ланг проснулся в постели Розмари Хауг и не мог вспомнить, что было вчера.
Конраду не терпелось расспросить Розмари, что же произошло прошлой ночью. Но не хотелось предстать в роли гимназиста, который спрашивает после первого раза: «Ну и как я тебе?» Так что он вышел от нее со смутным чувством, но несколько успокоенный тем, что она снова пригласила его на вечер. Весь день он провел в своей квартире, тщетно ломая голову и стараясь вспомнить хоть что-то из прошедшей ночи. Точно в назначенный срок, с розой на длинной ножке, он появился вечером у нее. Она приветствовала его коротким поцелуем, взяла розу и пошла с ней на кухню, чтобы налить в вазу воды.
— В холодильнике стоит бутылка белого вина, или ты предпочитаешь красное? — крикнула она через плечо.
— А вода у тебя есть? — спросил Конрад, погруженный в свои мысли.
— В холодильнике. — Розмари обтерла вазу и внесла ее в гостиную. — Если ты будешь пить воду, то и я тоже, — сказала она, проходя мимо него. Она поставила розу на накрытый стол. Конрад вошел с бутылкой минеральной воды в руках и налил ее в два фужера до краев.
— За здоровье, — сказал он и протянул ей фужер.
— И поэтому — воду? Они выпили.
— Нет, за память! Память важнее. — Он дернулся. — Я никак не могу вспомнить, что было прошедшей ночью.
Розмари посмотрела ему в глаза и улыбнулась.
— Жаль.
На следующее утро Конрад Ланг возвращался берегом озера в город. Утро было свежим и прохладным. На каштанах показались первые светло-зеленые побеги. Уже цвели крокусы.
За весь вечер Конрад не выпил ни капли, и память сейчас его не подводила — он прекрасно помнил все, что было в последние часы. Редко когда он чувствовал себя так хорошо. Может, только один-единственный раз в мае I960 года на Капри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54