Никакого индивидуального, понимаешь, подхода к преступнику!
Иван Елизарович не на шутку разошелся. Распекаемый сидел с опущенной головой. Ни от кого бы не потерпел такого, но у старика ночью случился сердечный приступ, вызывали «скорую», даже священник приходил. От всего было муторно на душе у Еремина.
– Ладно, Престарелый, кончай! – вставил он как можно мягче и добавил расхожее: – Никто не застрахован от ошибок. Я хотел с ним по-хорошему. Ведь ясно, что Феоктистов – не главное действующее лицо, он лишь орудие.
– Это тебе ясно. Ты можешь рассуждать, а ему, как ни крути, вышка светила. Значит, не до рассуждений.
– Глупо, конечно, – сдался окончательно следователь.
– Глупо, – согласился старик. – В МУРе наверняка закроют дело. Убийца найден. Обезврежен. Ликвидирован. Что еще надо? Мотивы никого не интересуют. Мотивы – это для романов! Как, кстати, Антоша?
– Жив-здоров, не кашляет.
– Пусть опишет меня как-нибудь, – попросил Елизарыч, – посмертно…
– Да ну тебя, Престарелый! – в сердцах воскликнул Костя.
– Хочется дожить до московского юбилея, – признался больной. – Два дня осталось. Обидно умирать. Я же в Москве родился. На Покровке. Тебе этого не понять, наверно. Я не из гордости так говорю. Просто понять и осмыслить свою жизнь можешь только сам. Что такое мое чистое детство на Чистых прудах? Это не перескажешь. Это надо пережить. Мне повезло. Мой отец был чекистом. Ему выделили комнату в центре Москвы. И там родила меня мама. Правда, везло мне недолго. Папу в тридцать седьмом расстреляли. Маму отправили по этапу, меня – в детдом. И прощай, комната на Покровке, и прощайте, Чистые пруды! Такие вот дела… – Он помолчал немного, улыбнулся. – Прошлый юбилей Москвы я в Карлаге справлял. Меня туда упекли как сына врага народа. Кажется, что совсем недавно это было, а ведь полвека прошло! Все изменилось.
– Некоторые до сих пор Батю как святого чтут. Дай им волю – воскресили бы!
– Убогие люди, Костя, убогие.
Престарелый закрыл глаза. Задумался. И вдруг оживился. Даже подмигнул Еремину.
– Ну, а зацепки у тебя какие-нибудь остались по этому делу? – почти без перехода спросил Иван Елизарович.
– Да так, ерунда, – не стал вдаваться в подробности следователь.
– Плохо.
– Да ты не расстраивайся. Для успеха дела мне всегда надо хорошенько разозлиться. А я теперь зол как никогда!
На прощанье он пожал стариковское запястье.
Престарелый вместо бодрящего напутствия пожаловался:
– А ведь меня сегодня в стационар упекут. Вновь не попраздновать… Прощайте, Чистые пруды!..
* * *
Он набрался наглости и ворвался к Полежаеву без предварительного звонка. Тот едва успел натянуть штаны.
– Доброе утречко! Правда, на часах уже три!
– Мог бы позвонить, – недовольно пробурчал Антон.
– Боялся разбудить. Ставь чайник! Есть о чем покалякать!
– Я не один… – перешел на шепот писатель.
– Да неужели? – заговорщицки подмигнул Константин и тоже шепотом: – Маленькая француженка?
– Ну да.
– Вот и прекрасно! Вместе позавтракаем. Обещаю развлечь вас страшной историей из жизни частного детектива!
Еремин сам взялся за дело. Пока молодые приводили себя в порядок, вскипятил воду, заварил чай, наготовил бутербродов из всего, что имелось в холодильнике.
– О-ля-ля! – оценила кулинарные способности следователя Патя.
– Что это у тебя? – разглядев хорошенько друга, поинтересовался Антон.
– Где?
– На щеке.
– Ах, это! Не буду врать, что след от поцелуя.
Они весело принялись за еду, а сыщик начал свой грустный рассказ.
– Мы закрываем дело, – прежде всего объявил он, и слушатели едва не подавились.
– А кто же убийца? – не утерпела девушка.
– За убийцей я сегодня гонялся всю ночь, и он даже имел честь до меня дотронуться, – вновь напомнил о своем синяке следователь.
– Его арестовали? – всполошилась Патя.
– Увы! Несчастный случай на охоте…
Он подробно рассказал о гонке с преследованием по ночной Москве и о своей неудачной попытке поговорить с убийцей.
– А как вы узнали, что именно Танцор совершил все эти убийства? – Патя осторожно помешивала ложечкой чай.
– Отпечатки пальцев – великая вещь в нашем деле! – не без апломба произнес следователь.
Помешивание чая внезапно прекратилось, и Еремин с интересом посмотрел на ложку, положенную возле блюдца.
– Как же так? – продолжала любопытствовать девушка. – Антон говорил, что на месте преступления не были обнаружены отпечатки.
– Верно, – подтвердил сыщик. – Все решило сопоставление фактов. Квартиру Леониду Шведенко сдавал его приятель-фотограф. Констанция Лазарчук в день гибели ждала фотографа, чтобы сделать снимки для порнографического журнала. Отпечатки пальцев приятеля-фотографа совпали с отпечатками рецидивиста-мокрушника. Вот и вся цепочка, дорогая Патрисия. Случайности тут исключены.
– Ну и слава Богу! – улыбнулась она. – Хорошо то, что хорошо кончается.
– Да, дело придется закрыть, – повторил Костя.
– А знаешь, – обратился к Пате Антон, – эти загадочные синопсисы составлялись для новой книги Артура Бадункова.
– Да? – снова удивилась девушка.
– Угу. Ты читала его романы?
– Боже упаси! – замахала она руками.
– Почему бы нет? – возразил писатель. – Все имеет право на жизнь. Меня только удивляет, почему на двадцатом романе он решил так круто поменять жанр. Перешел от боевиков к триллеру, да еще с ужасами. В коммерческом плане это невыгодно, хотя раскрученному Бадункову, наверно, уже ничто не угрожает.
– Ты думаешь, он сам разрабатывает сюжеты своих романов? – усмехнулась Патрисия.
– Не знаю.
– А я, между прочим, не байки травить к тебе приехал, – перевел разговор в другое русло Еремин. – Мне требуется твоя помощь.
– Ну а мне пора, – засобиралась Патя. – Спасибо за увлекательный рассказ, – поблагодарила она сыщика.
– Правда всегда увлекательней, – заметил тот. – Антон все переврет в своем романе!
– Тоже мне Белинский нашелся! – обиделся Полежаев.
Он вышел вместе с девушкой в коридор. Костя слышал через дверь, как они нежно щебечут, договариваясь о свидании. И в то же время его неотвратимо притягивала к себе чайная ложка, аккуратно положенная возле блюдца…
* * *
– Куда мы едем? – только в машине поинтересовался писатель.
– Проведать твою больную подружку.
– К Василине? Она больна?
– Перепила маленько. Или напоили.
– А в чем заключается моя помощь?
– Неужели непонятно? Ты помогаешь мне проведать твою больную подружку.
– Иди в баню, Костян! Я совсем не хочу ее проведывать! И вообще, после вчерашнего я хочу немного отдохнуть! Посидеть в кафе, как все нормальные люди! Пообщаться с коллегами по перу!
– Еще не время отдыхать, товарищ! – сострил Еремин.
– Я пас. Тем более ты все равно закрываешь дело.
– Значит, купился?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Иван Елизарович не на шутку разошелся. Распекаемый сидел с опущенной головой. Ни от кого бы не потерпел такого, но у старика ночью случился сердечный приступ, вызывали «скорую», даже священник приходил. От всего было муторно на душе у Еремина.
– Ладно, Престарелый, кончай! – вставил он как можно мягче и добавил расхожее: – Никто не застрахован от ошибок. Я хотел с ним по-хорошему. Ведь ясно, что Феоктистов – не главное действующее лицо, он лишь орудие.
– Это тебе ясно. Ты можешь рассуждать, а ему, как ни крути, вышка светила. Значит, не до рассуждений.
– Глупо, конечно, – сдался окончательно следователь.
– Глупо, – согласился старик. – В МУРе наверняка закроют дело. Убийца найден. Обезврежен. Ликвидирован. Что еще надо? Мотивы никого не интересуют. Мотивы – это для романов! Как, кстати, Антоша?
– Жив-здоров, не кашляет.
– Пусть опишет меня как-нибудь, – попросил Елизарыч, – посмертно…
– Да ну тебя, Престарелый! – в сердцах воскликнул Костя.
– Хочется дожить до московского юбилея, – признался больной. – Два дня осталось. Обидно умирать. Я же в Москве родился. На Покровке. Тебе этого не понять, наверно. Я не из гордости так говорю. Просто понять и осмыслить свою жизнь можешь только сам. Что такое мое чистое детство на Чистых прудах? Это не перескажешь. Это надо пережить. Мне повезло. Мой отец был чекистом. Ему выделили комнату в центре Москвы. И там родила меня мама. Правда, везло мне недолго. Папу в тридцать седьмом расстреляли. Маму отправили по этапу, меня – в детдом. И прощай, комната на Покровке, и прощайте, Чистые пруды! Такие вот дела… – Он помолчал немного, улыбнулся. – Прошлый юбилей Москвы я в Карлаге справлял. Меня туда упекли как сына врага народа. Кажется, что совсем недавно это было, а ведь полвека прошло! Все изменилось.
– Некоторые до сих пор Батю как святого чтут. Дай им волю – воскресили бы!
– Убогие люди, Костя, убогие.
Престарелый закрыл глаза. Задумался. И вдруг оживился. Даже подмигнул Еремину.
– Ну, а зацепки у тебя какие-нибудь остались по этому делу? – почти без перехода спросил Иван Елизарович.
– Да так, ерунда, – не стал вдаваться в подробности следователь.
– Плохо.
– Да ты не расстраивайся. Для успеха дела мне всегда надо хорошенько разозлиться. А я теперь зол как никогда!
На прощанье он пожал стариковское запястье.
Престарелый вместо бодрящего напутствия пожаловался:
– А ведь меня сегодня в стационар упекут. Вновь не попраздновать… Прощайте, Чистые пруды!..
* * *
Он набрался наглости и ворвался к Полежаеву без предварительного звонка. Тот едва успел натянуть штаны.
– Доброе утречко! Правда, на часах уже три!
– Мог бы позвонить, – недовольно пробурчал Антон.
– Боялся разбудить. Ставь чайник! Есть о чем покалякать!
– Я не один… – перешел на шепот писатель.
– Да неужели? – заговорщицки подмигнул Константин и тоже шепотом: – Маленькая француженка?
– Ну да.
– Вот и прекрасно! Вместе позавтракаем. Обещаю развлечь вас страшной историей из жизни частного детектива!
Еремин сам взялся за дело. Пока молодые приводили себя в порядок, вскипятил воду, заварил чай, наготовил бутербродов из всего, что имелось в холодильнике.
– О-ля-ля! – оценила кулинарные способности следователя Патя.
– Что это у тебя? – разглядев хорошенько друга, поинтересовался Антон.
– Где?
– На щеке.
– Ах, это! Не буду врать, что след от поцелуя.
Они весело принялись за еду, а сыщик начал свой грустный рассказ.
– Мы закрываем дело, – прежде всего объявил он, и слушатели едва не подавились.
– А кто же убийца? – не утерпела девушка.
– За убийцей я сегодня гонялся всю ночь, и он даже имел честь до меня дотронуться, – вновь напомнил о своем синяке следователь.
– Его арестовали? – всполошилась Патя.
– Увы! Несчастный случай на охоте…
Он подробно рассказал о гонке с преследованием по ночной Москве и о своей неудачной попытке поговорить с убийцей.
– А как вы узнали, что именно Танцор совершил все эти убийства? – Патя осторожно помешивала ложечкой чай.
– Отпечатки пальцев – великая вещь в нашем деле! – не без апломба произнес следователь.
Помешивание чая внезапно прекратилось, и Еремин с интересом посмотрел на ложку, положенную возле блюдца.
– Как же так? – продолжала любопытствовать девушка. – Антон говорил, что на месте преступления не были обнаружены отпечатки.
– Верно, – подтвердил сыщик. – Все решило сопоставление фактов. Квартиру Леониду Шведенко сдавал его приятель-фотограф. Констанция Лазарчук в день гибели ждала фотографа, чтобы сделать снимки для порнографического журнала. Отпечатки пальцев приятеля-фотографа совпали с отпечатками рецидивиста-мокрушника. Вот и вся цепочка, дорогая Патрисия. Случайности тут исключены.
– Ну и слава Богу! – улыбнулась она. – Хорошо то, что хорошо кончается.
– Да, дело придется закрыть, – повторил Костя.
– А знаешь, – обратился к Пате Антон, – эти загадочные синопсисы составлялись для новой книги Артура Бадункова.
– Да? – снова удивилась девушка.
– Угу. Ты читала его романы?
– Боже упаси! – замахала она руками.
– Почему бы нет? – возразил писатель. – Все имеет право на жизнь. Меня только удивляет, почему на двадцатом романе он решил так круто поменять жанр. Перешел от боевиков к триллеру, да еще с ужасами. В коммерческом плане это невыгодно, хотя раскрученному Бадункову, наверно, уже ничто не угрожает.
– Ты думаешь, он сам разрабатывает сюжеты своих романов? – усмехнулась Патрисия.
– Не знаю.
– А я, между прочим, не байки травить к тебе приехал, – перевел разговор в другое русло Еремин. – Мне требуется твоя помощь.
– Ну а мне пора, – засобиралась Патя. – Спасибо за увлекательный рассказ, – поблагодарила она сыщика.
– Правда всегда увлекательней, – заметил тот. – Антон все переврет в своем романе!
– Тоже мне Белинский нашелся! – обиделся Полежаев.
Он вышел вместе с девушкой в коридор. Костя слышал через дверь, как они нежно щебечут, договариваясь о свидании. И в то же время его неотвратимо притягивала к себе чайная ложка, аккуратно положенная возле блюдца…
* * *
– Куда мы едем? – только в машине поинтересовался писатель.
– Проведать твою больную подружку.
– К Василине? Она больна?
– Перепила маленько. Или напоили.
– А в чем заключается моя помощь?
– Неужели непонятно? Ты помогаешь мне проведать твою больную подружку.
– Иди в баню, Костян! Я совсем не хочу ее проведывать! И вообще, после вчерашнего я хочу немного отдохнуть! Посидеть в кафе, как все нормальные люди! Пообщаться с коллегами по перу!
– Еще не время отдыхать, товарищ! – сострил Еремин.
– Я пас. Тем более ты все равно закрываешь дело.
– Значит, купился?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100