– Лучше бы ты вместо этого сидел завтра весь день за пишущей машинкой и закручивал сюжеты, один забористей другого.
Полежаев нахмурился. Он не любил, когда ему указывали. Чтобы разрядить обстановку, Константин ткнул пальцем в газету и спросил:
– Что интересного пишут братцы-лягушатники?
– Разное.
– А все-таки?
– Тебя серьезно это волнует? Шведенко не умел читать по-французски, а значит, к делу это не относится.
– Но ведь как-то газета попала к нему в квартиру? – снисходительно улыбнулся Еремин.
– Газета, кстати, издается в Москве.
– С этого и надо было начинать. – Следователь явно хотел польстить товарищу, делая вид, что придает значение находке.
И Полежаев не на шутку разошелся:
– Здесь интересная информация о московских клубах. Например, всякого рода предостережения, куда Анри с Колеттой лучше не ходить. Недурна также театральная страничка. Я узнал здесь, кто из наших корифеев побывал нынче на гастролях в стране Мольера и Бомарше. В Авиньоне проходили Дни русского театра. Информация о католических мессах на французском языке в Москве. Указаны числа и адреса, где и когда они должны состояться.
– Зачем это тебе?
– Просто интересно, – пожал плечами писатель. – Это все, что я прочитал, а вообще тут куча всего. Последние две страницы посвящены объявлениям. Я и не подозревал, что их жизнь так кипит в нашей столице. Создают группы популярной французской песни, ищут помещение для театральной студии, дипломированные гувернантки жаждут обучать их детей…
– Вот как? На самом деле любопытно. Почитай-ка мне про этих гувернанток.
– Да сколько угодно. Вот, например, с дипломом Женевского университета, лингвист, сорок лет, может обучать испанскому, немецкому, русскому. Работала во Франции и Швейцарии. Другая – студентка МГИМО, двадцать один год и тоже, кроме всего прочего, знает испанский. А вот дамочка с музыкальным дипломом, консерватория имени Чайковского, тридцать лет, свободно говорит по-французски, имеет опыт работы в Бельгии…
– Перепиши-ка мне ее телефончик! – неожиданно попросил Еремин.
– Кого?
– Той, что имеет опыт работы в Бельгии.
– Ты спятил? На кой черт тебе гувернантка? У тебя ведь ни ребенка, ни котенка! Или сам решил на старости лет обучаться музыке?
– Уж не такой я старый, – весело подмигнул Константин. – Всего-то тридцать пять, а ей – тридцать. По-моему, в самый раз. Всю жизнь мечтал о девушке, чтоб она и на фортепьянах, и по-французски!
Полежаев не узнавал друга. Вроде бы всегда казался холодным и практичным.
– Что ж, пиши. – Все еще недоумевая, он продиктовал Еремину телефон и воскликнул. – Вот и газетка пригодилась!
* * *
Василина жила в тесной хрущевке.
«Бедная девочка! Квартира ее родителей была раза в два больше! Каково ей было перебираться в эту нору? Зато Москва! Кто не мечтал пожить в Москве с той поры, как увидел на первой страничке букваря кремлевские башни? А когда старенькая провинциальная учительница, страдавшая болезнью Паркинсона, с чувством декламировала: „Москва! Как много в этом звуке…“ – у кого не щемило при этом сердце?»
Писатель мог бы еще долго брюзжать про себя, если бы не переключил внимание на диалог следователя с хозяйкой квартиры.
– Когда произошло покушение на вашего мужа?
– Зимой. В феврале. Об этом сообщалось в нашей газете. Я вам подготовила весь материал. – Она передала ему стопку газет. – Здесь Ленины статьи, связанные с мафией. И то, о чем вы спрашиваете, тоже.
– И что, с февраля месяца наступило затишье? – Еремин недоверчиво прищурил глаз. – Больше не было попыток, угроз?
Он напоминал Полежаеву дотошного врача, который, будь его воля, вывернул бы пациента наизнанку.
– Угрозы, кажется, были. После некоторых телефонных разговоров он ходил сам не свой.
– Кто ему звонил?
– У меня нет привычки подслушивать. – Она сделала недовольное лицо. – Его я тоже ни о чем не спрашивала. У нас так заведено. Если сам не расскажет, значит, не хочет. Зачем лезть человеку в душу? Но эти звонки могли быть связаны не только с мафией. У Лени хватало неприятностей на работе.
– Например?
– Он конфликтовал с главным редактором. Тот часто задерживал его материалы. У Лени возникли подозрения, что мафия дает главному за это взятки. Буквально неделю назад я видела, как Леня вышел от редактора красный и такой вздрюченный. Это редкое для него состояние. Мне хотелось подойти к нему, успокоить. Но у нас был уговор – на работе друг другу ни слова.
Полежаев заметил, с каким трудом ей дались последние слова. Женщина смотрела не на следователя, а куда-то мимо. И левый глаз у нее начал косить. Вспомнил – так всегда случалось во время глубокого раздумья.
«А я и забыл про этот маленький дефект. Раньше он сводил меня с ума!»
– Чем был вызван такой уговор? – продолжал лезть в душу Еремин. – Вы боялись коллег по работе?
– Если честно, после взрыва в нашей машине мы вообще всего боялись. Я хотела уехать к маме, но Леня удержал меня. В общем-то, мы больше для других делали вид, что в ссоре. Он сказал: «Так будет лучше. Тебя никто не тронет». Это, наверно, конец, да? – доверительно обратилась она к следователю, словно от него зависело, будет ли жить ее муж. – Я плохая жена! Следовало уже обзвонить все морги и больницы!
«Это любовь, что бы вы там ни говорили», – вспомнил бывший учитель русской словесности надпись на доске. – Ты, наивный дурак, полагал, что она будет всю жизнь любить тебя одного? Это заблуждение иногда придавало силы. Где-то далеко живет она, которая тебя помнит, любит и каждый миг только и делает что думает о тебе! Боже, какое самомнение! Индюк! Самодовольный индюк!»
– Не надо никуда звонить! – Константин Еремин, привыкший к человеческому горю, казался неодушевленным предметом. – На той квартире мы не нашли его документов. Может, они лежат в бардачке машины? Завтра с сотрудником милиции мы попробуем ее вскрыть.
– Леня никогда там не держал документов.
– Тогда документы остались при нем, – сделал заключение следователь, – и вам уже позвонили бы из больницы или морга.
Не успел он это произнести, как в прихожей зазвонил телефон. Женщина вздрогнула. С мольбой посмотрела на бывшего любовника, ища поддержки. Полежаев опустил глаза. Она перевела взгляд на Еремина.
– Ну-ну, смелее! – подбодрил тот.
Телефон не унимался. Василина заставила себя подняться и сделать несколько шагов.
Тут же вернулась с призрачной улыбкой на бледном лице, а в улыбке – крохотная надежда.
– Это вас, – обратилась она к следователю.
В отсутствие Константина писатель решил действовать:
– Ты не могла бы мне на время дать фотографию мужа? Он ведь, наверно, часто фотографировался, имея друга-фотографа?
– Зачем тебе? – встрепенулась она и выгнулась, как кошка, готовящаяся к прыжку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100