Слышно было лишь шелковистое посвистывание его коньков, оно отдалялось. Все это заняло секунд десять, не больше, я лежал и никак не мог заставить себя двинуться с места. А потом ко мне подлетел бедный запыхавшийся Санданато, опустился рядом на колени. Я увидел у него на колене дырку, услышал его голос: Вы меня слышите, вы меня слышите? И что-то отвечал ему, вот только он, похоже, не слышал меня вовсе, и голос его становился все слабей и тише, а потом и вовсе куда-то исчез, и я чувствовал лишь, как замерзает щека, прижатая к гладкому льду...
Часть вторая
1
Хандра
Так называла это ее мама. Впрочем, Элизабет никогда не была для хандры легкой добычей, слишком уж активную вела жизнь, слишком уж была поглощена и захвачена внешним миром. Но порой хандра все же настигала и завладевала ею. Так случилось на борту «Боинга 747», когда она возвращалась в Рим.
Скорбь и горечь, вызванные смертью Вэл, были здесь ни при чем. С этим можно было как-то бороться. Призвать на помощь веру, в таких случаях она всегда помогала... Но хандра заползает тебе под кожу, впитывается в кровь, и никакой Церкви, вере и молитве ее не остановить, не избавить тебя от нее. Хандра овладевает человеком незаметно, а когда он спохватывается, бывает уже поздно. Приходит расплата.
Именно благодаря маленькой девочке, летевшей вместе с ней в самолете, Элизабет удалось обнаружить признаки хандры. Девочка сидела впереди, славная малышка лет шести-семи, и то и дело оборачивалась посмотреть на нее. В салоне стояла полутьма. Из всех пассажиров на борту не спали только она и Элизабет. У девочки были огромные карие глаза, курносый широкий носик, очень грустный рот, конский хвост на голове перехватывала сине-золотистая ленточка. Стояла ночь, они летели где-то над Атлантикой, и малышка то и дело поглядывала на Элизабет.
Вот над спинкой кресла вновь возникло хмурое и любопытное личико, и Элизабет улыбнулась девчушке. Та уперлась подбородком в подголовник.
— Меня зовут Дафна. Папа называет просто Даффи. Я говорю шепотом, чтобы не разбудить маму. А тебя как звать?
— Элизабет.
— Мама очень любит поспать. И я должна вести себя тихо, ходить на цыпочках и все такое. А ты почему не спишь?
— Думаю.
— Я тоже. — Она понимающе кивнула. — Я думала о своих друзьях. О том, что увижу их завтра. А ты о чем?
— Тоже о друзьях.
— Ты тоже увидишь их завтра?
— Нет, боюсь, что не всех.
— Ты живешь в Риме?
— Да. А ты?
— У нас есть дом в Чикаго, но папа работает в Риме, так что мы и там тоже живем. А где твой дом?
— На Виа Венето.
Маленькое личико посветлело.
— Я знаю это место! Виа Венето. А у тебя есть маленькая девочка? Мы могли бы поиграть...
— О, нет. К сожалению, нет... Я хотела бы...
— Что? Чего ты хотела бы, Элизабет? Такую, как я, маленькую девочку, да?
— Да, Дафна. Очень хотела бы маленькую девочку. Такую, как ты.
— Правда? — Девочка хихикнула и прикрыла ладошкой рот.
— Правда.
— Можешь называть меня Даффи, если, конечно, хочешь.
Хандра не преминула воспользоваться моментом. Элизабет предстояла долгая и трудная ночь.
* * *
Казалось, что в самолете в ту ночь в нее вселилась душа Вэл. Вэл пыталась что-то сказать ей, а вот что именно, уловить никак не удавалось. Элизабет надела наушники и принялась прослушивать через плеер одну мелодию за другой. Билли Холидей, Стэн Гец, Астрид Джильберто. «Блюзы настроения», «Аэроплан Джефферсона», симфония Моцарта «Юпитер», запись концерта Баха для клавесина в до— и фа-минор в исполнении Густава Леонарда, она доставала из сумки одну кассету за другой, одновременно просматривала материалы по ноутбуку, но мысли ее витали где-то далеко и были связаны с Вэл...
Вэл. Она пыталась уловить посылаемые ей сигналы, как некая отдаленная радиостанция, но не получалось. Вэл хотела, чтоб она вспомнила что-то. Я вспомню, я непременно должна вспомнить, твердила про себя Элизабет.
Затем она начала думать о Бене, и стало еще хуже. Простились они нехорошо, и это ее мучило. Она ненавидела себя за то, что наговорила в споре этому человеку. Если вдуматься, он прав, он абсолютно прав, она сама теперь не понимала, почему так отчаянно возражала ему. И ей действительно хотелось работать с ним заодно, чтобы выяснить, что произошло с Вэл. Мало того, она была бы просто счастлива заняться этим, поскольку только это могло смягчить горечь утраты. Тем более что и начало уже положено, ведь удалось же им найти отставного полицейского, живущего в полном уединении на побережье, и они услышали об убийстве священника и потом так долго и страстно обсуждали это с Беном и отцом Данном...
Тогда почему они расстались на такой враждебной ноте, почему она так рьяно бросилась защищать Церковь? Что за дух противоречия вселился в нее? Может, все это было продиктовано просто страхом? Ведь только в тот момент она со всей ясностью осознала, что Вэл мертва. Убита, и произошло это лишь потому, что она узнала нечто такое, с чем никак не могли смириться убийцы, навлекла их гнев на себя.
Страх. Ее терзал страх за себя, если она будет продолжать расследование, и за Бена, если он не отступится и продолжит искать убийцу. Ее самая близкая, самая любимая подруга погибла, а сама она лишилась от трусости разума и ненавидит себя за это. Да, она трусиха... И тут вдруг она на секунду поверила в то, что Вэл убила именно Церковь, с целью защитить себя. Нет, быть того не может. У старой, потрепанной в боях Церкви немало грехов, но чтобы она сейчас пошла на убийство... нет, вряд ли.
Элизабет никогда не принадлежала к числу прирученных Церковью представителей прессы, никогда не являлась ее апологетом. Не больше, чем Вэл. И это просто нечестно, что Бен думает про нее иначе... нечестно и несправедливо! Тут над изголовьем кресла вновь показалась головка Дафны, и они еще немного поболтали. И Элизабет вновь ощутила: хандра. Хандра прицепилась к ней, никак не желала отставать, и дело тут было не в Вэл и не в Церкви. Совсем в другом.
Просто Даффи заставила ее задуматься о маленьких девочках и любви. Глядя в эти огромные карие сияющие глаза, она вдруг увидела в них себя. Вспомнила полное надежд и ожиданий детство в Иллинойсе, свою жизнь до того, как вступила в этот замкнутый круг. Она смотрела в глаза этого ребенка и ощутила, как зачастило, затрепетало вдруг сердце. Оно жаждало любви. Того, о чем люди всегда слагали песни и легенды. Дафна. Маленькая ладошка прикрывает смеющийся рот. А ее мама любит поспать. Хочет ли Элизабет, чтоб у нее была такая же маленькая девочка?...
Любовь...
Любовь всегда была для Элизабет проблемой. И когда она теряла контроль над собой, желание любви терзало, переполняло сердце, вызывало слезы на глазах. Проблема в том, что любовь всегда приходила неожиданно и словно ниоткуда, и когда это начиналось (ради справедливости следует сказать, что не часто), она терялась, ссылалась на занятость, пыталась оттолкнуть поклонника, твердила себе, что это осложнение ей вовсе ни к чему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200
Часть вторая
1
Хандра
Так называла это ее мама. Впрочем, Элизабет никогда не была для хандры легкой добычей, слишком уж активную вела жизнь, слишком уж была поглощена и захвачена внешним миром. Но порой хандра все же настигала и завладевала ею. Так случилось на борту «Боинга 747», когда она возвращалась в Рим.
Скорбь и горечь, вызванные смертью Вэл, были здесь ни при чем. С этим можно было как-то бороться. Призвать на помощь веру, в таких случаях она всегда помогала... Но хандра заползает тебе под кожу, впитывается в кровь, и никакой Церкви, вере и молитве ее не остановить, не избавить тебя от нее. Хандра овладевает человеком незаметно, а когда он спохватывается, бывает уже поздно. Приходит расплата.
Именно благодаря маленькой девочке, летевшей вместе с ней в самолете, Элизабет удалось обнаружить признаки хандры. Девочка сидела впереди, славная малышка лет шести-семи, и то и дело оборачивалась посмотреть на нее. В салоне стояла полутьма. Из всех пассажиров на борту не спали только она и Элизабет. У девочки были огромные карие глаза, курносый широкий носик, очень грустный рот, конский хвост на голове перехватывала сине-золотистая ленточка. Стояла ночь, они летели где-то над Атлантикой, и малышка то и дело поглядывала на Элизабет.
Вот над спинкой кресла вновь возникло хмурое и любопытное личико, и Элизабет улыбнулась девчушке. Та уперлась подбородком в подголовник.
— Меня зовут Дафна. Папа называет просто Даффи. Я говорю шепотом, чтобы не разбудить маму. А тебя как звать?
— Элизабет.
— Мама очень любит поспать. И я должна вести себя тихо, ходить на цыпочках и все такое. А ты почему не спишь?
— Думаю.
— Я тоже. — Она понимающе кивнула. — Я думала о своих друзьях. О том, что увижу их завтра. А ты о чем?
— Тоже о друзьях.
— Ты тоже увидишь их завтра?
— Нет, боюсь, что не всех.
— Ты живешь в Риме?
— Да. А ты?
— У нас есть дом в Чикаго, но папа работает в Риме, так что мы и там тоже живем. А где твой дом?
— На Виа Венето.
Маленькое личико посветлело.
— Я знаю это место! Виа Венето. А у тебя есть маленькая девочка? Мы могли бы поиграть...
— О, нет. К сожалению, нет... Я хотела бы...
— Что? Чего ты хотела бы, Элизабет? Такую, как я, маленькую девочку, да?
— Да, Дафна. Очень хотела бы маленькую девочку. Такую, как ты.
— Правда? — Девочка хихикнула и прикрыла ладошкой рот.
— Правда.
— Можешь называть меня Даффи, если, конечно, хочешь.
Хандра не преминула воспользоваться моментом. Элизабет предстояла долгая и трудная ночь.
* * *
Казалось, что в самолете в ту ночь в нее вселилась душа Вэл. Вэл пыталась что-то сказать ей, а вот что именно, уловить никак не удавалось. Элизабет надела наушники и принялась прослушивать через плеер одну мелодию за другой. Билли Холидей, Стэн Гец, Астрид Джильберто. «Блюзы настроения», «Аэроплан Джефферсона», симфония Моцарта «Юпитер», запись концерта Баха для клавесина в до— и фа-минор в исполнении Густава Леонарда, она доставала из сумки одну кассету за другой, одновременно просматривала материалы по ноутбуку, но мысли ее витали где-то далеко и были связаны с Вэл...
Вэл. Она пыталась уловить посылаемые ей сигналы, как некая отдаленная радиостанция, но не получалось. Вэл хотела, чтоб она вспомнила что-то. Я вспомню, я непременно должна вспомнить, твердила про себя Элизабет.
Затем она начала думать о Бене, и стало еще хуже. Простились они нехорошо, и это ее мучило. Она ненавидела себя за то, что наговорила в споре этому человеку. Если вдуматься, он прав, он абсолютно прав, она сама теперь не понимала, почему так отчаянно возражала ему. И ей действительно хотелось работать с ним заодно, чтобы выяснить, что произошло с Вэл. Мало того, она была бы просто счастлива заняться этим, поскольку только это могло смягчить горечь утраты. Тем более что и начало уже положено, ведь удалось же им найти отставного полицейского, живущего в полном уединении на побережье, и они услышали об убийстве священника и потом так долго и страстно обсуждали это с Беном и отцом Данном...
Тогда почему они расстались на такой враждебной ноте, почему она так рьяно бросилась защищать Церковь? Что за дух противоречия вселился в нее? Может, все это было продиктовано просто страхом? Ведь только в тот момент она со всей ясностью осознала, что Вэл мертва. Убита, и произошло это лишь потому, что она узнала нечто такое, с чем никак не могли смириться убийцы, навлекла их гнев на себя.
Страх. Ее терзал страх за себя, если она будет продолжать расследование, и за Бена, если он не отступится и продолжит искать убийцу. Ее самая близкая, самая любимая подруга погибла, а сама она лишилась от трусости разума и ненавидит себя за это. Да, она трусиха... И тут вдруг она на секунду поверила в то, что Вэл убила именно Церковь, с целью защитить себя. Нет, быть того не может. У старой, потрепанной в боях Церкви немало грехов, но чтобы она сейчас пошла на убийство... нет, вряд ли.
Элизабет никогда не принадлежала к числу прирученных Церковью представителей прессы, никогда не являлась ее апологетом. Не больше, чем Вэл. И это просто нечестно, что Бен думает про нее иначе... нечестно и несправедливо! Тут над изголовьем кресла вновь показалась головка Дафны, и они еще немного поболтали. И Элизабет вновь ощутила: хандра. Хандра прицепилась к ней, никак не желала отставать, и дело тут было не в Вэл и не в Церкви. Совсем в другом.
Просто Даффи заставила ее задуматься о маленьких девочках и любви. Глядя в эти огромные карие сияющие глаза, она вдруг увидела в них себя. Вспомнила полное надежд и ожиданий детство в Иллинойсе, свою жизнь до того, как вступила в этот замкнутый круг. Она смотрела в глаза этого ребенка и ощутила, как зачастило, затрепетало вдруг сердце. Оно жаждало любви. Того, о чем люди всегда слагали песни и легенды. Дафна. Маленькая ладошка прикрывает смеющийся рот. А ее мама любит поспать. Хочет ли Элизабет, чтоб у нее была такая же маленькая девочка?...
Любовь...
Любовь всегда была для Элизабет проблемой. И когда она теряла контроль над собой, желание любви терзало, переполняло сердце, вызывало слезы на глазах. Проблема в том, что любовь всегда приходила неожиданно и словно ниоткуда, и когда это начиналось (ради справедливости следует сказать, что не часто), она терялась, ссылалась на занятость, пыталась оттолкнуть поклонника, твердила себе, что это осложнение ей вовсе ни к чему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200