— Завтра, — ответил я.
Вряд ли мне пригодится его совет, впрочем, никогда не знаешь. Он ведь настоящий старый пройдоха, повидал на своем веку куда больше меня, так что, может, и стоит прислушаться. Солнце садилось, пальмы выглядели такими одинокими на фоне посеревшего неба.
— Простите себя, Бенджамин.
— Не понял, ваше преосвященство?...
— Вот мой совет. Отпустите себе грехи. Берите пример с меня. Неважно, что вы там натворили, необходимо понять, что бывают на свете вещи и похуже. Так уж устроена жизнь. У человека в этой жизни всякое бывает, и много плохого — тоже... И он порой совершает неправедные поступки. — Д'Амбрицци защелкал зажигалкой, пытаясь прикурить на ветру, наконец это ему удалось, и он с наслаждением затянулся черной сигаретой. — Простите себе свои поступки, свои грехи... Я не как священник вам это говорю и даже не как католик. Говорю как человек, который прожил долгую жизнь. Отпустите себе грехи, сынок.
* * *
Арти Данн заявил, что останется в Риме еще на несколько дней, наверняка замышлял какой-то новый хитроумный заговор с Д'Амбрицци, и вот он пригласил меня на прощальный обед. Мы ели, пили, потом вдруг разговор зашел о моих родителях, смерти Вэл и самоубийстве отца Говерно, который нашел свой последний приют за оградой кладбища. Что, разумеется, было несправедливо, поскольку погиб он от руки убийцы. Что ж, Бог велик и всемогущ. Арти попросил передать отцу большой привет и пожелания скорейшего выздоровления, а также поинтересоваться, прочел ли он оставленные ему книги. Я обещал. Он, в свою очередь, обещал позвонить, как только вернется в Нью-Йорк.
О смерти Инделикато и Санданато мы почти не говорили. Последнюю печальную новость Данн тоже узнал от Д'Амбрицци, и мы, не сговариваясь, решили обсудить ее позже, на трезвую голову.
— А знаете, Д'Амбрицци меня сегодня немного удивил, — сказал я. — Мы решили прогуляться до гостиницы пешком. Я спросил, будет ли он следующим избранным Папой...
— Прямо так и спросили? — Пушистые седые брови Данна поползли вверх. А глаза хитро сощурились.
— И он сказал...
— Что сказал?
— Сказал, что если захочет стать Папой, Саммерхейс готов купить для него эту должность. Саммерхейс!
— Доля истины тут есть, Бен. Это хорошо налаженный бизнес. И им всегда заправляли Саммерхейс, ваш отец, Локхарт, Хеффернан... и другие.
— Вы меня не поняли. Саммерхейс. Он же Архигерцог! Неужели не понимаете, как это... аморально? Сорок лет тому назад Архигерцог предал его Инделикато и Пию... и вот теперь он заявляет, что Архигерцог может купить ему папство! Лично я нахожу это просто возмутительным.
— А на мой взгляд, это не что иное, как эффективное использование людских ресурсов, — заметил Данн и подмигнул мне.
* * *
Я не знал, во что может вылиться расставание с Элизабет. Только в одном был уверен, что буду скучать по ней. И что наши отношения на этом не закончатся. А это самое главное. И я решил позвонить ей.
— Мне надо кое-что сказать тебе перед тем, как улечу. Что-то важное. От кардинала что-нибудь слышно?
— Да, да, — сдержанно ответила она. — Послушай, не надо сейчас ничего говорить. Возможно, нас подслушивают... Давай встретимся. Ты когда уезжаешь?
Я сказал.
— Ясно. — Я услышал, как она шуршит бумагами. — Слушай, я могу удрать с работы часа на два. Тебе удобно? Ты сейчас в гостинице?
— Да. Я свободен. Так что в любой момент, когда тебе удобно...
— Тогда внизу, у лестницы. Через пятнадцать минут.
Я пришел чуть раньше, стоял и ждал. Но вот появилась и она, запыхавшаяся, раскрасневшаяся. Я обнял ее за плечи.
— Стой тихо, — сказал я. Она вопросительно подняла на меня глаза. — Такое впечатление, словно мы целый месяц не виделись. — Она улыбнулась, и я нежно поцеловал ее в губы. Самая естественная вещь на свете... На ней был темный блейзер с розеткой Ордена в петлице.
— Пошли, — сказала она и потянула меня за собой. — Что удалось узнать?
— Больше, чем хотелось бы, — ответил я.
— О смерти Инделикато знаешь?
— Знаю? Но Элизабет... я с Д'Амбрицци вместе переворачивал тело... и мы вместе увидели нож...
— Нож? Какой еще нож? О чем это ты?
— Если точней, флорентийский кинжал.
Она смотрела на меня, как на полного безумца. Потом ухватила за рукав и потащила в маленький парк. Ребятишки столпились у сцены передвижного кукольного театра. Там шло какое-то занятное представление. Пиноккио в сутане священника с воротничком-стойкой хвастался перед хорошенькой девочкой, какой он храбрый, от чего его длинный нос становился еще длинней. Визгливым голоском рассказывал о своих победах над злом, и тут за спиной у него возник огромный черный рыцарь верхом на лошади. Он скалился в хищной улыбке. Хорошенькая девочка с кудрявыми светлыми волосами хотела прервать болтовню, чтобы предупредить глупого Пиноккио об опасности, но не получалось. Рыцарь подбирался все ближе. Ребятишки, испуганные и одновременно истерически хохочущие, повскакали со своих мест и тоже хором кричали об опасности. Мы отошли в тихую аллею и уселись на скамью под деревьями, в кронах которых посвистывал ветер.
— Но, Бен, кардинал Инделикато умер от сердечного приступа. — Элизабет строго взглянула на меня. — Не далее как сегодня утром меня вызвал к себе Д'Амбрицци. Сказал, что во время разговора с Каллистием у Инделикато случился обширный инфаркт, и он умер, но они решили придержать эти новости до завтрашнего...
— А он говорил, как воспринял это Каллистий?
— Нет, но...
— Можешь мне верить. Я был там. Кардинала Инделикато убил... только сиди спокойно... убил Каллистий.
— Что ты такое...
Я рассказал ей все. Убийца Каллистий теперь находится в коме. Санданато погиб от руки Хорстмана. Элизабет не спорила и не удивлялась, слишком уж много довелось пережить ей за последнее время. Но переварить эти новости было сложно.
Когда я закончил, Пиноккио и рыцарь исчезли со сцены, а школьники в формах и ребятишки помладше, что гуляли с мамами, начали расходиться. Небо посерело, солнце скрылось за облаками. Ветер гнал на город холод. Рождество было уже не за горами.
— Не могу сдержаться. Воспринимаю всю эту историю прежде всего как журналистка. — Зеленые искрящиеся глаза Элизабет смотрели куда-то вдаль. Она провела рукой по густым рыжевато-каштановым волосам. Пальцы у нее были длинные, сильные, удивительно красивые. — Какая бы получилась статья! — Она усмехнулась. — Господи, да один финал чего стоит! Папа убивает...
— Инделикато убил Сальваторе ди Мона.
— Да, наверное, ты прав. И вот теперь он в коме. Так, значит, Д'Амбрицци мне солгал. — Она встала.
— И еще одно. Саймон велел ему сделать это. Убить Инделикато.
— Саймон... то есть Д'Амбрицци?
— Да. Он оставил записку. Напомнил Папе, что он один из ассасинов и должен исполнить свою работу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200