"Вел себя как маленький мальчик но мне нравится.") - Ее реакция
разумеется была неистовой, придя домой, после того как выволокла меня из
Маски на глазах у всех включая ее друзей из Беркли которые видели а воз-
можно и слышали "Или я или он!" и безумие юмор и тщетность этого - придя
в Небесный Переулок она нашла в коридоре шарик, славный молодой писатель
Джон Гольц живший внизу надувал шарики для детишек со всего Переулка це-
лый день и некоторые валялись в коридоре, с шариком который у Марду был
она (пьяная) танцевала по всему коридору, отдуваясь и пыхтя и подкидывая
его становясь в многозначительные танцевальные позы и говорила так что я
не только вынужден был бояться ее безумия, ее сумасшедствия клинического
типа, но это еще и глубоко ранило мне сердце, да так глубоко что она
следовательно не могла быть безумна сообщая нечто столь взвешенно, с
точной - чем бы то ни было - "Ты теперь можешь идти когда у меня есть
этот шарик." - "То есть как это?" (Я, пьяный, на полу затуманенный сле-
зами). - "Теперь у меня есть вот этот шарик - Ты мне больше не нужен -
до свиданья - уходи - оставь меня в покое" - заявление которое даже в
моем пьяном чаду наполнило меня свинцовой тяжестью и я лежал там, на по-
лу, где проспал час пока она играла с шариком и в конце концов сама за-
валилась спать, разбудив меня под утро чтобы раздеться и залезть под
одеяло - и эта ВИНА-Ревность впервые проникла мне в разум - а суть всех
этих россказней такова: я хочу Марду поскольку она начала отвергать меня
- ПОСКОЛЬКУ - "Но бэби это был сумасшедший сон." - "Я так ревновал - Мне
было плохо." - Я внял вдруг тому что Марду сказала в первую неделю наших
отношений, когда, как я тайно думал, у себя в уме втихомолку заместил ее
важность важностью моей писательской работы, как, во всяком романе, пер-
вая неделя так интенсивна что все предшествовавшие миры подлежат перес-
мотру, но стоит энергии (тайны, гордости) начать убывать, как старшие
миры благоразумия, благосостояния, здравого смысла, и т. д., возвращают-
ся, поэтому я тайно говорил себе: "Моя работа важнее Марду." Тем не ме-
нее она почувствовала это, в ту первую неделю, и теперь сказала: "Лео
сейчас что-то по-другому - в тебе - я это в себе чувствую - я не знаю
что это." Я очень хорошо знал что это было и сделал вид что не могу вы-
разить это словами ни для себя ни меньше всего на свете все равно для
нее - теперь вспомнил, просыпаясь от кошмара ревности, в котором она об-
нимается с Юрием, что-то изменилось, я мог это ощутить, что-то во мне
надтреснуло, была какая-то новая утрата, даже какая-то новая Марду - и,
опять-таки, разница не была изолирована во мне кому снился рогоносный
сон, но в ней, в субъекте, кому он не снился, но кто как-то участвовал в
общем горестном смятенном сне всей этой жизни со мной - поэтому я чувс-
твовал что она может вот этим самым утром посмотреть на меня и сказать
что что-то умерло - не из-за шарика и "Ты теперь можешь идти" - а из-за
сна - и вот поэтому сон, сон, я продолжал твердить про него, отчаянно я
все жевал и говорил о нем, за кофе, ей, в конце концов когда пришли Кар-
моди и Адам и Юрий (сами по себе одинокие и жаждущие вытянуть все соки
из этого великого потока текшего между Марду и мною, потока в который
как я позже выяснил все хотели попасть, в действие) я начал рассказывать
им про этот сон, подчеркивая, подчеркивая, подчеркивая роль Юрия, где
Юрий "всякий раз когда я отворачиваюсь" целует ее - естественно осталь-
ные желают знать и свои роли, о чем я рассказал с меньшей живостью - пе-
чальный воскресный день, Юрий выходит купить пива, закусон, хлеб - нем-
ного поели - и вот несколько настоящих борцовских поединков разбивших
мне сердце. Ибо когда я увидел как Марду прикола ради борется с Адамом
(который отнюдь не был главным негодяем в моем сне, хотя сейчас я прики-
нул что должно быть поменял лица местами) меня пронзила та боль что ныне
охватывает меня всего, та первоболь, как миленько она выглядела в своих
джинсах борясь и сопротивляясь (Я сказал "Она сильная как черт, вы ког-
да-нибудь слыхали про ее драку с Джеком Стином? попробуй тронь ее Адам")
- Адам уже начавший бороться с Фрэнком подтолкнутый каким-то разговором
о
само по себе меня отнюдь не ранило) - то была ее красота, ее игра в
борьбу не на шутку, я гордился, я хотел знать как Кармоди себя чувствует
ТЕПЕРЬ (чувствуя что должно быть он вначале относился к ней критически
за то что она негритянка, он-то техасец и притом техасец-джентльмен)
когда видит как она великолепна, как сестренка, запросто вписывается,
смиренная и покладистая к тому же и настоящая женщина. Даже почему-то
присутствие Юрия, чья личность уже была подпитана у меня в уме от энер-
гии сна, прибавляло толику моей любви к Марду - я вдруг полюбил ее. -
Они хотели чтоб я пошел с ними, посидеть в парке - как будто уговорено
на серьезных трезвых конклавах Марду сказала "А я останусь здесь и почи-
таю и кое-что сделаю, Лео, ступай с ними как мы договорились" - пока они
выходили и маршировали вниз по лестнице я задержался сказать ей что сей-
час люблю ее - ее это не так удивило или обрадовало, как я желал - она
взглянула теперь уже на Юрия с точки зрения глаз не только моего сна но
увидела его в новом свете как вероятного преемника меня из-за моего
беспробудного предательства и пьянства.
Юрий Глигорич: молодой поэт, 22 года, только что приехал из яблонеу-
рожайного Орегона, перед тем был официантом в столовой на большом пи-
жонском ранчо - высокий худой светловолосый югослав, симпатичный, очень
дерзкий и превыше всего прочего старающийся срезать Адама и меня и Кар-
моди, все время зная нас как старинную почитаемую троицу, желая, естест-
венно, будучи молодым непубликуемым неизвестным но очень гениальным поэ-
том уничтожить больших установленных богов и возвысить себя - желая сле-
довательно и их женщин тоже, будучи не стесненным условностями, или нео-
печаленным, пока еще, по меньшей мере. - Мне он понравился, я считал его
еще одним новым "молодым братушкой" (как Лероя и Адама до этого, кому я
"показывал" писательские уловки) а теперь буду показывать Юрию и он бу-
дет мне корешком и ходить со мною и Марду - его собственная любовница,
Джун, бросила его, он к ней плохо относился, он хотел чтоб она верну-
лась, у нее была другая жизнь в Комптоне, я ему сочувствовал и расспра-
шивал как идут у него дела с письмами и звонками в Комптон, и, что самое
важное, как я говорил, теперь он впервые вдруг смотрел на меня и говорил
"Перспье я хочу с тобой поговорить - внезапно мне захотелось узнать тебя
на самом деле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
разумеется была неистовой, придя домой, после того как выволокла меня из
Маски на глазах у всех включая ее друзей из Беркли которые видели а воз-
можно и слышали "Или я или он!" и безумие юмор и тщетность этого - придя
в Небесный Переулок она нашла в коридоре шарик, славный молодой писатель
Джон Гольц живший внизу надувал шарики для детишек со всего Переулка це-
лый день и некоторые валялись в коридоре, с шариком который у Марду был
она (пьяная) танцевала по всему коридору, отдуваясь и пыхтя и подкидывая
его становясь в многозначительные танцевальные позы и говорила так что я
не только вынужден был бояться ее безумия, ее сумасшедствия клинического
типа, но это еще и глубоко ранило мне сердце, да так глубоко что она
следовательно не могла быть безумна сообщая нечто столь взвешенно, с
точной - чем бы то ни было - "Ты теперь можешь идти когда у меня есть
этот шарик." - "То есть как это?" (Я, пьяный, на полу затуманенный сле-
зами). - "Теперь у меня есть вот этот шарик - Ты мне больше не нужен -
до свиданья - уходи - оставь меня в покое" - заявление которое даже в
моем пьяном чаду наполнило меня свинцовой тяжестью и я лежал там, на по-
лу, где проспал час пока она играла с шариком и в конце концов сама за-
валилась спать, разбудив меня под утро чтобы раздеться и залезть под
одеяло - и эта ВИНА-Ревность впервые проникла мне в разум - а суть всех
этих россказней такова: я хочу Марду поскольку она начала отвергать меня
- ПОСКОЛЬКУ - "Но бэби это был сумасшедший сон." - "Я так ревновал - Мне
было плохо." - Я внял вдруг тому что Марду сказала в первую неделю наших
отношений, когда, как я тайно думал, у себя в уме втихомолку заместил ее
важность важностью моей писательской работы, как, во всяком романе, пер-
вая неделя так интенсивна что все предшествовавшие миры подлежат перес-
мотру, но стоит энергии (тайны, гордости) начать убывать, как старшие
миры благоразумия, благосостояния, здравого смысла, и т. д., возвращают-
ся, поэтому я тайно говорил себе: "Моя работа важнее Марду." Тем не ме-
нее она почувствовала это, в ту первую неделю, и теперь сказала: "Лео
сейчас что-то по-другому - в тебе - я это в себе чувствую - я не знаю
что это." Я очень хорошо знал что это было и сделал вид что не могу вы-
разить это словами ни для себя ни меньше всего на свете все равно для
нее - теперь вспомнил, просыпаясь от кошмара ревности, в котором она об-
нимается с Юрием, что-то изменилось, я мог это ощутить, что-то во мне
надтреснуло, была какая-то новая утрата, даже какая-то новая Марду - и,
опять-таки, разница не была изолирована во мне кому снился рогоносный
сон, но в ней, в субъекте, кому он не снился, но кто как-то участвовал в
общем горестном смятенном сне всей этой жизни со мной - поэтому я чувс-
твовал что она может вот этим самым утром посмотреть на меня и сказать
что что-то умерло - не из-за шарика и "Ты теперь можешь идти" - а из-за
сна - и вот поэтому сон, сон, я продолжал твердить про него, отчаянно я
все жевал и говорил о нем, за кофе, ей, в конце концов когда пришли Кар-
моди и Адам и Юрий (сами по себе одинокие и жаждущие вытянуть все соки
из этого великого потока текшего между Марду и мною, потока в который
как я позже выяснил все хотели попасть, в действие) я начал рассказывать
им про этот сон, подчеркивая, подчеркивая, подчеркивая роль Юрия, где
Юрий "всякий раз когда я отворачиваюсь" целует ее - естественно осталь-
ные желают знать и свои роли, о чем я рассказал с меньшей живостью - пе-
чальный воскресный день, Юрий выходит купить пива, закусон, хлеб - нем-
ного поели - и вот несколько настоящих борцовских поединков разбивших
мне сердце. Ибо когда я увидел как Марду прикола ради борется с Адамом
(который отнюдь не был главным негодяем в моем сне, хотя сейчас я прики-
нул что должно быть поменял лица местами) меня пронзила та боль что ныне
охватывает меня всего, та первоболь, как миленько она выглядела в своих
джинсах борясь и сопротивляясь (Я сказал "Она сильная как черт, вы ког-
да-нибудь слыхали про ее драку с Джеком Стином? попробуй тронь ее Адам")
- Адам уже начавший бороться с Фрэнком подтолкнутый каким-то разговором
о
само по себе меня отнюдь не ранило) - то была ее красота, ее игра в
борьбу не на шутку, я гордился, я хотел знать как Кармоди себя чувствует
ТЕПЕРЬ (чувствуя что должно быть он вначале относился к ней критически
за то что она негритянка, он-то техасец и притом техасец-джентльмен)
когда видит как она великолепна, как сестренка, запросто вписывается,
смиренная и покладистая к тому же и настоящая женщина. Даже почему-то
присутствие Юрия, чья личность уже была подпитана у меня в уме от энер-
гии сна, прибавляло толику моей любви к Марду - я вдруг полюбил ее. -
Они хотели чтоб я пошел с ними, посидеть в парке - как будто уговорено
на серьезных трезвых конклавах Марду сказала "А я останусь здесь и почи-
таю и кое-что сделаю, Лео, ступай с ними как мы договорились" - пока они
выходили и маршировали вниз по лестнице я задержался сказать ей что сей-
час люблю ее - ее это не так удивило или обрадовало, как я желал - она
взглянула теперь уже на Юрия с точки зрения глаз не только моего сна но
увидела его в новом свете как вероятного преемника меня из-за моего
беспробудного предательства и пьянства.
Юрий Глигорич: молодой поэт, 22 года, только что приехал из яблонеу-
рожайного Орегона, перед тем был официантом в столовой на большом пи-
жонском ранчо - высокий худой светловолосый югослав, симпатичный, очень
дерзкий и превыше всего прочего старающийся срезать Адама и меня и Кар-
моди, все время зная нас как старинную почитаемую троицу, желая, естест-
венно, будучи молодым непубликуемым неизвестным но очень гениальным поэ-
том уничтожить больших установленных богов и возвысить себя - желая сле-
довательно и их женщин тоже, будучи не стесненным условностями, или нео-
печаленным, пока еще, по меньшей мере. - Мне он понравился, я считал его
еще одним новым "молодым братушкой" (как Лероя и Адама до этого, кому я
"показывал" писательские уловки) а теперь буду показывать Юрию и он бу-
дет мне корешком и ходить со мною и Марду - его собственная любовница,
Джун, бросила его, он к ней плохо относился, он хотел чтоб она верну-
лась, у нее была другая жизнь в Комптоне, я ему сочувствовал и расспра-
шивал как идут у него дела с письмами и звонками в Комптон, и, что самое
важное, как я говорил, теперь он впервые вдруг смотрел на меня и говорил
"Перспье я хочу с тобой поговорить - внезапно мне захотелось узнать тебя
на самом деле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39