Я его упустил. Но, честно говоря, мне не хотелось ему говорить об этом. Я боялся все испортить.
– Скажи ему правду сейчас. Объясни, почему так долго молчал, так, как ты сейчас объяснил это мне, – он поймет. Такую огромную любовь не просто разрушить.
– Он будет жалеть меня, – твердо сказал Роан.
– Нет, он будет сочувствовать тебе. Это разные вещи.
– Может, он и не воспринимает меня как настоящего отца, но он всегда смотрел на меня снизу вверх. Я не могу допустить, чтобы он жалел меня, – упрямо повторил Роан. – Или – чтобы его смущала фамилия Салливан.
– Вот чего ты больше всего боишься. Брось, Роан. Он никогда не отречется от тебя. Роан сердито повернулся ко мне.
– Стало быть, после всех этих лет молчания ты хочешь, чтобы я заявил ему: “О, между прочим, я вышиб своему старику мозги, когда застукал его на Клер. Он уже сорвал с нее почти всю одежду”.
– Что же, если ты выбираешь такую форму, пусть так.
– И заодно сообщить ему, как семья, которую ты пытаешься заставить его полюбить, выставила меня из дома, потому что не могла больше вынести в своем доме никакого Салливана?
– Да – сказала я, вся дрожа. – Скажи ему, как это было, и мы будем с этим справляться.
– Ты считаешь само собой разумеющимся, что все будет отлично. Это роскошь, которую ты себе можешь позволить. Я не могу.
– Ты должен сказать ему правду. Все прочее – это извинение для самого себя.
– Ты считаешь меня эгоистом? – возразил Роан. – Думаешь, что я беспокоюсь лишь о своей чертовой гордости?
– Ты хочешь, чтобы мы тебе доказали, как мы любим тебя, но ты даже не задумываешься, почему мы любим тебя.
– Я не хочу, чтобы он увидел Пустошь. Я не хочу, чтобы люди рассказали ему обо мне – о белом ниггере Рони Салливане с плохими зубами и воняющем, как помойка. Его представление о бедности, знаешь ли, весьма своеобразно. Он думает, например, что мой старик покупал мне на Рождество в подарок подержанный, а не новый велосипед. Он считает, что бедность – это когда рассчитывают бюджет до копейки и носят джинсы с заплатами на коленях. И он не понимает, кем был я.
– Ты был необыкновенным. Сильным, порядочным, добрым. Все, что он узнает о тебе, лишь поможет ему понять, какой ты необыкновенный человек.
– Я ничего не смогу сделать, если он сам не захочет вернуться. Я повторяю, что это его решение.
– Роан, это неправда. – Я взяла его лицо в руки и повторила все то, что мне рассказала Твит. – Он всегда хотел увидеть, от кого он происходит – неважно: хорошего, плохого, никакого. Но он ничего не может, ты должен дать ему понять, что согласен.
Грусть, шок, в конечном итоге смирение охватили Роана.
– О, боже, – пробормотал он, прислоняясь ко мне лбом. – Он никогда даже не намекнул на это. Я и не подозревал.
– Яблоко от яблони недалеко падает. Ты не единственный, кто умеет скрывать свои истинные чувства. Он научился этому у тебя. – Я обняла его, и мы какое-то время молчали. – Он не поедет, пока ты не поощришь его к этому, – повторила я. – Я знаю, ты сделаешь это.
– Я говорил тебе, что не буду мешать тебе уговорить его, но я не обещал, что буду помогать.
Я откинулась назад в изумлении.
– Нечестно. Какая жизнь ждет нас с тобой, если ты не примиришься с прошлым? Ты не можешь скрыть правду от Мэттью. Ты не можешь скрыть правду от моей семьи. Все это постепенно выйдет наружу, независимо от твоих поступков. – Я помолчала. – Если, конечно, мы с тобой не расстанемся.
Он наклонился надо мной.
– Ты знаешь, что это невозможно.
– Тогда доверься мне.
– Мы можем быть счастливы здесь. В штате Вашингтон. В Калифорнии, на Аляске. Всюду, где ты захочешь. Ты годами не была дома. Ты можешь вернуться к этой привычке.
– Я но хочу возвращаться в одиночество и отчуждение. Вопрос не в том, где мы проживем нашу жизнь. А в том, чьи мы. Вопрос в нашей честности, Роан. Ты всегда был честен со мной, и ты должен быть честен с Мэттью.
– Он не принадлежит Дандерри, – резко сказал Роан. – Его не примут там. Никогда. Независимо от того, как сильно ты хочешь этого. И я тоже. Перестань рассчитывать на красивые сказки.
– Сильно, – поправила я саркастически. – Как сильно я хочу этого.
Он встал, бросил на меня покрывало и закрыл дверь. Он вернулся через час, я притворилась, что сплю. Он притворился, что поверил, пока не улегся рядом. Мы оба вздохнули, осознав поражение, и занялись любовью – нежно и зло.
Глава 14
Мэттью и Твит подвезли нас к пристани, и мы вчетвером поднялись на двухпалубный паром под названием “Ледяной танцор”. Это был маленький туристический пароходик, с прогулочной палубой, уставленной шезлонгами, наверху и уютной столовой внизу. “Ледяной танцор” забирал в сезон ежедневно дюжины две туристов, и его экипаж, состоящий из пяти человек, во время прогулки к фиордам ублажал всех замечательной кухней.
Мэттью и Твит зафрахтовали его для индивидуальной экскурсии.
– Это займет всю вторую половину дня, – вежливо пояснил Мэттью. – Ты можешь сесть, Клер. Отдыхайте спокойно.
– Я бы заплатил крупную сумму, чтобы посмотреть, как она отдыхает спокойно, – усмехнулся Роан.
Я скорчила ему гримасу, скользнув притворно-безразличным взглядом по коробке с альбомами фотографий, которую Мэттью внес на борт. Я расстегнула “молнию” на бауле, который привезла с собой, разложила полдюжины книг на столе, покрытом льняной скатертью, за которым мы пили горячий лимонный чай, и сказала:
– У нас масса дел. Давайте посмотрим фотографии и поговорим.
Мэттью обескураженно смотрел на книги. Несколько – в мягких переплетах, самодельные, пара – более внушительные, с именами местных издателей на обложках.
– Книги о нашем клане и об истории Дандерри, – объяснила я небрежно. – Ничего особенного. Твоя тетя Джейн и моя мама, твоя тетя Мэрибет, написали историю рода Делани. Дядя Уинстон собрал данные о последних Мэлони. Я тут тоже приложила руку, как редактор.
Твит уставилась на книги.
– Сколько же здесь всего Мэлони и Делани? – спросила она, – У вас там по родственнику на каждого цыпленка? – припомнила она наш старинный семейный бизнес.
– Хватает, чтобы кукарекать изо всех сил каждый раз, когда появляется новый выводок, – сказал Роан. Он спустился на нижнюю палубу и стоял на ветру, глядя на серебряные воды залива.
Мэттью нахмурился, на щеках у него появились красные пятна.
– Извини, он не должен был так говорить.
– Я не обиделась. Сходи за ним и скажи, что, если он не присоединится к нам, я спущусь туда сама и притащу его. Я хочу, чтобы он вводил нас в курс дела, когда мы будем смотреть альбом семьи Салливан. Мы посмотрим его первым после того, как поедим.
Мэттью, нахмурившись, ушел. Я улыбнулась Твит, которая с изумлением смотрела на книги.
– Сколько же всего у Мэттью родственников? – никак не могла успокоиться она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
– Скажи ему правду сейчас. Объясни, почему так долго молчал, так, как ты сейчас объяснил это мне, – он поймет. Такую огромную любовь не просто разрушить.
– Он будет жалеть меня, – твердо сказал Роан.
– Нет, он будет сочувствовать тебе. Это разные вещи.
– Может, он и не воспринимает меня как настоящего отца, но он всегда смотрел на меня снизу вверх. Я не могу допустить, чтобы он жалел меня, – упрямо повторил Роан. – Или – чтобы его смущала фамилия Салливан.
– Вот чего ты больше всего боишься. Брось, Роан. Он никогда не отречется от тебя. Роан сердито повернулся ко мне.
– Стало быть, после всех этих лет молчания ты хочешь, чтобы я заявил ему: “О, между прочим, я вышиб своему старику мозги, когда застукал его на Клер. Он уже сорвал с нее почти всю одежду”.
– Что же, если ты выбираешь такую форму, пусть так.
– И заодно сообщить ему, как семья, которую ты пытаешься заставить его полюбить, выставила меня из дома, потому что не могла больше вынести в своем доме никакого Салливана?
– Да – сказала я, вся дрожа. – Скажи ему, как это было, и мы будем с этим справляться.
– Ты считаешь само собой разумеющимся, что все будет отлично. Это роскошь, которую ты себе можешь позволить. Я не могу.
– Ты должен сказать ему правду. Все прочее – это извинение для самого себя.
– Ты считаешь меня эгоистом? – возразил Роан. – Думаешь, что я беспокоюсь лишь о своей чертовой гордости?
– Ты хочешь, чтобы мы тебе доказали, как мы любим тебя, но ты даже не задумываешься, почему мы любим тебя.
– Я не хочу, чтобы он увидел Пустошь. Я не хочу, чтобы люди рассказали ему обо мне – о белом ниггере Рони Салливане с плохими зубами и воняющем, как помойка. Его представление о бедности, знаешь ли, весьма своеобразно. Он думает, например, что мой старик покупал мне на Рождество в подарок подержанный, а не новый велосипед. Он считает, что бедность – это когда рассчитывают бюджет до копейки и носят джинсы с заплатами на коленях. И он не понимает, кем был я.
– Ты был необыкновенным. Сильным, порядочным, добрым. Все, что он узнает о тебе, лишь поможет ему понять, какой ты необыкновенный человек.
– Я ничего не смогу сделать, если он сам не захочет вернуться. Я повторяю, что это его решение.
– Роан, это неправда. – Я взяла его лицо в руки и повторила все то, что мне рассказала Твит. – Он всегда хотел увидеть, от кого он происходит – неважно: хорошего, плохого, никакого. Но он ничего не может, ты должен дать ему понять, что согласен.
Грусть, шок, в конечном итоге смирение охватили Роана.
– О, боже, – пробормотал он, прислоняясь ко мне лбом. – Он никогда даже не намекнул на это. Я и не подозревал.
– Яблоко от яблони недалеко падает. Ты не единственный, кто умеет скрывать свои истинные чувства. Он научился этому у тебя. – Я обняла его, и мы какое-то время молчали. – Он не поедет, пока ты не поощришь его к этому, – повторила я. – Я знаю, ты сделаешь это.
– Я говорил тебе, что не буду мешать тебе уговорить его, но я не обещал, что буду помогать.
Я откинулась назад в изумлении.
– Нечестно. Какая жизнь ждет нас с тобой, если ты не примиришься с прошлым? Ты не можешь скрыть правду от Мэттью. Ты не можешь скрыть правду от моей семьи. Все это постепенно выйдет наружу, независимо от твоих поступков. – Я помолчала. – Если, конечно, мы с тобой не расстанемся.
Он наклонился надо мной.
– Ты знаешь, что это невозможно.
– Тогда доверься мне.
– Мы можем быть счастливы здесь. В штате Вашингтон. В Калифорнии, на Аляске. Всюду, где ты захочешь. Ты годами не была дома. Ты можешь вернуться к этой привычке.
– Я но хочу возвращаться в одиночество и отчуждение. Вопрос не в том, где мы проживем нашу жизнь. А в том, чьи мы. Вопрос в нашей честности, Роан. Ты всегда был честен со мной, и ты должен быть честен с Мэттью.
– Он не принадлежит Дандерри, – резко сказал Роан. – Его не примут там. Никогда. Независимо от того, как сильно ты хочешь этого. И я тоже. Перестань рассчитывать на красивые сказки.
– Сильно, – поправила я саркастически. – Как сильно я хочу этого.
Он встал, бросил на меня покрывало и закрыл дверь. Он вернулся через час, я притворилась, что сплю. Он притворился, что поверил, пока не улегся рядом. Мы оба вздохнули, осознав поражение, и занялись любовью – нежно и зло.
Глава 14
Мэттью и Твит подвезли нас к пристани, и мы вчетвером поднялись на двухпалубный паром под названием “Ледяной танцор”. Это был маленький туристический пароходик, с прогулочной палубой, уставленной шезлонгами, наверху и уютной столовой внизу. “Ледяной танцор” забирал в сезон ежедневно дюжины две туристов, и его экипаж, состоящий из пяти человек, во время прогулки к фиордам ублажал всех замечательной кухней.
Мэттью и Твит зафрахтовали его для индивидуальной экскурсии.
– Это займет всю вторую половину дня, – вежливо пояснил Мэттью. – Ты можешь сесть, Клер. Отдыхайте спокойно.
– Я бы заплатил крупную сумму, чтобы посмотреть, как она отдыхает спокойно, – усмехнулся Роан.
Я скорчила ему гримасу, скользнув притворно-безразличным взглядом по коробке с альбомами фотографий, которую Мэттью внес на борт. Я расстегнула “молнию” на бауле, который привезла с собой, разложила полдюжины книг на столе, покрытом льняной скатертью, за которым мы пили горячий лимонный чай, и сказала:
– У нас масса дел. Давайте посмотрим фотографии и поговорим.
Мэттью обескураженно смотрел на книги. Несколько – в мягких переплетах, самодельные, пара – более внушительные, с именами местных издателей на обложках.
– Книги о нашем клане и об истории Дандерри, – объяснила я небрежно. – Ничего особенного. Твоя тетя Джейн и моя мама, твоя тетя Мэрибет, написали историю рода Делани. Дядя Уинстон собрал данные о последних Мэлони. Я тут тоже приложила руку, как редактор.
Твит уставилась на книги.
– Сколько же здесь всего Мэлони и Делани? – спросила она, – У вас там по родственнику на каждого цыпленка? – припомнила она наш старинный семейный бизнес.
– Хватает, чтобы кукарекать изо всех сил каждый раз, когда появляется новый выводок, – сказал Роан. Он спустился на нижнюю палубу и стоял на ветру, глядя на серебряные воды залива.
Мэттью нахмурился, на щеках у него появились красные пятна.
– Извини, он не должен был так говорить.
– Я не обиделась. Сходи за ним и скажи, что, если он не присоединится к нам, я спущусь туда сама и притащу его. Я хочу, чтобы он вводил нас в курс дела, когда мы будем смотреть альбом семьи Салливан. Мы посмотрим его первым после того, как поедим.
Мэттью, нахмурившись, ушел. Я улыбнулась Твит, которая с изумлением смотрела на книги.
– Сколько же всего у Мэттью родственников? – никак не могла успокоиться она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88