* * *
Рождество в городе праздновалось с размахом и так красочно, что в глазах рябило. Мне все это ужасно нравилось. Дамская ассоциация руководила организацией фестиваля, а мама и тетя Ирэн, ее старшая сестра, руководили ассоциацией.
Все магазины открыли рождественские распродажи сразу после Дня благодарения. О, эти украшения и прочие мелкие мелочи! О, чудный праздник Рождества! Когда я была маленькая, это означало километры серебряного дождя, тысячи пластмассовых Санта-Клаусов, тучи искусственных снежинок на окнах, паутину электрических лампочек по всему городу и высокие нарядные елки. На центральной площади стояли деревянные ясли с вырезанными из фанеры в полный рост библейскими персонажами.
В воскресную декабрьскую ночь сотни людей собрались на площади послушать объединенный церковный хор, посмотреть на парад, встретить Санта-Клауса и порадоваться рождественским огням на гигантском кедре.
Семейства Мэлони и Делани прибыли заранее и заняли целый угол там, где Главная улица раздваивается и огибает здание суда. Воздух был морозным, но мне было тепло в отличном шерстяном пальто и рейтузах. В ожидании начала действа я возбужденно толкалась со своими братьями и кузенами.
Церковный хор запел “Звенящие колокольчики” на сцене, возведенной около Торговой палаты; на площадь вступили участники парада, возглавляемые тетей Ирэн в костюме ангела с большими крыльями, обтянутыми белым муслином. Я почему-то оглянулась и встретилась взглядом с Рони. Он стоял отдельно ото всех под жестяным навесом магазина, дешевых товаров и наблюдал за мной.
Мне было девять лет, я была маленькой и толстой. Он в свои четырнадцать здорово вытянулся и был отчаянно худ. Тяжелые темные пряди волос заложены за уши. Он выглядел настоящим оборванцем в своих выгоревших джинсах и поношенном пиджаке с медными пуговицами, две из которых были оторваны. Плечи уныло опущены, глаза смотрели холодно и отсвечивали серебром, как гирлянды на окне магазина за его спиной.
Мое безотказное воображение заработало вовсю. Итак, Рони – ковбой, который случайно забрел сюда с ближайшего ранчо. Одинокий, без денег. Грязь въелась в него от пыльных троп, а не от омерзительного прицепа. Пуговицы? Пуговицы потеряны в схватке с угонщиком скота.
Придумав себе такой образ, я начала незаметно протискиваться в последние ряды толпы и наконец независимо прислонилась к столбу навеса, засунув потные руки в карманы пальто. Рони настороженно наблюдал за мной.
Он был совершенно неподвижен, но это была неподвижность кота, караулящего птицу. Я была уверена, что Рони тщательно взвешивал, что будет, если он заговорит с этой маленькой девочкой, притворяющейся взрослой. И где сейчас ее кузены-садисты? И что, собственно, произойдет, если кто-нибудь из ее сверхбдительных родителей и двух десятков других правоверных членов клана Мэлони оглянется и увидит нас вместе?
– Что ты тут крутишься, смешной маленький воробышек? – сказал он наконец.
– А сам-то? – заявила я в ответ. – Смешной большой воробей, – хотя на эту птицу он был меньше всего похож. Просто ничего другого в голову не пришло.
– Ты похожа на рыжего эльфа.
Я восприняла это как приглашение и пододвинулась поближе. Моя голова еле-еле доставала до верхнего кармана его куртки.
– Я вырасту.
Он смотрел перед собой.
– Ты вообще-то ничего.
– Ты тоже.
– Из тебя, пожалуй, получится недурной писака.
Я расплылась в улыбке.
Парад продолжался. На площадь въехал грузовик с пожарной лестницей, на которой расположились пожарники-добровольцы. Они бросали в толпу сладости. Над моей головой просвистел миниатюрный пакетик, и Рони ловко поймал его. Он держал этот пакетик жженого сахара на своей ладони, рассматривал и гладил так, как будто он был золотой. Затем уже с равнодушным видом протянул его мне.
– Он сначала в тебя попал, – сказал он.
– Нет, это ты поймал его. Он твой. Я не люблю жженый сахар. – Это было вранье. Но, возможно, этот маленький пакетик конфет был единственным его подарком на Рождество. Рони пожал плечами, но аккуратно положил его в нагрудный карман.
– Мне ничего не видно, – сказала я застенчиво. – Ничего, если я вскарабкаюсь на подоконник?
– Ты упадешь и что-нибудь себе сломаешь.
– Не-а. Я буду держаться за тебя. – Я ухватила его за рукав, и он весь напрягся. Рони огляделся вокруг, как будто боялся, что его обвинят бог весть в чем. Еще бы – девица, пусть и десятилетняя, из семейства Мэлони на виду у всех цепляется за грязное отродье Салливана. Я неловко вскарабкалась на широкий деревянный подоконник магазинного окна и уселась там, положив руку ему на плечо.
– Ты не двигайся, и я тогда не упаду.
– Совсем не смешно. Слезай оттуда. Давай слезай и проваливай, откуда пришла.
– Все в порядке. Это ведь моя идея. Посмотри. – Я показала на тетю Ирэн. Она поворачивала за угол, и ее проволочные крылья хлопали на ветру.
– Ну, хватит, слезай, – снова сказал Рони низким голосом.
Я видела, как мама, стоявшая в первом ряду зрителей, подняла голову. Не обнаружив меня возле себя, она повернулась и стала высматривать меня в толпе. Вот она заметила меня рядом с Рони, ее глаза буквально полезли на лоб, а рот изумленно приоткрылся. Она похлопала папу по плечу, и он тоже взглянул в нашу сторону. Я улыбалась, всем своим видом показывая, мол, что тут особенного. Папины рыжие брови выгнулись дугой, он закатил глаза. Мама грозно нахмурилась. Но тут он взял ее за руку и что-то прошептал ей на ухо. Она кивнула, поджав губы, и они снова стали смотреть парад.
– Видишь, – победоносно сказала я Рони, ощущая под рукой его твердое, как камень, плечо. – Никто не возражает.
Минутой спустя он угрюмо произнес:
– Ты ничего не понимаешь.
Я-то как раз считала, что понимаю все, и очень хорошо. Я как раз хотела ему это сказать, но мимо с громким пением потянулся школьный оркестр, за которым шествовали дядя Двейн и тетя Ронда, изображающие Иосифа и Марию. Приличные люди не разговаривают, когда мимо них проходят Иосиф и Мария.
Дядя Двейн, закутанный в простыни, со своей длинной бородой выглядел прямо как на картинке в детской Библии. Тетя Ронда – тоже вся в белом – видимо, очень уж старалась удержать в руках игрушечного младенца Иисуса и от излишнего усердия все время съезжала с маленького коричневого мула, которого вел под уздцы дядя Двейн.
За ними на опасливо косящих лошадях ехали три апостола – из-под их пышных одеяний выглядывали вполне современные седла.
Я наклонилась и горячо зашептала Рони:
– Я все отлично понимаю. Вот, например, ты обязательно должен жаловаться, когда тебя бьют Эрлан и Гарольд. Им здорово попадет, и они отстанут.
– Богачам никогда не попадает.
– Они не богачи. Дядя Пит все деньги проигрывает на ралли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88