Несмотря на состояние умственного и физического истощения, в котором он пребывал, Вацлав Данилов по-прежнему настаивал на своем ежедневном купании, так же как он делал это в России, какой бы холодной ни была погода и какой бы ледяной ни была вода.
Когда граф отошел от окна и принялся расхаживать по кабинету, на его губах играла кривая, зловещая улыбка. Он бессознательно комкал листок бумаги, который держал в руках.
Ну что же, его кузену недолго осталось продолжать эти небольшие освежающие погружения, с удовлетворением подумал он. Теперь уже скоро Вацлав сойдет со сцены, и все огромное состояние Даниловых перейдет к нему, к нему одному. Он взял со стола связку документов, представляющих собой еще одну часть состояния Даниловых, затем взглянул на крошечный бумажный комок, который все еще держал в руке, и, быстро подойдя к камину, бросил его в огонь. Языки пламени жадно лизнули и поглотили бумагу. Теперь, когда было уничтожено наглядное свидетельство ее визита, он чувствовал себя намного лучше. Затем спустился в выходящую окнами на озеро гостиную выпить чаю. Держа под мышкой документы, граф тихонько напевал что-то себе под нос, пребывая в приподнятом настроении и очень довольный собой. Он чувствовал себя совершенно уверенно.
В конце концов, разве Даниловы за чаем не вели себя всегда так глупо беспечно, так идиотски управляемо и приятно?
Если подумать, они вообще становились все приятнее и приятнее.
Ее второй визит.
На этот раз в замке Сенде был оказан совсем другой прием. Тот же дворецкий открыл ей дверь, но его манеры были, несомненно, менее высокомерны.
– Не будет ли мадам так добра, чтобы проследовать за мной? – Рука елейным жестом попросила ее войти.
Пораженная переменой в его поведении, Сенда без слов проследовала за ним через несколько молчаливых коридоров в небольшую гостиную. Она не замечала бесценных шедевров, расставленных вдоль стен: гигантских Севрских ваз и урн на консолях с мраморными подставками. Сердце ее колотилось и пело, она едва могла сдержать свое возбуждение. Значит, Вацлав получил ее послание! Значит, он хочет ее видеть! Слава Богу, что она решила прийти сегодня, а не ждать еще день или два. Какое-то чувство подсказало ей, что надо идти. Со времени ее последнего прихода прошло уже пять дней.
– Не будет ли мадам так любезна подождать здесь?
Сенда кивнула. Испытывая слишком большую нервозность, чтобы сесть, она принялась расхаживать по огромному восточному ковру винного цвета. Ожидание казалось нескончаемым.
В конце концов ее слуха коснулся отдаленный, но отчетливый звук приближающихся шагов. Она заставила себя спокойно стоять на месте, несколько раз быстро вдохнула, чтобы привести в порядок расшатанные нервы и подавить болезненный кашель, который мог начаться в любую минуту.
Дверь открылась, и она медленно обернулась, надев на лицо ту же безучастную маску, как это бывало всегда, когда она в России встречалась с Вацлавом на публике. Она так и называла ее: мое «общественное лицо».
В комнату вошел граф Коковцов.
При виде него краска схлынула с ее лица. «Какого черта! – Где же Вацлав?» – Она подавила готовый сорваться с губ возглас разочарования.
Он медленно затворил дверь и взглянул на Сенду; лицо его было сдержанным и отчужденным.
– Мадам Бора, – прошептал граф. Подойдя ближе, он взял ее руку и вкрадчиво поднес к губам. На его длинном тонком пальце зловеще переливался кроваво-красный рубин, темные глаза блестели. – Как приятно видеть вас снова. – Он изучающе оглядел ее. – Мы… боялись, что с вами произошла какая-то трагедия. Теперь я с удовольствием вижу, что это не так.
Она заставила себя через силу улыбнуться. Слишком свежо было воспоминание о той ужасной сцене на железной дороге, когда трогался принадлежащий Даниловым поезд. Граф тогда намеренно отвлек внимание княгини от окна, чтобы она не заметила Сенду, а потом смотрел на нее с торжествующей, насмешливой улыбкой. Сенда напомнила себе, что нельзя поддаваться на какое бы то ни было проявление искренности с его стороны. Этот человек был опасен, его нельзя было недооценивать.
– Мне тоже приятно вас видеть, граф Коковцов. Мы давно не встречались.
Он печально кивнул.
– Почти два года. Это в самом деле долгий срок. – Он указал на стул. – Не хотите ли присесть?
Подобрав длинную юбку, Сенда села.
Граф беззвучно опустился на стоящий напротив стул. Во всех его движениях чувствовалось что-то зловещее, как если бы он был гигантским ядовитым пауком.
– Вы выглядите прекрасно, – мягко проговорил он. – Вы всегда были очень красивы.
– На сцене это ценилось, – скромно ответила Сенда, опустив глаза. – Здесь… – она не договорила, пожимая плечами. Затем подняла голову. – А как поживает князь? Как они с княгиней переносят жизнь на чужбине?
Граф помолчал минуту.
– Боюсь, не слишком хорошо, – медленно ответил он. – В них произошли ужасные перемены. Посещение какого-то места по собственной воле и принудительное пребывание там – это огромная разница.
Сенда слабо улыбнулась.
С минуту он казался задумчивым, затем издал болезненный вздох.
– Что касается князя…
– Да? – резко спросила она, выпрямляясь.
– Он говорил мне о вашем письме и вашем предыдущем визите.
Она глубоко вздохнула и приготовилась ждать; сердце ее колотилось, пульс участился.
– Я неоднократно пытался объяснить ему, что изгнание не обязательно означает, что человек должен полностью отгородиться от внешнего мира. Однако… – Он вновь вздохнул и скорбно покачал головой. Печальная улыбка показалась на его тонких губах. – Я надеялся, что вы сможете помочь.
– Я? – Сенда озадаченно наклонила набок голову. – Каким образом?
– Он больше не тот князь, которого вы… – Коковцов помолчал и осторожно кашлянул в кулак –…вы когда-то знали.
– Почему? – спросила она, чувствуя внезапную тревогу. – Он болен?
– Боюсь, его болезнь – не физического свойства. Мы приглашали к нему лучших докторов и специалистов Европы. Их заключение единогласно. Князь страдает от болезни духа. – Граф Коковцов посмотрел на нее. – Он не хочет никого видеть. Никого. Мне искренне жаль. Я понимаю, что для вас это большое потрясение. Но поверьте мне, мадам Бора, это то, чего он хочет. Это его приказ.
– Правда? – выпалила Сенда и закусила губу. Он описывал совершенно другого человека, не имеющего ничего общего с тем Вацлавом, которого она знала. Неужели князь мог так сильно измениться? Или это было еще одно хитроумное измышление, еще один макиавеллевский заговор, сфабрикованный этим членистоногим подобием человека?
– Сейчас для всех настали трудные времена, – не допускающим возражения тоном проговорил Коковцов. – Для князя, княгини… меня самого… и, конечно, для вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
Когда граф отошел от окна и принялся расхаживать по кабинету, на его губах играла кривая, зловещая улыбка. Он бессознательно комкал листок бумаги, который держал в руках.
Ну что же, его кузену недолго осталось продолжать эти небольшие освежающие погружения, с удовлетворением подумал он. Теперь уже скоро Вацлав сойдет со сцены, и все огромное состояние Даниловых перейдет к нему, к нему одному. Он взял со стола связку документов, представляющих собой еще одну часть состояния Даниловых, затем взглянул на крошечный бумажный комок, который все еще держал в руке, и, быстро подойдя к камину, бросил его в огонь. Языки пламени жадно лизнули и поглотили бумагу. Теперь, когда было уничтожено наглядное свидетельство ее визита, он чувствовал себя намного лучше. Затем спустился в выходящую окнами на озеро гостиную выпить чаю. Держа под мышкой документы, граф тихонько напевал что-то себе под нос, пребывая в приподнятом настроении и очень довольный собой. Он чувствовал себя совершенно уверенно.
В конце концов, разве Даниловы за чаем не вели себя всегда так глупо беспечно, так идиотски управляемо и приятно?
Если подумать, они вообще становились все приятнее и приятнее.
Ее второй визит.
На этот раз в замке Сенде был оказан совсем другой прием. Тот же дворецкий открыл ей дверь, но его манеры были, несомненно, менее высокомерны.
– Не будет ли мадам так добра, чтобы проследовать за мной? – Рука елейным жестом попросила ее войти.
Пораженная переменой в его поведении, Сенда без слов проследовала за ним через несколько молчаливых коридоров в небольшую гостиную. Она не замечала бесценных шедевров, расставленных вдоль стен: гигантских Севрских ваз и урн на консолях с мраморными подставками. Сердце ее колотилось и пело, она едва могла сдержать свое возбуждение. Значит, Вацлав получил ее послание! Значит, он хочет ее видеть! Слава Богу, что она решила прийти сегодня, а не ждать еще день или два. Какое-то чувство подсказало ей, что надо идти. Со времени ее последнего прихода прошло уже пять дней.
– Не будет ли мадам так любезна подождать здесь?
Сенда кивнула. Испытывая слишком большую нервозность, чтобы сесть, она принялась расхаживать по огромному восточному ковру винного цвета. Ожидание казалось нескончаемым.
В конце концов ее слуха коснулся отдаленный, но отчетливый звук приближающихся шагов. Она заставила себя спокойно стоять на месте, несколько раз быстро вдохнула, чтобы привести в порядок расшатанные нервы и подавить болезненный кашель, который мог начаться в любую минуту.
Дверь открылась, и она медленно обернулась, надев на лицо ту же безучастную маску, как это бывало всегда, когда она в России встречалась с Вацлавом на публике. Она так и называла ее: мое «общественное лицо».
В комнату вошел граф Коковцов.
При виде него краска схлынула с ее лица. «Какого черта! – Где же Вацлав?» – Она подавила готовый сорваться с губ возглас разочарования.
Он медленно затворил дверь и взглянул на Сенду; лицо его было сдержанным и отчужденным.
– Мадам Бора, – прошептал граф. Подойдя ближе, он взял ее руку и вкрадчиво поднес к губам. На его длинном тонком пальце зловеще переливался кроваво-красный рубин, темные глаза блестели. – Как приятно видеть вас снова. – Он изучающе оглядел ее. – Мы… боялись, что с вами произошла какая-то трагедия. Теперь я с удовольствием вижу, что это не так.
Она заставила себя через силу улыбнуться. Слишком свежо было воспоминание о той ужасной сцене на железной дороге, когда трогался принадлежащий Даниловым поезд. Граф тогда намеренно отвлек внимание княгини от окна, чтобы она не заметила Сенду, а потом смотрел на нее с торжествующей, насмешливой улыбкой. Сенда напомнила себе, что нельзя поддаваться на какое бы то ни было проявление искренности с его стороны. Этот человек был опасен, его нельзя было недооценивать.
– Мне тоже приятно вас видеть, граф Коковцов. Мы давно не встречались.
Он печально кивнул.
– Почти два года. Это в самом деле долгий срок. – Он указал на стул. – Не хотите ли присесть?
Подобрав длинную юбку, Сенда села.
Граф беззвучно опустился на стоящий напротив стул. Во всех его движениях чувствовалось что-то зловещее, как если бы он был гигантским ядовитым пауком.
– Вы выглядите прекрасно, – мягко проговорил он. – Вы всегда были очень красивы.
– На сцене это ценилось, – скромно ответила Сенда, опустив глаза. – Здесь… – она не договорила, пожимая плечами. Затем подняла голову. – А как поживает князь? Как они с княгиней переносят жизнь на чужбине?
Граф помолчал минуту.
– Боюсь, не слишком хорошо, – медленно ответил он. – В них произошли ужасные перемены. Посещение какого-то места по собственной воле и принудительное пребывание там – это огромная разница.
Сенда слабо улыбнулась.
С минуту он казался задумчивым, затем издал болезненный вздох.
– Что касается князя…
– Да? – резко спросила она, выпрямляясь.
– Он говорил мне о вашем письме и вашем предыдущем визите.
Она глубоко вздохнула и приготовилась ждать; сердце ее колотилось, пульс участился.
– Я неоднократно пытался объяснить ему, что изгнание не обязательно означает, что человек должен полностью отгородиться от внешнего мира. Однако… – Он вновь вздохнул и скорбно покачал головой. Печальная улыбка показалась на его тонких губах. – Я надеялся, что вы сможете помочь.
– Я? – Сенда озадаченно наклонила набок голову. – Каким образом?
– Он больше не тот князь, которого вы… – Коковцов помолчал и осторожно кашлянул в кулак –…вы когда-то знали.
– Почему? – спросила она, чувствуя внезапную тревогу. – Он болен?
– Боюсь, его болезнь – не физического свойства. Мы приглашали к нему лучших докторов и специалистов Европы. Их заключение единогласно. Князь страдает от болезни духа. – Граф Коковцов посмотрел на нее. – Он не хочет никого видеть. Никого. Мне искренне жаль. Я понимаю, что для вас это большое потрясение. Но поверьте мне, мадам Бора, это то, чего он хочет. Это его приказ.
– Правда? – выпалила Сенда и закусила губу. Он описывал совершенно другого человека, не имеющего ничего общего с тем Вацлавом, которого она знала. Неужели князь мог так сильно измениться? Или это было еще одно хитроумное измышление, еще один макиавеллевский заговор, сфабрикованный этим членистоногим подобием человека?
– Сейчас для всех настали трудные времена, – не допускающим возражения тоном проговорил Коковцов. – Для князя, княгини… меня самого… и, конечно, для вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146