Сенда оглядела комнату с высокими потолками, старательно избегая зоркого взгляда мадам Ламот. Она не припоминала, чтобы кто-то вселял в нее такой же страх, как эта портниха, высокая худощавая представительная женщина – выше самой Сенды. Ее черные как смоль волосы с искусно оставленными нитями седины были зачесаны назад в безупречный шиньон, взгляд светло-голубых глаз казался ледяным. На ней было шелковое жемчужно-серое платье восхитительного покроя. Единственным украшением служили очки в тяжелой золотой оправе, висящие на шее на еще более тяжелой золотой цепочке. От нее пахло дорогими духами, лицо было бледным и изысканным, как безупречный белый мрамор; даже ее неизменно кислое выражение, казалось, было высечено из камня. Сразу было видно, что эта женщина не из тех, в кого можно вселить страх.
Сенда чувствовала, что две молоденькие ученицы испытывают перед мадам благоговейный ужас. Обе девушки были довольно хорошенькими, одетыми в простенькие черные шерстяные платья; на шее у них изящно висели желтые мерные ленты.
Как бы почувствовав ее неловкость, графиня Флорински взяла Сенду под руку и повела в глубь комнаты. Графиня весело болтала, переполненная особенным, лишь ей присущим жизнелюбием.
– Вот и она сама, собственной персоной, мадам! Самая новая и самая талантливая актриса Санкт-Петербурга.
Сенда искоса взглянула на графиню, но та, казалось, ничего не заметила.
– А это, Сенда, милочка, – продолжала лепетать графиня, – мадам Ламот. Мадам Ламот пользуется известностью самой лучшей портнихи города. Когда-то у нее был салон в Париже. Я уверена, она позаботится о вас наилучшим образом.
Сенда неуклюже протянула в знак приветствия руку. Мадам Ламот с минуту рассматривала протянутую руку долгим холодным взглядом, прежде чем сочла необходимым натянуто улыбнуться и пожать сей недостойный ее предмет. Сенда заметила, что пожатие было слабым и сухим, а пальцы – холодными как лед. Меньше всего на свете Сенде хотелось остаться наедине с этим неприступным созданием.
Она не знала, насколько безосновательными были ее страхи.
Со своей стороны, Вера Богдановна Ламот на этот раз была в полном замешательстве. Бесхитростное приветствие Сенды лишило ее дара речи, она смотрела на ее вытянутую руку не с презрением и отвращением, как думала Сенда, а с зачарованным изумлением. Этот простодушный жест шел вразрез со всем, чему она научилась, вращаясь в придворных кругах Санкт-Петербурга.
Молодость Веры была загублена, как она сама считала, одним обходительным французом, неким Джеральдом Ламотом, который вскоре после женитьбы бросил ее, и она дожила до средних лет, ненавидя жизнь вообще и мужчин в частности. Если она и оставалась отчужденной и замкнутой в своем собственном мирке, то только потому, что это было ее единственной броней, которую она могла надеть на себя, чтобы защититься от той неумолимой несправедливости, что зовется жизнью. Ее отчужденность сослужила ей хорошую службу. Титулованные вдовы и дебютантки одинаково свободно чувствовали себя в высокомерном молчаливом обществе мадам Ламот, ошибочно принимая ее холодность за уважение и почитание. Знать относилась к своим портнихам так же, как к горничным, лавочникам, ювелирам и дворецким, – как к необходимым удобствам, призванным с молчаливым почтением исполнять каждый их каприз.
В результате ни разу за свою тридцатипятилетнюю карьеру Вера Богдановна Ламот не встречала клиента, который протянул бы ей для приветствия руку. Это было неслыханно. Не имея никакого выбора, кроме как пожать протянутую Сендой руку, она пыталась понять, что означает это невиданное нарушение этикета. И только когда она отдернула свою руку, ее осенило, что эта девушка – почти ребенок – и не собиралась совершать ничего предосудительного. Будучи совсем неискушенной, она просто не знала, как себя вести.
Оправившись от первоначального шока, вызванного подобной фамильярностью, Вера Ламот попыталась поставить себя на место этой девушки. Если бы ее с самого рождения не готовили к положению портнихи для знати, вела бы она себя по-другому? Вероятно, нет. И уж, конечно же, нет, если бы ее вдруг из скромной безвестности – возможно, даже бедности, если судить по внешнему виду Сенды, – бросили в самую гущу наиболее показного и великолепного двора на свете.
Эти размышления неожиданно оказали на Веру освежающее воздействие.
Ну что ж, надо сделать так, чтобы этот ребенок – или женщина – чувствовал себя непринужденно, решила Вера. Очевидно, только страх заставлял Сенду цепляться за графиню. Но девочка недолго будет стесняться, если это зависит от нее, Веры Богдановны Ламот. А уж она постарается, и ей помогут иголки, нитки и материя. Она знала, что не столько шьет платья, сколько превращает мечты в реальность, а значит, дает уверенность в себе и чувство собственного достоинства. Каждая женщина, которую она облачала в восхитительный наряд, приобретала не только превосходное чувство стиля, но и впитывала его целиком в качестве составной части своего внутреннего мира.
Вера профессиональным взглядом окинула Сенду с головы до ног. Затем удовлетворенно кивнула сама себе, хотя лицо ее по-прежнему ничего не выражало. Превратить робкую, непритязательную женщину в сказочную принцессу, хотя бы на время сегодняшнего спектакля и бала, будет совсем не трудно. За еще сонными глазами, очевидной неуверенностью и отвратительным платьем скрывалась чудесная фигура. Благородная фигура, редкая и замечательная. Торс с удлиненной талией, длинные ноги, роскошные, хотя и непокорные, рыжие волосы. Чем внимательнее Вера рассматривала ее, тем больше вдохновлялась. Девушка в самом деле обладала чертовски редкой, ослепительной красотой, которую так легко подчеркнуть и заставить полностью расцвести. Подобно тому как распускается в тепле розовый бутон. Да!
Она медленно кружила вокруг Сенды, пристально разглядывая ее и испытывая одновременно чувство возбуждения и поражения. Каким чудом вызвать к жизни некое восхитительное видение неземной красоты, которое сможет пленять и дразнить, танцевать вальс и полонез и посрамит всех этих мерзких, богатых, сверхтитулованных престарелых светских львиц? И тут молнией вспыхнуло и засверкало вдохновение, заставив ее замереть на месте, затаив дыхание.
Молодость.
Невинность.
Простота.
Роза в пыли.
Неожиданно у нее закружилась голова, и все поплыло перед глазами. Она уже видела его: видение из тафты цвета увядающих роз.
Вера Ламот жила ради таких вот минут, когда могла упиваться мощью своего творческого таланта и власти. Но лицо ее по-прежнему оставалось сдержанным и невозмутимым. Она знаком попросила Сенду медленно повернуться кругом и затем заговорила спокойно, почти мечтательно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146