Съемки проходили в Калужской области. Наташа металась между ними и подготовкой дипломного спектакля «Три сестры», в котором у нее была одна из главных ролей — Маши. В двух других спектаклях Наташа была мало занята и на их репетициях почти не появлялась.
Уже стали наезжать «купцы» из других городов. Так называли режиссеров, присматривавших для своих театров молодежь.
Наташу «брали» Курск и Орел, но Москалев обещал показать ее режиссеру того театра, в котором работал сам, Целиковскому, и был уверен, что тот ее возьмет.
Так и получилось.
Теперь они работали в одном театре с Москалевым и Галей-беленькой, которую Целиковский взял по твердому настоянию Москалева. Дело в том, что Москалев после дипломных спектаклей женился на беленькой. Никто этого не ожидал. Даже самые проницательные умы на курсе проморгали завязку этого романа и его развитие. Галя всегда была такой тихой, такой блеклой, никому и в голову прийти не могло, что она все эти годы с упорством фанатиков-народовольцев ведет подкоп под Москалева.
После того как они поженились, всем стало понятно, что посиделкам на москалевскои кухне, откровениям, спонтанным праздникам, когда все выметалось из москалевского холодильника, пению под гитару пришел конец.
Несколько раз кое-кто из ребят, начавших работать в театрах неподалеку от Москвы, приезжал к Москалевым в гости, но все были приняты Галиной таким образом, что повторять свои визиты не решались.
В театре Галя сразу ощутила со всех сторон холод.
Во-первых, всем было известно, что ее взяли только ради Москалева.
Во-вторых, лирических героинь вроде Гали в театре было четыре.
В-третьих, она была совсем молода, а уже претендовала на главные роли.
Может, именно из-за той антипатии, которую сразу вызвала к себе Галя, весь театр, от осветителей до ведущих артистов, среди которых были звезды экрана, дружно полюбил Наташу и ее вечно путавшегося под ногами Петьку.
Впрочем, Галина не терялась. Она повела себя так, будто и не замечает прохладного к себе отношения. Она ни к кому не пыталась подольститься. Обычно начинающие артистки стараются завязать дружбу с ветеранами театра, с какими-нибудь старухами, свадебными генералами или артистами миманса.
Но Галя не стала добиваться дружбы стариков. Она не встревала в чужие разговоры, когда обсуждался спектакль на последнем прогоне, высказывала свое мнение только в том случае, если Целиковский требовал его от нее, не пила чай с молодыми преуспевающими драматургами и в гримерной на трех актрис заняла самое неудобное место, у окна, от которого дуло. Никогда не тетешкалась с Петькой, который очень быстро сделался всеобщим любимцем и пропадал то в костюмерном цехе, то у осветителей, то находил себе местечко и укладывался спать между декорациями, зато Наташа и Петька были единственными, кого она приглашала к себе в дом, делая это, впрочем, ради Москалева.
Но постепенно такое независимое и в то же время скромное положение принесло свои плоды.
А уж подлинный успех Гале принес случай — такой же, как у Ермоловой.
Одна из исполнительниц роли Валентины в спектакле по пьесе Рощина, Юлия Севостьянова, улетела на съемки, а другая неожиданно заболела.
Узнав об этом, Галя позвонила Целиковскому и попросила его, чтобы он посмотрел ее в любом отрывке. Она знала всю роль и, конечно, все мизансцены.
Целиковский посмотрел. Неожиданно для него самого Галя ему сильно понравилась. Он уже недоумевал, почему отнесся к ней с таким предубеждением, когда увидел ее в дипломных спектаклях. Галя не подражала ни в чем ни Юлии, ни другой актрисе. Это была настоящая Валентина — чистая, робкая, безумно влюбленная девочка.
На следующий вечер Галя сыграла Валентину, и эта роль принесла ей не только успех, но и дружбу некоторых актеров и актрис театра, которые знали, что с людьми, имеющими успех, оставаться в натянутых отношениях — себе дороже.
Наташа в этом же спектакле играла старшую сестру Валентины, неудачницу Женьку. Ее ввели в спектакль с двух-трех репетиций еще на гастролях в Ростове-на-Дону. И сразу в одной из ростовских газет местный театровед назвал Дорофееву украшением спектакля и предсказал ей большое будущее. «Когда Женька кричит:
«Уходи отсюда. Валентина, уходи!» — мороз идет по коже у зрителя, — писал он, — ощущение такое, что смертельно раненная душа срывает с себя бинты…»
После этого Наташа получила в театре прозвище «смертельно раненная душа», несмотря на неизменную улыбчивость, приветливость и доброту, с которой она относилась ко всем.
И только один человек на свете знал, насколько справедливо это ласково-насмешливое прозвище, — Катя Колесникова.
Глава 10
Однажды вечером Наташа, отыграв эпизодическую роль уличной певички в пьесе английского драматурга (спектакль еще не закончился), сидела у себя в гримерной в обществе Петьки и осторожно снимала с лица грим. Неожиданно в дверь громко постучали, и не успела она промолвить: «Войдите», как на пороге выросла богатырская фигура молодого блондина, который направлялся к ней с протянутой рукой:
— Саша Кудряшов, держу фишку на «птичке», будем знакомы, Наталья Дорофеева…
Наташа, увидев эту мощную фигуру в зеркале, повернулась в своем вертящемся кресле и осторожно пожала протянутую руку.
— Саша Кудряшов, держу фишку на «птичке», будем знакомы. — В следующее мгновение Петькина ручка исчезла в его лапе… — Кстати, а ты кто такой? Что-то я не видел твоей фотографии в фойе…
— Это мой сын, — пояснила Наташа.
— Сын? У тебя уже сын? А папа у вас есть? — беззастенчиво сыпал вопросами блондин.
— Папы нет, — спокойно ответила Наташа.
Посетители, поклонники для молодых актрис не были редкостью, и они не слишком робели перед ними.
— Понятно, — сказал богатырь. — Папа погиб, выполняя ответственное задание над Арктикой. Был летчиком.
— Нет, — засмеялась Наташа.
— То есть папа погиб, выполняя ответственное задание разведчика, — тут же поправил себя Саша Кудряшов.
— Мой папа — американец, — объяснил Петька. «Американцем» Виктора называла ироничная Катя, и Петька запомнил.
— Еще лучше! — возмутился Кудряшов. — Акула империализма. Мало им, что оттяпали у нас Аляску, они еще и строгают нашим девушкам детей. Но это ничего. Нас должно быть много. Как, говоришь, тебя зовут?
— Я еще ничего не говорил, — набычился Петька.
— Так скажи. Как твое имя? Надеюсь, не Джек?
— Петр, — буркнул Петька.
— Петр — это хорошо, — одобрил Кудряшов. — У меня был один знакомый царь, тоже Петр, головы рубил направо и налево, если что не по нем… Твоей маме я принес букетик. — И Саша не глядя положил на Наташин столик пять белых гвоздик, продетых в какой-то перстенек. — А поскольку про тебя ничего не знал, то подарю тебе, что бог послал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Уже стали наезжать «купцы» из других городов. Так называли режиссеров, присматривавших для своих театров молодежь.
Наташу «брали» Курск и Орел, но Москалев обещал показать ее режиссеру того театра, в котором работал сам, Целиковскому, и был уверен, что тот ее возьмет.
Так и получилось.
Теперь они работали в одном театре с Москалевым и Галей-беленькой, которую Целиковский взял по твердому настоянию Москалева. Дело в том, что Москалев после дипломных спектаклей женился на беленькой. Никто этого не ожидал. Даже самые проницательные умы на курсе проморгали завязку этого романа и его развитие. Галя всегда была такой тихой, такой блеклой, никому и в голову прийти не могло, что она все эти годы с упорством фанатиков-народовольцев ведет подкоп под Москалева.
После того как они поженились, всем стало понятно, что посиделкам на москалевскои кухне, откровениям, спонтанным праздникам, когда все выметалось из москалевского холодильника, пению под гитару пришел конец.
Несколько раз кое-кто из ребят, начавших работать в театрах неподалеку от Москвы, приезжал к Москалевым в гости, но все были приняты Галиной таким образом, что повторять свои визиты не решались.
В театре Галя сразу ощутила со всех сторон холод.
Во-первых, всем было известно, что ее взяли только ради Москалева.
Во-вторых, лирических героинь вроде Гали в театре было четыре.
В-третьих, она была совсем молода, а уже претендовала на главные роли.
Может, именно из-за той антипатии, которую сразу вызвала к себе Галя, весь театр, от осветителей до ведущих артистов, среди которых были звезды экрана, дружно полюбил Наташу и ее вечно путавшегося под ногами Петьку.
Впрочем, Галина не терялась. Она повела себя так, будто и не замечает прохладного к себе отношения. Она ни к кому не пыталась подольститься. Обычно начинающие артистки стараются завязать дружбу с ветеранами театра, с какими-нибудь старухами, свадебными генералами или артистами миманса.
Но Галя не стала добиваться дружбы стариков. Она не встревала в чужие разговоры, когда обсуждался спектакль на последнем прогоне, высказывала свое мнение только в том случае, если Целиковский требовал его от нее, не пила чай с молодыми преуспевающими драматургами и в гримерной на трех актрис заняла самое неудобное место, у окна, от которого дуло. Никогда не тетешкалась с Петькой, который очень быстро сделался всеобщим любимцем и пропадал то в костюмерном цехе, то у осветителей, то находил себе местечко и укладывался спать между декорациями, зато Наташа и Петька были единственными, кого она приглашала к себе в дом, делая это, впрочем, ради Москалева.
Но постепенно такое независимое и в то же время скромное положение принесло свои плоды.
А уж подлинный успех Гале принес случай — такой же, как у Ермоловой.
Одна из исполнительниц роли Валентины в спектакле по пьесе Рощина, Юлия Севостьянова, улетела на съемки, а другая неожиданно заболела.
Узнав об этом, Галя позвонила Целиковскому и попросила его, чтобы он посмотрел ее в любом отрывке. Она знала всю роль и, конечно, все мизансцены.
Целиковский посмотрел. Неожиданно для него самого Галя ему сильно понравилась. Он уже недоумевал, почему отнесся к ней с таким предубеждением, когда увидел ее в дипломных спектаклях. Галя не подражала ни в чем ни Юлии, ни другой актрисе. Это была настоящая Валентина — чистая, робкая, безумно влюбленная девочка.
На следующий вечер Галя сыграла Валентину, и эта роль принесла ей не только успех, но и дружбу некоторых актеров и актрис театра, которые знали, что с людьми, имеющими успех, оставаться в натянутых отношениях — себе дороже.
Наташа в этом же спектакле играла старшую сестру Валентины, неудачницу Женьку. Ее ввели в спектакль с двух-трех репетиций еще на гастролях в Ростове-на-Дону. И сразу в одной из ростовских газет местный театровед назвал Дорофееву украшением спектакля и предсказал ей большое будущее. «Когда Женька кричит:
«Уходи отсюда. Валентина, уходи!» — мороз идет по коже у зрителя, — писал он, — ощущение такое, что смертельно раненная душа срывает с себя бинты…»
После этого Наташа получила в театре прозвище «смертельно раненная душа», несмотря на неизменную улыбчивость, приветливость и доброту, с которой она относилась ко всем.
И только один человек на свете знал, насколько справедливо это ласково-насмешливое прозвище, — Катя Колесникова.
Глава 10
Однажды вечером Наташа, отыграв эпизодическую роль уличной певички в пьесе английского драматурга (спектакль еще не закончился), сидела у себя в гримерной в обществе Петьки и осторожно снимала с лица грим. Неожиданно в дверь громко постучали, и не успела она промолвить: «Войдите», как на пороге выросла богатырская фигура молодого блондина, который направлялся к ней с протянутой рукой:
— Саша Кудряшов, держу фишку на «птичке», будем знакомы, Наталья Дорофеева…
Наташа, увидев эту мощную фигуру в зеркале, повернулась в своем вертящемся кресле и осторожно пожала протянутую руку.
— Саша Кудряшов, держу фишку на «птичке», будем знакомы. — В следующее мгновение Петькина ручка исчезла в его лапе… — Кстати, а ты кто такой? Что-то я не видел твоей фотографии в фойе…
— Это мой сын, — пояснила Наташа.
— Сын? У тебя уже сын? А папа у вас есть? — беззастенчиво сыпал вопросами блондин.
— Папы нет, — спокойно ответила Наташа.
Посетители, поклонники для молодых актрис не были редкостью, и они не слишком робели перед ними.
— Понятно, — сказал богатырь. — Папа погиб, выполняя ответственное задание над Арктикой. Был летчиком.
— Нет, — засмеялась Наташа.
— То есть папа погиб, выполняя ответственное задание разведчика, — тут же поправил себя Саша Кудряшов.
— Мой папа — американец, — объяснил Петька. «Американцем» Виктора называла ироничная Катя, и Петька запомнил.
— Еще лучше! — возмутился Кудряшов. — Акула империализма. Мало им, что оттяпали у нас Аляску, они еще и строгают нашим девушкам детей. Но это ничего. Нас должно быть много. Как, говоришь, тебя зовут?
— Я еще ничего не говорил, — набычился Петька.
— Так скажи. Как твое имя? Надеюсь, не Джек?
— Петр, — буркнул Петька.
— Петр — это хорошо, — одобрил Кудряшов. — У меня был один знакомый царь, тоже Петр, головы рубил направо и налево, если что не по нем… Твоей маме я принес букетик. — И Саша не глядя положил на Наташин столик пять белых гвоздик, продетых в какой-то перстенек. — А поскольку про тебя ничего не знал, то подарю тебе, что бог послал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61