Он проведет вечер один, с мыслями об Энн Салливан…
Утром зазвонил телефон. Энн сняла трубку. Звонил ее брат.
– Привет. Как дела? – Джон считал сдержанный суховатый тон самым правильным при общении с сестрой. Так ему казалось легче держать ее на расстоянии и не позволить «цепляться» за него. Его голос на мгновение пробудил в Энн желание рассказать ему о своем одиночестве, о том, как ей грустно и тяжело без папы. Кажется, кому еще расскажешь, каково у тебя на душе, как не родному брату? Но она сделала над собой усилие и сдержалась. Еще раз услышать все то, что сказал ей Джон на следующий день после похорон? Нет, она не в силах. Она должна удержаться от излияний, тем более что Джон, не дожидаясь ответа на свой вопрос, спросил дальше:
– Мистер Катерленд говорил с тобой насчет работы? Кажется, он хотел предложить тебе поехать на раскопки.
– Я отказалась, – ответила Энн, заранее готовясь к тому, что сейчас услышит поток упреков. Разве объяснишь Джону, который воздвиг между ними преграду, что раскопки без папы сделались для нее невыносимы. Она оказалась права.
– Ты упустила прекрасный шанс из пустого каприза, – процедил он. – На что ты, собственно говоря, рассчитываешь? Я не могу тебя содержать. И с работой помочь не смогу, у нас в фирме служат исключительно люди с образованием. Да ты никогда в жизни и не работала по-настоящему.
– Ты уверен, что нам обязательно разговаривать в таком тоне? – спросила Энн, у которой от обиды задрожали губы.
– Я хочу только, чтобы ты почувствовала себя взрослым человеком, – назидательно произнес Джон. – Тебе тяжело сидеть дома, но ты даже пальцем не хочешь шевельнуть, чтобы исправить положение…
Я полагала, что могу рассчитывать на помощь своего брата, хотела сказать Энн, но не сказала.
– Не волнуйся, Джон. Я не претендую на твою помощь. Не считай, что обязан помогать мне, если у тебя нет такого желания.
– Помочь тебе – это заставить понять, что к прежней жизни возврата не будет, – снова завел Джон. – Я помогаю уже тем, что пытаюсь продать Лорел-Лодж, но ты сама знаешь, как мало шансов.
– А может быть, попробовать отремонтировать его? Неужели плохо, если он останется нашим, перейдет к твоим детям?
– Чушь. Моим детям не нужна такая развалина. Романтические воспоминания их детства связаны с другими местами, – отрезал он. – Кстати, где ты собираешься встречать Рождество?
Этот вопрос застал Энн врасплох. Она полагала, что уж Рождество-то проведет вместе с Джоном. На этот праздник они всегда собирались все вместе, сколько Энн помнила себя. Разве могло быть как-то иначе? Она так и сказала Джону. И в ответ услышала:
– Видишь ли, мы решили всей семьей – я имею в виду Лили, себя и детей – поехать в Швейцарию на праздники. Дети очень увлеклись горными лыжами, а Лили нужен чистый горный воздух, чтобы успокоить нервы. Я хотел предложить тебе поехать к тете Мириам, если у тебя нет других планов.
Энн потрясенно молчала. Конечно же, Джон понимает, что у нее нет «других планов». И предложить ей поехать к тете Мириам, которая всем знакомым высказывала неодобрение в папин адрес! Он прекрасно знает, что с тетей Мириам у Энн никогда не было теплых отношений. У нее заныло сердце. Как легко Джон разрывает семейные узы, как безжалостно дает понять ей об этом. Лучше закончить этот разговор поскорее, не то она расплачется прямо в телефонную трубку.
– Я подумаю над твоими словами, Джон, – сказала она чужим, замороженным голосом. – Извини, я спешу.
Она повесила трубку, подхватила на руки Глостера, который на протяжении всего разговора сидел у ее ног и не сводил глаз с хозяйки.
– А почему бы нам и не встретить Рождество вдвоем? Это будет даже интересно. Мы пойдем бродить по нарядным улицам, может быть снова пойдет снег, как в прошлом году…
Она тяжело вздохнула. Лежавшая на сердце тяжесть уже стала привычной. Избавится ли она от нее когда-либо? И что для этого должно произойти? Энн не представляла.
Вчера ей позвонила миссис Катерленд и позвала ее пройтись вместе по магазинам. Энн всегда симпатизировала этой женщине. Нора Катерленд, пятидесятилетняя подвижная дама с коротко стриженными седыми волосами, когда-то училась в театральном колледже, но так и не стала актрисой, вышла замуж за археолога и разъезжала с ним вместе по раскопкам.
Они договорились встретиться у Мраморной арки. Миссис Катерленд пришла раньше. Она взяла Энн под руку и повела к автобусной остановке. Проехав несколько остановок, они вышли на Оксфорд-стрит и дальше двинулись пешком, заходя в магазины. В одном из них миссис Катерленд приобрела мужу на Рождество галстук.
– Джек их терпеть не может, – посетовала она. – Собрались недавно в гости, а галстука приличного нет. Привык ходить в свитерах и вельветовых брюках, больше ему ничего не надо.
В бутике «Шелк и кашемир» миссис Катерленд приобрела теплый пуловер для себя и, заметив, что Энн рассматривает хорошенький джемпер цвета розовых камелий, уговорила ее принять эту вещь от нее в подарок на Рождество.
– Он тебе необычайно к лицу, Энн, – сказала она. – Этот цвет подчеркнет золотистый оттенок твоих глаз.
Энн была ей необычайно признательна и сразу стала прикидывать, какой она, в свою очередь, сможет позволить себе ответный подарок. Слова о золотистом оттенке глаз ее несколько удивили. Энн считала свои глаза самыми заурядными, карими.
Накупив еще кучу всяких мелочей, миссис Катерленд предложила зайти в кафе. Когда они разместились за столиком, Нора Катерленд достала пачку сигарет и с наслаждением закурила. Эта привычка сохранилась у нее со времен колледжа, хотя муж ее никогда в жизни не курил.
– А ты еще дымить не пристрастилась?
– Нет. Но думаю, может быть, стоит начать? – пробормотала Энн.
– Думаю, не стоит. Что ты поделываешь целыми днями? – спросила пожилая дама.
– Навожу справки насчет работы, просматриваю объявления. Но ничего не подворачивается, – вздохнула Энн.
– Извини, если вопрос покажется тебе нескромным… – Нора стряхнула пепел в мраморную пепельницу и подняла на Энн светло-серые, выпуклые глаза. – У тебя есть поклонник?
– Нет, – пожала плечами Энн.
Ее жизнь складывалась так, что вокруг нее было мало молодых мужчин. Правда, два года назад к папе несколько раз наведывался молодой человек, аспирант с кафедры истории, консультировался по поводу диссертации. Это был швед, учившийся в Англии, высокий, светловолосый, очень молчаливый. Однажды он пригласил Энн в театр, затем еще и еще. На четвертый раз Энн поблагодарила и отказалась.
Как-то вечером, когда она сидела с книгой в уютном кресле, а папа – напротив нее, с вечерней газетой, он внезапно спросил:
– Что, котенок, наш шведский друг не имел у тебя большого успеха?
– Я сказала ему, что предпочитаю проводить вечера дома, – сказала Энн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Утром зазвонил телефон. Энн сняла трубку. Звонил ее брат.
– Привет. Как дела? – Джон считал сдержанный суховатый тон самым правильным при общении с сестрой. Так ему казалось легче держать ее на расстоянии и не позволить «цепляться» за него. Его голос на мгновение пробудил в Энн желание рассказать ему о своем одиночестве, о том, как ей грустно и тяжело без папы. Кажется, кому еще расскажешь, каково у тебя на душе, как не родному брату? Но она сделала над собой усилие и сдержалась. Еще раз услышать все то, что сказал ей Джон на следующий день после похорон? Нет, она не в силах. Она должна удержаться от излияний, тем более что Джон, не дожидаясь ответа на свой вопрос, спросил дальше:
– Мистер Катерленд говорил с тобой насчет работы? Кажется, он хотел предложить тебе поехать на раскопки.
– Я отказалась, – ответила Энн, заранее готовясь к тому, что сейчас услышит поток упреков. Разве объяснишь Джону, который воздвиг между ними преграду, что раскопки без папы сделались для нее невыносимы. Она оказалась права.
– Ты упустила прекрасный шанс из пустого каприза, – процедил он. – На что ты, собственно говоря, рассчитываешь? Я не могу тебя содержать. И с работой помочь не смогу, у нас в фирме служат исключительно люди с образованием. Да ты никогда в жизни и не работала по-настоящему.
– Ты уверен, что нам обязательно разговаривать в таком тоне? – спросила Энн, у которой от обиды задрожали губы.
– Я хочу только, чтобы ты почувствовала себя взрослым человеком, – назидательно произнес Джон. – Тебе тяжело сидеть дома, но ты даже пальцем не хочешь шевельнуть, чтобы исправить положение…
Я полагала, что могу рассчитывать на помощь своего брата, хотела сказать Энн, но не сказала.
– Не волнуйся, Джон. Я не претендую на твою помощь. Не считай, что обязан помогать мне, если у тебя нет такого желания.
– Помочь тебе – это заставить понять, что к прежней жизни возврата не будет, – снова завел Джон. – Я помогаю уже тем, что пытаюсь продать Лорел-Лодж, но ты сама знаешь, как мало шансов.
– А может быть, попробовать отремонтировать его? Неужели плохо, если он останется нашим, перейдет к твоим детям?
– Чушь. Моим детям не нужна такая развалина. Романтические воспоминания их детства связаны с другими местами, – отрезал он. – Кстати, где ты собираешься встречать Рождество?
Этот вопрос застал Энн врасплох. Она полагала, что уж Рождество-то проведет вместе с Джоном. На этот праздник они всегда собирались все вместе, сколько Энн помнила себя. Разве могло быть как-то иначе? Она так и сказала Джону. И в ответ услышала:
– Видишь ли, мы решили всей семьей – я имею в виду Лили, себя и детей – поехать в Швейцарию на праздники. Дети очень увлеклись горными лыжами, а Лили нужен чистый горный воздух, чтобы успокоить нервы. Я хотел предложить тебе поехать к тете Мириам, если у тебя нет других планов.
Энн потрясенно молчала. Конечно же, Джон понимает, что у нее нет «других планов». И предложить ей поехать к тете Мириам, которая всем знакомым высказывала неодобрение в папин адрес! Он прекрасно знает, что с тетей Мириам у Энн никогда не было теплых отношений. У нее заныло сердце. Как легко Джон разрывает семейные узы, как безжалостно дает понять ей об этом. Лучше закончить этот разговор поскорее, не то она расплачется прямо в телефонную трубку.
– Я подумаю над твоими словами, Джон, – сказала она чужим, замороженным голосом. – Извини, я спешу.
Она повесила трубку, подхватила на руки Глостера, который на протяжении всего разговора сидел у ее ног и не сводил глаз с хозяйки.
– А почему бы нам и не встретить Рождество вдвоем? Это будет даже интересно. Мы пойдем бродить по нарядным улицам, может быть снова пойдет снег, как в прошлом году…
Она тяжело вздохнула. Лежавшая на сердце тяжесть уже стала привычной. Избавится ли она от нее когда-либо? И что для этого должно произойти? Энн не представляла.
Вчера ей позвонила миссис Катерленд и позвала ее пройтись вместе по магазинам. Энн всегда симпатизировала этой женщине. Нора Катерленд, пятидесятилетняя подвижная дама с коротко стриженными седыми волосами, когда-то училась в театральном колледже, но так и не стала актрисой, вышла замуж за археолога и разъезжала с ним вместе по раскопкам.
Они договорились встретиться у Мраморной арки. Миссис Катерленд пришла раньше. Она взяла Энн под руку и повела к автобусной остановке. Проехав несколько остановок, они вышли на Оксфорд-стрит и дальше двинулись пешком, заходя в магазины. В одном из них миссис Катерленд приобрела мужу на Рождество галстук.
– Джек их терпеть не может, – посетовала она. – Собрались недавно в гости, а галстука приличного нет. Привык ходить в свитерах и вельветовых брюках, больше ему ничего не надо.
В бутике «Шелк и кашемир» миссис Катерленд приобрела теплый пуловер для себя и, заметив, что Энн рассматривает хорошенький джемпер цвета розовых камелий, уговорила ее принять эту вещь от нее в подарок на Рождество.
– Он тебе необычайно к лицу, Энн, – сказала она. – Этот цвет подчеркнет золотистый оттенок твоих глаз.
Энн была ей необычайно признательна и сразу стала прикидывать, какой она, в свою очередь, сможет позволить себе ответный подарок. Слова о золотистом оттенке глаз ее несколько удивили. Энн считала свои глаза самыми заурядными, карими.
Накупив еще кучу всяких мелочей, миссис Катерленд предложила зайти в кафе. Когда они разместились за столиком, Нора Катерленд достала пачку сигарет и с наслаждением закурила. Эта привычка сохранилась у нее со времен колледжа, хотя муж ее никогда в жизни не курил.
– А ты еще дымить не пристрастилась?
– Нет. Но думаю, может быть, стоит начать? – пробормотала Энн.
– Думаю, не стоит. Что ты поделываешь целыми днями? – спросила пожилая дама.
– Навожу справки насчет работы, просматриваю объявления. Но ничего не подворачивается, – вздохнула Энн.
– Извини, если вопрос покажется тебе нескромным… – Нора стряхнула пепел в мраморную пепельницу и подняла на Энн светло-серые, выпуклые глаза. – У тебя есть поклонник?
– Нет, – пожала плечами Энн.
Ее жизнь складывалась так, что вокруг нее было мало молодых мужчин. Правда, два года назад к папе несколько раз наведывался молодой человек, аспирант с кафедры истории, консультировался по поводу диссертации. Это был швед, учившийся в Англии, высокий, светловолосый, очень молчаливый. Однажды он пригласил Энн в театр, затем еще и еще. На четвертый раз Энн поблагодарила и отказалась.
Как-то вечером, когда она сидела с книгой в уютном кресле, а папа – напротив нее, с вечерней газетой, он внезапно спросил:
– Что, котенок, наш шведский друг не имел у тебя большого успеха?
– Я сказала ему, что предпочитаю проводить вечера дома, – сказала Энн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44