Но не только это, конечно же, кинуло меня в крепкие большевистские объятия лимоновцев. Провинциал-полукровка, недоделанный интеллектуал-самоучка с непомерными амбициями и с такой же дикой неуверенностью в себе; рефлексирующий и одновременно заносчивый плейбой из захолустья, выродок совковой золотой молодежи; здесь, в гребаной Москве, лежа с бухой, уколовшейся Богом, 18-летней нацболкой-проституткой, мечтающей о горячем обеде, высшем филологическом образовании и мировой революции, здесь, на хате каких-то пробитых хакеров, ночи напролет взламывающих пароли буржуйских фирм и банков, я впервые на полном серьезе задумался: куда тебе теперь?
Куда теперь, собственно, тебе, такому красивому да умному, двигаться? Влево, вправо, прямо по центру? Но левые были теми же правыми, только очень левыми. А правые в своих планах были левее левых плюс американизация всей страны. Все врали, цветасто, горячо, грамотно. Но и их, лево-правых, всегда и неизменно побеждала бессмертная «партия чиновников-бюрократов». Остается только удивляться, откуда сегодня в нашей жизни всплыло столько дерьма? Россия, да ты засранка, что ли? Или это дерьмо тебе откуда-то подбросили?
Здесь, в «сердце родины», я очень сильно, не по-детски, затосковал по честным и прямым людям, по простым и мужественным словам, по конкретным и справедливым делам, без интеллигентских «ужимок и прыжков». Когда теперь я вспоминаю о Московии, я помню себя только отражением в окнах электропоезда в метро. Одним из миллионов подобных же отражений.
«Живи себе навстречу!» – вспомнил я тогда Макса Пигмалиона и пошел искать себя на неведомых дорожках, где еще встречаются следы невиданных зверей.
Так я оказался в московской банде нацболов.
В то же время я регулярно звонил домой и врал родителям, что экзамены сдаю/сдал успешно, что остался/не остался последний экзамен и что мне нужны деньги для того, чтобы снимать квартиру (так как в общаге совершенно нет условий для занятий) и для нормального питания (так как в студенческой тошниловке можно только заработать себе гастрит и/или язву).
Чуть позже я врал им, что уже начались занятия, какие у нас предметы и прочее.
Иногда они сами спрашивали меня, не нужны ли мне деньги? Я не отказывался. Жизнь в Москве начала быстро дорожать.
А самым значительным событием этого периода моей жизни, о котором я вспоминаю с теплотой и нежностью, стало вот что.
РЕВОЛЮЦИОНЕР —
ЭТО ПОКОЙНИК В ОТПУСКЕ!
Мне есть чем похвастаться перед будущими внуками (если они у меня, конечно же, будут). Ведь я участвовал в знаменитой драке нацболов с охраной посольства США в Москве во время ноябрьской демонстрации 199… года.
Охранники были черные, нигеры. На ломаном английском мы пытались объяснить им, что выступаем за равноправие всех народов, несмотря на их цвет кожи. Мы предлагали им послать в жопу своих капиталистов и вновь поднять «черную» волну протеста. Тем более что у них есть боевое оружие.
Негры в ответ на наши пламенные речи попытались отделать нас дубинками. Тогда и началась настоящая Куликовская сеча. Нам отступать было некуда, за нами – Москва.
Я изловчился и хорошим ударом арматурины по голове повалил двухметрового нигера на землю. Остальные блэки удрали за ворота посольства и стали звать подмогу по своим сраным рациям.
Но прежде чем к ним прибежала подмога, мы успели немного попинать продавшегося белым черномазого. И спокойно разошлись по домам. Тут-то нас и сцапали менты.
Участников махаловки раскидали по разным КПЗ. А я, как самый залупистый, угодил в Бутырку.

«НОВАЯ ЛИМОНКА»,№ 31 за 199… год:
«БОйТеСЬ, АМЕриКАНSКИе СукИ,
PySSKИE Идут!»
«Наша газета уже писала о том, что в Бутырской тюрьме томится молодой русский поэт Глеб Н. Он по-мужски, по-русски поставил на место чернокожего американского хама, решившего, что ему все можно на Русской земле, и за это был брошен за решетку. Оккупационный режим вновь показал русским, что они у себя дома – изгои.
Наша предыдущая публикация попала в цель: следователь Мыцыков, ведущий дело Глеба Н., звонил в редакцию и раздраженно спрашивал, откуда нам известен его телефон, который мы опубликовали. Вновь призываем русских людей проявить участие к судьбе Глеба Н. и побеспокоить следователя Мыцыкова. Его телефон: 244-65-26.
Мы требуем защитить Глеба Н. от произвола властей, которые предъявили ему обвинение по статье 282, пункт 2 УК РФ – расизм, срок до пяти лет.
Еще раз напоминаем суть дела. 7 ноября 199… года между Глебом Н. и охранником американского посольства негром Джефферсоном произошел конфликт, причину которого каждая сторона истолковывает по-своему, так как свидетелей практически не было (если не считать нескольких сотен человек из числа прохожих и зевак. – Прим. следователя Мыцыкова), но в итоге побитого охранника американская сторона отозвала в США, а Глеба Н., молодого крепкого русского парня, теперь хотят заживо сгноить в Бутырской тюрьме. За три месяца, проведенные там в нечеловеческих условиях, у него появилось рожистое воспаление ног, мокрая экзема на руках. Его не лечат.
В камере 70 человек, спят в три смены. Русский патриот Глеб Н. уже четвертый месяц спит днем. Там, в этом кровавом месте, Глеба Н. дважды жестоко избивала милиция. Последний случай, о котором мы знаем, произошел неделю назад.
Дело было так. Глеба вызвали из камеры милиционеры – их было трое – и, погоняя пинками и дубинками, заставили убираться в ментовском туалете. Причем мыть пол и унитаз ему приказали зубной щеткой. А когда он попросил нормальную половую тряпку, охранники расценили это как отказ делать уборку и жестоко избили дубинками, называя врагом народа, краснопузым и русским фашистом. Потом отвели его в камеру и сказали смотрящему, что если сокамерники не окажут на Глеба давление, то вся камера будет подвергнута террору.
В угоду американцам жидовская пресса типа „Комсомольской правды", „МК", „АиФ" пишет о русском „фашизме", обзывая Глеба Н. балбесом, укушенным в голову и т. п. Мы подозреваем, что конфликт 7 ноября был спровоцирован властями и столичной жидовской прессой.
Мы надеемся, что в нашей стране достаточно людей, которым небезразлична судьба Глеба Н., преданного своей родине и преданного своей родиной. Давайте вместе защитим Глеба, чтобы он вышел на свободу живым и здоровым…»

Моего отца вызвали в Москву официальной повесткой. Не знаю, сколько бабок выложил он ментам, юристам и адвокату, но дней через десять после его приезда меня под залог выпустили на свободу.
Ни в момент освобождения, ни в аэропорту, ни в самолете, ни по приезде домой отец не проронил ни слова.
Только поздно вечером, после семейного ужина, уходя в свой кабинет, он четко произнес, не глядя в мою сторону:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67