… Она даже не думала, что у нее такая гладкая и нежная кожа.
— Чего бы тебе сейчас хотелось? — он говорил очень тихо. — Я сделаю для тебя все…
Она это знала. Ведь ей удалось стать неотразимой.
Его тело оказалось в точности таким, каким она себе представляла — мускулистым, золотистым от загара. И она ощущала жар желания, исходящий от него — непреодолимого, безумного… Он хотел ее!
Он вдруг прижался теплым влажным ртом к тончайшей ткани ее трусиков — она ощущала теплоту его дыхания… Стремительным движением она освободилась от них — и снова это горячее и влажное прикосновение…
До сих пор интимная жизнь казалась Дженни темной дорожкой, извилистой и утомительной, то, что ждало в конце, не стоило тягот путешествия. Но это… словно полет, словно парение в невесомости вдоль серебряного лунного луча — в точности так, как рисовалось в ее фантазиях, а в конце — внезапная яркая вспышка…
До сих пор в ее жизни ничего подобного не было. Она задыхалась, хватая ртом воздух — и смеялась.
…Да, она выпила яд, но парень того не стоил. Но теперь приняла противоядие. Она свободна и не одна. И не та, что прежде. Не сорванец с косичками и неуклюжими сэндвичами, не пария из трущоб в немодной блузке…
Алек приподнялся на локте, глядя на нее сверху вниз. Рубашки на нем давно не было, но он так и не снял брюк. Дженни нежно провела ладонью по его руке.
— Ты сейчас скажешь: «Я же тебе говорил», но мне все равно. То, что случилось, так много для меня значит.
— Для меня это значит куда больше.
— О чем ты говоришь? — Дженни рассмеялась. — А как же ты?..
Она толкнула Алека на постель. Легким и стремительным движением прильнула к нему, обхватив его бедрами. Какая мягкая ткань его брюк, как ласкает кожу…
На ней все еще была разорванная рубашка, ворот распахнут, а руки с нежными, но крепкими мускулами обнажены. На груди — как раз на сосках — темнели два кружочка, следы поцелуев Алека. Он протянул руки и накрыл их теплыми ладонями, потом передвинул руки чуть повыше — и она ощутила биение его пульса…
— О чем я говорю? Я люблю тебя. Все, что ты делаешь, все, что говоришь, все, что с тобой происходит, значит для меня бесконечно много — потому что я люблю тебя.
Она впервые поверила ему. Алек действительно любит ее. Он не слепец, не обманывает себя и не грезит наяву. Он ЛЮБИТ.
…Какой сказочный дар! Чем отблагодарить его? Ее рука скользнула вниз и начала расстегивать ремень брюк. Но Алек остановил ее.
— Что с тобой? — спросила она. — Разве ты не хочешь продолжения?
— Нет. Пока ты не полюбишь меня — нет, Дженни.
13
Алек открыл глаза. Рассвело… Какая-то комната с окнами, занавешенными портьерами в голубую полоску… Где он? Ах, да, у Дженни. И эта напряженность во всем теле, даже в полусне не покидавшая его. Тяжесть неудовлетворенного желания… он вспомнил все.
Но Дженни рядом не было. Он ощутил ее отсутствие немедленно, инстинктивно. Рывком приподнялся, ища ее глазами. Господи, только бы не ушла!
…Она спала в белом плетеном кресле, свернувшись калачиком, словно ребенок. Между колен зажата упаковка бумажных носовых платков. Она выбралась из постели, чтобы поплакать.
Должно быть, она проснулась — и в свете занимающегося нового утра вчерашняя уверенность в себе оставила ее…
Каково было ей проснуться в собственном доме в комнате для гостей? Кем он показался ей в тот момент? Наверное, она села в постели и долго смотрела на него, безмятежно спящего и, в общем-то, чужого. Но ведь она не скрылась в свою спальню —плакать в окружении привычных и знакомых вещей. Там слишком многое напоминает о былом. И ей легче вынести присутствие постороннего человека, чем эти воспоминания. Воспоминания о Брайане…
Пол у кресла был завален книгами, и ему пришлось сдвинуть их, чтобы опуститься на колени перед ней. Она была в той же разорванной рубашке, от сонного дыхания ткань на груди поднималась и опускалась. Она прижалась щекой к плетеному подлокотнику — когда она проснется, на щеке останется красная отметина.
Дженни шевельнулась. Ему мучительно захотелось взять ее на руки, перенести на кровать, успокоить. Но она все еще сжимала в руке скомканный носовой платок и, даже спящая, казалась очень одинокой, — несчастной, полной воспоминаний о другом.
«Он того не стоит» . Нежно, осторожно Алек забрал у нее платок. Почему она связала свою жизнь с недостойным ее человеком? «Я здесь, Дженни… И если ты полюбишь меня…»
Он отвернулся, чтобы бросить скомканную бумажку в корзинку для мусора. Автоматически взглянул на часы.
Двадцать пять минут восьмого. Боже праведный! Репетиция началась десять минут назад. Неужели так поздно? Он не проспал ни разу в жизни! Алек быстро и бесшумно оделся. Побриться и принять душ можно и в студии.
Он снова опустился на колени возле Дженни. Нежно коснулся руки. Не мог он уйти не прощаясь! Он ласково погладил ее и шепотом позвал:
— Дженни…
Ресницы вздрогнули. Мгновение она глядела на него затуманенными глазами. Она тоже не сразу поняла, где находится. Алек чувствовал это так же ясно, как если бы это происходило с ним. Он словно физически ощутил, как с пробуждением на нее вновь наваливается тяжкое бремя, сокрушая ее, ломая, придавливая к земле…
— Уже почти полвосьмого, мне пора. — Не было смысла извиняться и что-то объяснять. Если он не появится на работе, ей тут же позвонят из студии: «Бросай все! Алек не пришел. Надо срочно переписать сценарий сегодняшней серии! Немедленно!» Самое лучшее, что он может для нее сделать — бегом бежать в студию. — Должно быть, они уже начали.
— Они…
Алек понял, что кроме горя, на нее наваливается ужас. Каково ей будет появиться в студии, ловить сочувственные взгляды…
Это будет тяжко. Но Алек не собирался успокаивать ее лживыми словами. Он сам прошел через такое, работая в «Аспиде» — день за днем, приходя на работу, слыша, как шепчутся за спиной те, кто тайком радуется чужой боли.
— Сегодня понедельник. — Только этим он мог ее утешить. — По понедельникам ты всегда дома. Не меняй своих правил. Не появляйся до завтра в студии. А я вернусь, как только закончу…
— У меня все будет в порядке.
— Я знаю, — именно это ей нужно было сейчас услышать. — Но все равно не приходи, не создавай себе липших проблем…
Пора было идти. Время шло.
— Я смогу выйти из дома?
Он вспомнил, как вчера вечером Брайан, уходя, запирал дверь.
— Нет, — Дженни провела ладонью по лицу, потом пригладила всклокоченные волосы, пытаясь окончательно пробудиться. — Нужен ключ — Брайан говорит, что мы всегда должны… — она осеклась, вспомнив, что это «мы» сейчас неуместно. — Просто захлопни дверь.
Ей больше не было дела до порядков, заведенных Брайаном.
Брайан вычеркнут из ее жизни. Алек ощутил торжество, смешанное с горечью и грустью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
— Чего бы тебе сейчас хотелось? — он говорил очень тихо. — Я сделаю для тебя все…
Она это знала. Ведь ей удалось стать неотразимой.
Его тело оказалось в точности таким, каким она себе представляла — мускулистым, золотистым от загара. И она ощущала жар желания, исходящий от него — непреодолимого, безумного… Он хотел ее!
Он вдруг прижался теплым влажным ртом к тончайшей ткани ее трусиков — она ощущала теплоту его дыхания… Стремительным движением она освободилась от них — и снова это горячее и влажное прикосновение…
До сих пор интимная жизнь казалась Дженни темной дорожкой, извилистой и утомительной, то, что ждало в конце, не стоило тягот путешествия. Но это… словно полет, словно парение в невесомости вдоль серебряного лунного луча — в точности так, как рисовалось в ее фантазиях, а в конце — внезапная яркая вспышка…
До сих пор в ее жизни ничего подобного не было. Она задыхалась, хватая ртом воздух — и смеялась.
…Да, она выпила яд, но парень того не стоил. Но теперь приняла противоядие. Она свободна и не одна. И не та, что прежде. Не сорванец с косичками и неуклюжими сэндвичами, не пария из трущоб в немодной блузке…
Алек приподнялся на локте, глядя на нее сверху вниз. Рубашки на нем давно не было, но он так и не снял брюк. Дженни нежно провела ладонью по его руке.
— Ты сейчас скажешь: «Я же тебе говорил», но мне все равно. То, что случилось, так много для меня значит.
— Для меня это значит куда больше.
— О чем ты говоришь? — Дженни рассмеялась. — А как же ты?..
Она толкнула Алека на постель. Легким и стремительным движением прильнула к нему, обхватив его бедрами. Какая мягкая ткань его брюк, как ласкает кожу…
На ней все еще была разорванная рубашка, ворот распахнут, а руки с нежными, но крепкими мускулами обнажены. На груди — как раз на сосках — темнели два кружочка, следы поцелуев Алека. Он протянул руки и накрыл их теплыми ладонями, потом передвинул руки чуть повыше — и она ощутила биение его пульса…
— О чем я говорю? Я люблю тебя. Все, что ты делаешь, все, что говоришь, все, что с тобой происходит, значит для меня бесконечно много — потому что я люблю тебя.
Она впервые поверила ему. Алек действительно любит ее. Он не слепец, не обманывает себя и не грезит наяву. Он ЛЮБИТ.
…Какой сказочный дар! Чем отблагодарить его? Ее рука скользнула вниз и начала расстегивать ремень брюк. Но Алек остановил ее.
— Что с тобой? — спросила она. — Разве ты не хочешь продолжения?
— Нет. Пока ты не полюбишь меня — нет, Дженни.
13
Алек открыл глаза. Рассвело… Какая-то комната с окнами, занавешенными портьерами в голубую полоску… Где он? Ах, да, у Дженни. И эта напряженность во всем теле, даже в полусне не покидавшая его. Тяжесть неудовлетворенного желания… он вспомнил все.
Но Дженни рядом не было. Он ощутил ее отсутствие немедленно, инстинктивно. Рывком приподнялся, ища ее глазами. Господи, только бы не ушла!
…Она спала в белом плетеном кресле, свернувшись калачиком, словно ребенок. Между колен зажата упаковка бумажных носовых платков. Она выбралась из постели, чтобы поплакать.
Должно быть, она проснулась — и в свете занимающегося нового утра вчерашняя уверенность в себе оставила ее…
Каково было ей проснуться в собственном доме в комнате для гостей? Кем он показался ей в тот момент? Наверное, она села в постели и долго смотрела на него, безмятежно спящего и, в общем-то, чужого. Но ведь она не скрылась в свою спальню —плакать в окружении привычных и знакомых вещей. Там слишком многое напоминает о былом. И ей легче вынести присутствие постороннего человека, чем эти воспоминания. Воспоминания о Брайане…
Пол у кресла был завален книгами, и ему пришлось сдвинуть их, чтобы опуститься на колени перед ней. Она была в той же разорванной рубашке, от сонного дыхания ткань на груди поднималась и опускалась. Она прижалась щекой к плетеному подлокотнику — когда она проснется, на щеке останется красная отметина.
Дженни шевельнулась. Ему мучительно захотелось взять ее на руки, перенести на кровать, успокоить. Но она все еще сжимала в руке скомканный носовой платок и, даже спящая, казалась очень одинокой, — несчастной, полной воспоминаний о другом.
«Он того не стоит» . Нежно, осторожно Алек забрал у нее платок. Почему она связала свою жизнь с недостойным ее человеком? «Я здесь, Дженни… И если ты полюбишь меня…»
Он отвернулся, чтобы бросить скомканную бумажку в корзинку для мусора. Автоматически взглянул на часы.
Двадцать пять минут восьмого. Боже праведный! Репетиция началась десять минут назад. Неужели так поздно? Он не проспал ни разу в жизни! Алек быстро и бесшумно оделся. Побриться и принять душ можно и в студии.
Он снова опустился на колени возле Дженни. Нежно коснулся руки. Не мог он уйти не прощаясь! Он ласково погладил ее и шепотом позвал:
— Дженни…
Ресницы вздрогнули. Мгновение она глядела на него затуманенными глазами. Она тоже не сразу поняла, где находится. Алек чувствовал это так же ясно, как если бы это происходило с ним. Он словно физически ощутил, как с пробуждением на нее вновь наваливается тяжкое бремя, сокрушая ее, ломая, придавливая к земле…
— Уже почти полвосьмого, мне пора. — Не было смысла извиняться и что-то объяснять. Если он не появится на работе, ей тут же позвонят из студии: «Бросай все! Алек не пришел. Надо срочно переписать сценарий сегодняшней серии! Немедленно!» Самое лучшее, что он может для нее сделать — бегом бежать в студию. — Должно быть, они уже начали.
— Они…
Алек понял, что кроме горя, на нее наваливается ужас. Каково ей будет появиться в студии, ловить сочувственные взгляды…
Это будет тяжко. Но Алек не собирался успокаивать ее лживыми словами. Он сам прошел через такое, работая в «Аспиде» — день за днем, приходя на работу, слыша, как шепчутся за спиной те, кто тайком радуется чужой боли.
— Сегодня понедельник. — Только этим он мог ее утешить. — По понедельникам ты всегда дома. Не меняй своих правил. Не появляйся до завтра в студии. А я вернусь, как только закончу…
— У меня все будет в порядке.
— Я знаю, — именно это ей нужно было сейчас услышать. — Но все равно не приходи, не создавай себе липших проблем…
Пора было идти. Время шло.
— Я смогу выйти из дома?
Он вспомнил, как вчера вечером Брайан, уходя, запирал дверь.
— Нет, — Дженни провела ладонью по лицу, потом пригладила всклокоченные волосы, пытаясь окончательно пробудиться. — Нужен ключ — Брайан говорит, что мы всегда должны… — она осеклась, вспомнив, что это «мы» сейчас неуместно. — Просто захлопни дверь.
Ей больше не было дела до порядков, заведенных Брайаном.
Брайан вычеркнут из ее жизни. Алек ощутил торжество, смешанное с горечью и грустью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72