- Опять за свое! - оборвала нас Яна. - Витюша, разворачивайся,
полетели обратно.
Витюшей она меня не называла давненько и слышать это было приятно. Но
возвращаться в Торию с компанией в мои планы не входило.
- Зачем же? Ведь почти прилетели. Вас высажу, а сам быстренько
смотаю.
- Ты нас потом не найдешь. На Острове нельзя пользоваться фонами.
Всю дорогу до Острова Яна упорно о чем-то думала. Это было видно по
глазам. По огромным зеленым глазищам, в которых легко читались перемены
настроения. Я в них много прочел за последнюю неделю. Хорошей девушкой
была Яна и нам было хорошо вместе. Но такой я ее еще не видел. Притихшей,
молчаливо сосредоточенной, грустной.
- Ладно, - сказал я. - Не потеряемся. Давай договоримся, где
встретимся.
Машину я посадил в прибрежной зоне. Дальше ни флаеры, ни людей без
пропусков не пускали. Высадив Арнольда с Яной, я набрал высоту, разогнался
хорошенько и, включив пилот-прибор, откинулся на спинку сидения.
Две недели я жил на Лабе. Мишель, первое время меня развлекавший,
встретил старых друзей и зачастил в гости, а потом и вовсе исчез. Я не
обиделся. Может же человек иметь дома свои дела! Но одному было
непривычно. Три года вместе - это немало. В какие только перетыки мы не
попадали! На Кино-3 я пер Мишеля на плечах десять километров, а кругом
горел вельд и нас никак не могли найти, потому что искали в другом
квадрате. А потом, на том астероиде, не помню названия, он выуживал меня
из этой жуткой воронки...
Без Мишеля к концу первой недели стало тоскливо. Захотелось крутнуть
по планете. Меня хватило на три дня. Я наловил множество пестрых рыбок в
мелких теплых озерах. И выкинул их обратно. Попил парного молочка на
какой-то ферме. И зарекся делать это в следующий раз, так как поплохел
животом. Дважды ночевал под чистым небом. В первую ночь замерз, а во
вторую был искусан мелкими ползуче-летучими тварями... Скучной планеткой
оказалась Лаба. Множество ферм-близнецов и единственный город - Тория.
Раньше городов было больше, объясняла тетушка, но потом жители ушли.
Вернулись к природе, к почве, к старым добрым временам. Заброшенные города
мне не понравились тоже. Я плюнул на романтику и вернулся в Торию.
Вторую неделю я бродил по городу. Заходил в старые, пустые дома
времен Глухого Столетия, где при каждом шаге поднимались облака пыли и
хрустело под ногами стекло. Основательно изучил местные увеселительные
заведения и даже исшагал, в надежде на приключения, сумрачный городской
лесопарк. Приключений не случилось. Лаба - не Белая Радость. А потом
появилась Яна.
В общем было сносно. Нравилась Яна, нравился город и вежливые
лабиане. С отсутствием эпидемии я смирился. Даже к сонной тишине бара
привык и стал относиться спокойно. Посетители были любезны друг с другом и
чрезвычайно предупредительны. Типичный уездный город уездной
сельскохозяйственной планетки. Неспешное течение жизни, радушие,
простодушие и скука.
Но настораживали маленькие странности, на нашем жаргоне "корючки".
Незначительные на первый взгляд детальки, не укладывающиеся в общую
картину. Они не бросались в глаза и сами по себе были невинны. Но
"корючки" могли потянуть на свет ниточку. А на ниточке могла висеть черная
бесформенная гадость, с крошечной бирочкой "Опасность!"
Наверное, я с самого начала нацелился на эту опасность, когда узнал,
что Лаба на спецконтроле. Из головы не шла история со стройотрядом и
"большой баллон" на орбите. Иначе, ни за что не обратил бы внимания на...
Стычка с грузчиками на космодроме, их необъяснимая злоба - "корючка".
Не были эти парни похожи на тихих, доброжелательных, мирных лабиан.
Странная манера горожан отключаться, вступая в немую беседу с самим собой,
не реагируя на окружающее - "корючка". "Корючкой" был здешний слэнг.
"Голос рассудит", "здесь твоя кровь", "ты не на Острове". И через слово:
Цепеж, Цепеж, Цепеж... Что такое Остров я тоже не мог понять и это
нервировало. И было главное. Был Арнольд и была Яна.
Странно складывались наши отношения. Все как обычно и все не так, как
на Земле. Яна то была ласковой, то доводила подковырками до бешенства.
Могла одернуть, если я, забывшись, пускал в ход руки. А сама сыпала
странными анекдотами, которых я не понимал, но над которыми смеялся. Или
вдруг начинала липнуть к Арнольду, а когда я, разозлившись, гнал ее,
невинно улыбалась: "Вик, нельзя быть таким ревнивым! Ты же знаешь, как я к
тебе отношусь!" Я знал и потому терпел все. Даже Арнольда.
В первый момент он поразил меня высокомерием и неприязнью, которую
даже не старался скрыть. Я было подумал, что дело в Яне, но быстро понял,
что ошибся. Делать было нечего, времени на наблюдения хватало. Интересно
вел себя Агробиолог. Не знаю, когда он занимался агробиологией и занимался
ли ей вообще. Очень уж настойчиво вился он вокруг нас: Яны, Мишеля,
Натали, бабки Элеоноры и меня. Шнырял по дому, а потом вдруг садился с
тетушкой во флаер и мчался смотреть развалины лаборатории Цепежа. Или,
запершись, вел долгие разговоры со старухой Элеонорой. Не представляю, о
чем они там могли говорить. Все это казалось очень странным и я решил
поговорить с Арнольдом, устроить маленькую "спик-вертушку". Тут-то и
началось самое форсажное! Как ловко уходил он от разговора! И
"спик-вертушка" не получалась, не мог я поймать его взгляд дольше чем на
секунду, "зафиксировать" на себе. Похоже, Арнольд знал, что я собираюсь
делать. Это было уже не мелкой "корючкой", а большим добрым "зацепом".
Я решил поговорить с Мишелем. С трудом отыскал его на Южном
Побережье, но тот лишь отмахнулся: "Делать нечего! Ты из-за Яны..." Зато,
когда я, разозлившись, наврал, как не смог на званом ужине уложить
Арнольда, хотя колошматил психополем изо всех сил, Мишель впился в меня и
долго расспрашивал. Я понял, что погорячился и, испугавшись за здоровье
агробиолога, принялся Мишеля успокаивать. Успокоил вроде...
На подходе к городу я отключил пилот-прибор и посадил флаер на
соседней улице. В доме было прохладно и пусто. Наверху гудел, трудясь над
полом, работящий полотер Апполинарий, да тихонько позвякивал, готовя ужин,
кухонный комбайн. Убедившись, что никого нет, я прошел по длинной галерее
в другую половину дома. Здесь жила Элеонора и остановился на постой
Арнольд. Я стал еще более осторожен. Будет сложно объяснить, что я тут
делаю, если застанут.
Арнольд жил наверху, в башенке. Я поднялся по винтовой лестнице и
остановился перед дверью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30