– «Разве не так?» – передразнил я ее.
Она покачала головой, стряхнула табачинку с уголка рта. Тут я не выдержал – о чем Лори потом не раз вспоминала. Когда снова заиграл оркестр и она стала подниматься из-за столика, я удержал ее, положив ладонь на ее руку.
– Послушай, – сказал я, – давай поставим на этом точку и начнем все сначала. Мы остановились на том, что я нелюбопытен. А на самом деле я любопытен. Может, к тому же и застенчив, не знаю. В тот вечер я вел себя нагло, потому что ты казалась призраком, я должен был за тебя ухватиться, чтоб ты не исчезла.
– Но я здесь. – Она снова села и, откинувшись на спинку стула, сложила руки на коленях. – Понимаю, – сказала она.
– Ты ждала, что я поинтересуюсь, почему здесь, в «Красной лилии», ты чувствуешь себя как дома?
– Боже мой! – воскликнула Лори. – Меня узнала только гардеробщица!
– Но она спросила: «Где вы так долго пропадали?»
– Она еще добавила… ты просто забыл.
– Нет. «Думала, вышли замуж», – вот что она добавила.
– Да, и взглянула, ношу ли я обручальное кольцо.
– Этого я не заметил.
Я сидел лицом к ней, облокотившись на стол, подперев ладонью висок; она словно замерла. Так мы с ней и беседовали.
– Кто он? – спросил я. – Мне это– не так уж важно, но раз ты сама настаиваешь…
– О, Бруно! – проговорила она, вспыхнув. – Мы с тобой настоящие друзья. – Она вскочила и поцеловала меня в щеку. – «Его» никогда не было, меня окружали такие же безразличные мне люди, как те, кого ты здесь видишь. Не мрачней, дурачок. Я никогда не была ничьей. До сих пор жила сама по себе.
– Ну, а теперь?
– Может, буду жить для кого-то.
– Я так этого хочу!
– Что ж, посмотрим…
– Чего смотреть?
– Подойдем ли мы друг другу, – сказала она.
Мы уже могли разговаривать с ней совсем просто, без намеков, без обиняков. Мы оба свободны, молоды, нежность наша превращается в любовь, как чугун становится сталью в негаснущем мартене.
– Впрочем, был и у меня «кое-кто», – продолжает Лори, – вернее, не у меня, у сестры. Жених ее. Я, по старому обычаю, всюду за ними таскалась, так сказать, присматривала: вертелась у них под ногами. Все ради отца, чтоб жена его не ворчала. Это наша скучная семейная история. Я сбежала в Милан, чтобы от этого избавиться. Теперь вот вернулась.
– Чудесно, что вернулась.
– Да, теперь чудесно, – согласилась она. – Не то, что раньше. Впрочем, в Милане у брата тоже было невесело. Знал бы ты, до чего обуржуазилась его жена! Все напоказ, как на выставке. В доме стиральная машина, соковыжималка, голосуют за социалистов, ходят в церковь. Сам понимаешь – «Большой Милан»… По воскресеньям Корсо Лоди совсем как деревенская улица. Знаешь, они такие порядочные, такие надежные, настоящие герои телевизионных передач…
– Ну, а брат?
– Женился и ничем не отличается от остальных: ходит на охоту, вступил в клуб «Интер», купил «сеиченто», а потом и моторку.
– Он что, типограф, как и отец?
– Нет, бросил это занятие, устроился в газету корректором, а теперь служит в администрации. Любит «чистую» работу, никогда бы не встал за наборный станок. Отцу некому будет передать дело. Брат о сурьме говорит, как о проказе.
Я еще не привык к переливам ее мыслей, к внутренней логике ее мышления. Стремясь высказаться до конца, она движется к цели как бы концентрическими кругами и, дойдя до сути, запечатлевает ее в нескольких словах, врезающихся в память.
Несмотря на показное безразличие, этот начатый и неоконченный разговор не давал мне покоя, и я снова к нему вернулся.
– А до отъезда ты приходила сюда?
– Приходила каждую субботу и воскресенье с Дитгой и с Луиджи. Он, кстати, обижается, когда его зовут Джиджино. В сезон здесь бывает открыта еще одна площадка, вдвое больше этой… Неужели ты тут впервые? Так по сравнению с тобой я настоящая старуха! Подумать только, что мы сюда ходили три или четыре года назад, и я уже была такая, как теперь, только, может, чуть потоньше. Джиджино ел меня глазами, но я танцевала со всеми, кто приглашал. Бывало, ни одного танца не пропущу.
Она закашлялась от дыма. Так было и в первый вечер, губы ее стали влажными.
– Только никогда не говори, чтоб я меньше курила, прошу тебя. Так говорят старики. Стоит повторить их слова, и сам стареешь.
– Верно… Значит, ты бывала здесь с сестрой и ее мужем?
– Да. Иногда приходил и Франко, его брат. Мальчик всегда меня стеснялся. Такой маленький, сущий сморчок. Теперь он в армии.
– Ну, раз его взяли в солдаты…
– И рост крохотный, и мозги куриные. Разве возраст соответствует тому, что в метрике значится? Красота, ум, восприимчивость – вот по чему можно судить о возрасте! Поженившись, Джудитта и Луиджи поселились у его отца, портье, в особняке на набережной Арно. Луиджи работает, он электрик. Не просто монтер: он изготовляет неоновые вывески, устанавливает сложное оборудование – словом, мастер.
Когда они перестали проводить вечера вместе и связь с сестрой, к которой Лори очень привязана, оборвалась, ее отношения с мачехой совсем испортились. Все страдали от этого, особенно отец.
– Он хороший человек, ты ведь знаешь его. Только слабый, бесхарактерный. На ней он женился через год после смерти матери, когда я еще в школу ходила. Мачеха оказалась ханжой с допотопными взглядами. Она всерьез считала, что призвана быть хозяйкой дома и воспитательницей. Ради общего спокойствия мне оставалось только уложить чемодан.
– Почему же ты вернулась?
– Плеврит, – сказала она. – Я о нем, кстати, и думать забыла. В первую же зиму в Милане перенесла болезнь на ногах, это и подорвало мне здоровье. Впрочем, все это ерунда, снимки у меня великолепные, я даже раза два была донором. Но послушал бы ты брата с женой. Они уверяли, что еще одна зима на севере меня угробит, тем самым давали понять, что мое присутствие им в тягость… Видишь, я не так романтична, как тебе представлялось, – закончила она. – Девушка, которая ссорится с мачехой и со всей родней, вряд ли выглядит привлекательно. Прости, я тебе наскучила, но мне хотелось как-то отвлечься, поговорить о другом.
– Значит, мы друзья, это твердо? – спросил я.
И как в первый вечер, так же подчеркнуто, но придавая своим словам иное, определенное значение, она спросила:
– Ты все еще думаешь о любви?
– Конечно. Я не стыжусь сказать тебе «люблю». Это правда.
– И тебя тянет ко мне?
– Есть и это. Но не только.
– Начнем с того, что ты меня поцелуешь.
Нежная, полная ласковой силы, в минуту поцелуя она напоминала Электру и Розарию и в то же время была иной – простой и чистой. Прикосновение ее руки к моему затылку было легче пуха и вместе с тем пронизывало тысячью игл…
Музыка умолкла, снова зажглись огни.
– Как ты думаешь, зачем я рассказала тебе о своих маленьких невзгодах? – спросила она потом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84