Он потирает руки. Он сильный, могущественный, никто не в состоянии его сломить. Он — и Рабо и Ребель. Он — все.
— Вот и приехали. Выскакивайте скорее, мосье Гюстав. А я поставлю машину и подойду к вам с чемоданом.
Гюстав ступает на землю. Смотрит направо, налево: Лоранс нигде нет.
Лоранс не находит такси и на стоянке, что напротив бывшего «Негреско». Что делать? Вернуться на площадь Альберта I? Нет, идти на запад, в сторону аэродрома — всег-таки она будет двигаться в нужном направлении, да и потом вдруг какой-нибудь таксист вывернет из боковой улицы на бульвар. Она идет быстро. Потом начинает бежать: на часах ее — без двадцати пять.
Только бы успеть! Слишком будет глупо, если она упустит Гюстава из-за того, что опоздает на несколько минут! Но почему он предупредил ее так поздно? Должно быть, до последней минуты думал, что сможет завернуть на Французскую улицу, что они вместе поедут на аэродром.
Непонятная тревога сжимает ей горло; к этому примешивается злость на себя, досада и в то же время страх, которого она не в силах преодолеть. Ей почему-то кажется, что нельзя дать Гюставу вот так уехать, — нет, она должна еще раз обнять его, сказать ему тихо-тихо, что будет с ним, что бы ни случилось, как бы он ни поступил, чего бы ни захотел и ни решил. Все колебания, все сомнения исчезли: она любит его, понимает, что любит; она приемлет его таким, каков он есть. Она сдалась, она не будет сопротивляться: она не имеет права отнимать у него хотя бы частицу его сил. Да… да… Пусть едет со спокойной душой и сердцем…
— Такси?!
Нет, опять не такси… И Лоранс снова бежит.
Гюстав показывает билет контролеру. Тот находит его фамилию в списке пассажиров. Самолет прилетает в Женеву в шесть пятьдесят; это самолет швейцарской компании, и потому Гюстав может сразу забронировать себе место на Стокгольм — теперь ждать ему не придется.
«Пассажиров, вылетающих на Женеву, просят пройти на посадку», — возвещает громкоговоритель.
Гюстав подходит к турникету, возле которого служащий проверяет билеты. Часы в холле аэровокзала показывают без десяти. А Лоранс все нет! Но он еще может ее увидеть. Здесь не то, что в Орли, — все просто: он в последнюю минуту может сесть в самолет.
— Интересно, где она могла застрять? — произносит Валлоне.
— Возможно, ей не повезло с такси. Надо было мне послать ей машину из «Рюля». Какой я идиот, что не подумал об этом!
Гюстав говорит так, потому что не сомневается в Лоранс. После тех слов, какими они. обменялись утром, он знает, что она смирилась, что она любит его, и он радуется и ликует вдвойне, ибо заставил ее подчиниться его воле, как заставил Беллони, как завтра заставит Фридберга, и тем не менее сердце его сжимается от какого-то смутного сожаления, причину которого он в общем понимает, но старается не думать об этом, — ведь он и тут оказался сильнейшим, он победил то, что называет сейчас своей слабостью.
— Без семи!
Валлоне идет к выходу на улицу; Гюстав стоит у турникета, преграждающего доступ на взлетное поле. Валлоне возвращается.
— Ничего. Ни одной машины, которая шла бы в направлении аэродрома.
— Подождем еще, — говорит Гюстав.
Он стоит у прохода, ведущего на взлетное поле. Никто сегодня не просит его уступить билет. Да он бы и не уступил: хотя Фридберг и не ждет его, но он сейчас в Стокгольме или в Мальмё, и Гюстав должен встретиться с ним до того, как явится Джонсон. Нет, если бы кто-то попросил его уступить билет, даже стал бы умолять его продать, — пусть даже вопрос шел бы о жизни или смерти этого человека, он бы не уступил.
— Вы не проходите на посадку, мосье?
— Нет еще.
— У вас осталось четыре минуты…
Раздается рев моторов: должно быть, это самолет «Свисс-Эр» проверяет механизмы перед взлетом! В холле нет ни души. Во всяком случае, нет Лоранc. И все-таки в чем-то ему не повезло! Ах, как бы ему хотелось еще раз обнять ее!
— Мосье… пора…
Да, верно. Надо идти — без трех минут. Он решается.
— Валлоне! Дождись ее. Объясни ей все. И отвези назад в город. Побудь с ней. Можешь даже пригласить ее поужинать, — Гюстав сует ему деньги, — ей будет очень одиноко сегодня.
Он понимает это и все же оставляет ее, — может ли он поступить иначе?
— Ну, ладно!.. До свидания, Валлоне! И подумай о моем предложении.
— Я подумаю, мосье Гюстав. Во всяком случае, в отношении вашей дамы можете на меня положиться…
Последний взмах руки, — Гюстав Рабо исчез.
Лоранc бежит. Нет машин — ни единой. На секунду у нее мелькает мысль остановить какого-нибудь автомобилиста, сказать ему все, предложить денег, но машины скользят мимо быстро, быстро, и никто не останавливается в ответ на застенчивый взмах ее руки.
Аэродром — вот он, теперь уже близко: в темноте видны его огни, так как в это время года в этот час уже совсем темно. Лишь поблескивает море, а вокруг все словно окутано непроницаемой завесой, ватой, которую прорезают красные и рыжие огни, да еще мигают какие-то другие, похожие на лучи фар.
Лоранc бежит. При свете фонаря на бульваре она бросает взгляд на свои часы: уже почти пять! Со стороны аэродрома доносится монотонное урчание, нарастает гул моторов самолета, готовящегося к взлету, — это самолет Гюстава. Даже если побежать изо всех сил, Лоранc его уже не догонит. Все тело ее покрывается потом. Она распахивает пальто, но ветер надувает его и мешает идти. Нет, время уже истекло, она не увидит Гюстава.
И тем не менее она идет. Приближается к аэродрому, но уже без всякой надежды. На этот раз она смирилась, отказалась бороться, отдала себя во власть случая, судьбы.
Пять часов. Она у цели, но слишком поздно. Осталось еще пятьсот метров. Она больше не может идти, спотыкается. Даже если б она побежала, побежала сейчас, она все равно не успела бы вовремя.
Нет, это уже невозможно. Гул моторов, на секунду было умолкший, нарастает вновь, крепнет. Гюстав уже в самолете, и самолет выруливает на взлетную дорожку. Он улетает. Да, улетает, а вот и самолет. Он все еще держится берега. И летит очень низко, распластавшись над морем, отбрасывая на воду свою тень. На крыльях мигают красные и зеленые огни. Он летит по-прежнему низко, так, что, кажется, можно достать рукой.
И все время держится берега. Потом разворачивается. Делает круг в направлении городских предместий, полей и гор, через которые ему предстоит перевалить. Исчез. Теперь его только слышно, и мрачный голос моторов будто изменился, зазвучал тоном ниже. Но нет, вот он снова окреп, стал властным, пронзительным. Вдруг — страшный треск и грохот, грохот такой, словно наступил конец света, грохот катастрофы; Лоранc одна, в ночи — кричит.
Она кричит, потом умолкает. Она все поняла. Она стоит, застыв, в тишине, ибо тут сейчас тишина, тогда как там, вдали, рычит взметнувшееся вверх яркое пламя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Вот и приехали. Выскакивайте скорее, мосье Гюстав. А я поставлю машину и подойду к вам с чемоданом.
Гюстав ступает на землю. Смотрит направо, налево: Лоранс нигде нет.
Лоранс не находит такси и на стоянке, что напротив бывшего «Негреско». Что делать? Вернуться на площадь Альберта I? Нет, идти на запад, в сторону аэродрома — всег-таки она будет двигаться в нужном направлении, да и потом вдруг какой-нибудь таксист вывернет из боковой улицы на бульвар. Она идет быстро. Потом начинает бежать: на часах ее — без двадцати пять.
Только бы успеть! Слишком будет глупо, если она упустит Гюстава из-за того, что опоздает на несколько минут! Но почему он предупредил ее так поздно? Должно быть, до последней минуты думал, что сможет завернуть на Французскую улицу, что они вместе поедут на аэродром.
Непонятная тревога сжимает ей горло; к этому примешивается злость на себя, досада и в то же время страх, которого она не в силах преодолеть. Ей почему-то кажется, что нельзя дать Гюставу вот так уехать, — нет, она должна еще раз обнять его, сказать ему тихо-тихо, что будет с ним, что бы ни случилось, как бы он ни поступил, чего бы ни захотел и ни решил. Все колебания, все сомнения исчезли: она любит его, понимает, что любит; она приемлет его таким, каков он есть. Она сдалась, она не будет сопротивляться: она не имеет права отнимать у него хотя бы частицу его сил. Да… да… Пусть едет со спокойной душой и сердцем…
— Такси?!
Нет, опять не такси… И Лоранс снова бежит.
Гюстав показывает билет контролеру. Тот находит его фамилию в списке пассажиров. Самолет прилетает в Женеву в шесть пятьдесят; это самолет швейцарской компании, и потому Гюстав может сразу забронировать себе место на Стокгольм — теперь ждать ему не придется.
«Пассажиров, вылетающих на Женеву, просят пройти на посадку», — возвещает громкоговоритель.
Гюстав подходит к турникету, возле которого служащий проверяет билеты. Часы в холле аэровокзала показывают без десяти. А Лоранс все нет! Но он еще может ее увидеть. Здесь не то, что в Орли, — все просто: он в последнюю минуту может сесть в самолет.
— Интересно, где она могла застрять? — произносит Валлоне.
— Возможно, ей не повезло с такси. Надо было мне послать ей машину из «Рюля». Какой я идиот, что не подумал об этом!
Гюстав говорит так, потому что не сомневается в Лоранс. После тех слов, какими они. обменялись утром, он знает, что она смирилась, что она любит его, и он радуется и ликует вдвойне, ибо заставил ее подчиниться его воле, как заставил Беллони, как завтра заставит Фридберга, и тем не менее сердце его сжимается от какого-то смутного сожаления, причину которого он в общем понимает, но старается не думать об этом, — ведь он и тут оказался сильнейшим, он победил то, что называет сейчас своей слабостью.
— Без семи!
Валлоне идет к выходу на улицу; Гюстав стоит у турникета, преграждающего доступ на взлетное поле. Валлоне возвращается.
— Ничего. Ни одной машины, которая шла бы в направлении аэродрома.
— Подождем еще, — говорит Гюстав.
Он стоит у прохода, ведущего на взлетное поле. Никто сегодня не просит его уступить билет. Да он бы и не уступил: хотя Фридберг и не ждет его, но он сейчас в Стокгольме или в Мальмё, и Гюстав должен встретиться с ним до того, как явится Джонсон. Нет, если бы кто-то попросил его уступить билет, даже стал бы умолять его продать, — пусть даже вопрос шел бы о жизни или смерти этого человека, он бы не уступил.
— Вы не проходите на посадку, мосье?
— Нет еще.
— У вас осталось четыре минуты…
Раздается рев моторов: должно быть, это самолет «Свисс-Эр» проверяет механизмы перед взлетом! В холле нет ни души. Во всяком случае, нет Лоранc. И все-таки в чем-то ему не повезло! Ах, как бы ему хотелось еще раз обнять ее!
— Мосье… пора…
Да, верно. Надо идти — без трех минут. Он решается.
— Валлоне! Дождись ее. Объясни ей все. И отвези назад в город. Побудь с ней. Можешь даже пригласить ее поужинать, — Гюстав сует ему деньги, — ей будет очень одиноко сегодня.
Он понимает это и все же оставляет ее, — может ли он поступить иначе?
— Ну, ладно!.. До свидания, Валлоне! И подумай о моем предложении.
— Я подумаю, мосье Гюстав. Во всяком случае, в отношении вашей дамы можете на меня положиться…
Последний взмах руки, — Гюстав Рабо исчез.
Лоранc бежит. Нет машин — ни единой. На секунду у нее мелькает мысль остановить какого-нибудь автомобилиста, сказать ему все, предложить денег, но машины скользят мимо быстро, быстро, и никто не останавливается в ответ на застенчивый взмах ее руки.
Аэродром — вот он, теперь уже близко: в темноте видны его огни, так как в это время года в этот час уже совсем темно. Лишь поблескивает море, а вокруг все словно окутано непроницаемой завесой, ватой, которую прорезают красные и рыжие огни, да еще мигают какие-то другие, похожие на лучи фар.
Лоранc бежит. При свете фонаря на бульваре она бросает взгляд на свои часы: уже почти пять! Со стороны аэродрома доносится монотонное урчание, нарастает гул моторов самолета, готовящегося к взлету, — это самолет Гюстава. Даже если побежать изо всех сил, Лоранc его уже не догонит. Все тело ее покрывается потом. Она распахивает пальто, но ветер надувает его и мешает идти. Нет, время уже истекло, она не увидит Гюстава.
И тем не менее она идет. Приближается к аэродрому, но уже без всякой надежды. На этот раз она смирилась, отказалась бороться, отдала себя во власть случая, судьбы.
Пять часов. Она у цели, но слишком поздно. Осталось еще пятьсот метров. Она больше не может идти, спотыкается. Даже если б она побежала, побежала сейчас, она все равно не успела бы вовремя.
Нет, это уже невозможно. Гул моторов, на секунду было умолкший, нарастает вновь, крепнет. Гюстав уже в самолете, и самолет выруливает на взлетную дорожку. Он улетает. Да, улетает, а вот и самолет. Он все еще держится берега. И летит очень низко, распластавшись над морем, отбрасывая на воду свою тень. На крыльях мигают красные и зеленые огни. Он летит по-прежнему низко, так, что, кажется, можно достать рукой.
И все время держится берега. Потом разворачивается. Делает круг в направлении городских предместий, полей и гор, через которые ему предстоит перевалить. Исчез. Теперь его только слышно, и мрачный голос моторов будто изменился, зазвучал тоном ниже. Но нет, вот он снова окреп, стал властным, пронзительным. Вдруг — страшный треск и грохот, грохот такой, словно наступил конец света, грохот катастрофы; Лоранc одна, в ночи — кричит.
Она кричит, потом умолкает. Она все поняла. Она стоит, застыв, в тишине, ибо тут сейчас тишина, тогда как там, вдали, рычит взметнувшееся вверх яркое пламя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76