Подняться их заставила тень, заполнившая ущелье. Солнце скрылось за скалами — стало холодно. Лоранс прижалась к нему, и они пошли к машине.
Он развернулся, и они медленно поехали по другой, тоже пустынной дороге, которая вела обратно в Ниццу, — им как-то в голову не пришло доехать до Канна.
Рука ее все время лежала у него на колене, и у обоих было такое чувство, точно они — двое влюбленных, отправившихся на воскресную прогулку. И тем не менее время от времени в сознании его мелькала мысль, что машина идет хорошо, ему хотелось петь от радости — он чувствовал себя не менее счастливым, чем если бы сидел за рулем «роллс-ройса» или «бентли» последней модели.
На Французской улице они поставили машину во дворе, что оказалось делом нелегким, несмотря на помощь привратницы:
— Правее, мосье Гюстав… А теперь налево — выворачивайте руль до конца. Вот так! Ей хорошо будет тут в глубине, не на ходу. Ну и красивая же машина!
Она любовалась машиной, подогреваемая в своих восторгах пятьюстами франков, которые были ей вручены. «О, этот мосье Гюстав Рабо — человек приличный, труженик, и вот ведь — купил себе машину, не то что какой-нибудь. Неплохо она все-таки устроилась, демуазелька-то…»
На следующий день с утра Гюстав отправился на заработки. Лоранс, высунувшись из окна, смотрела, как он отъезжает, и сердце ее сжималось от нежности. Все было так просто, так хорошо, — она благодарила бога за то, что он подарил ей такое счастье. И обещала богу — как только можно будет — выполнить все положенные обряды.
В десять часов она вышла за покупками, приготовила обед и принялась ждать.
Вернулся он только в час, возбужденный до крайности.
— Дай мне скорее поесть, у меня появился клиент, который ждет меня в два часа.
Она быстро поджарила ему отбивную и подала, а сама поела, не садясь, жуя на ходу. Он же тем временем, набив себе рот, рассказывал:
— Утром я отправился прямо на площадь Массена. Шоферы, уже стоявшие там, искоса поглядывали на меня. Наконец один подошел и спросил, кто я такой и оформлены ли у меня бумаги. Когда они увидели, что все в порядке, они сразу заговорили иначе. Один даже сказал: «Что ж, всем приходится зарабатывать на жизнь». Я пригласил их вечером выпить аперитив — тех, которые будут на месте. Там на углу площади есть маленькое бистро, куда они ходят. Ну вот, прождал я так целый час. Несколько машин уехало. Надо сказать, что у большинства — постоянные клиенты. Один, например, стоял и болтал со мной, пока клиент не позвал его. По его словам, день на день не приходится, а в общем здесь, в Ницце, прожить можно…
— Вот видишь: ты был прав.
— Да. Кажется. Так вот, поговорили мы. Он ввел меня в курс дела: рассказал о мелких хитростях, которые у них тут в ходу, о комбинациях с гостиничными портье. С ними надо ладить, давать им «на чай», и тогда они рекомендуют тебя клиентам, когда те просят достать им машину. Ну, и еще много всякой всячины он мне рассказал…
Она налила ему вина. Он выпил целый бокал. Счастливый, даже гордый, оп продолжал рассказывать:
— В десять сорок — на площади есть часы, так что я точно заметил время — появился какой-то господин, который окликнул меня. Он спросил, говорю ли я по-английски. Я ему сразу ответил по-английски.
— А ты хорошо говоришь?
Он поднял голову и с секунду удивленно смотрел на нее. Впрочем, откуда она могла знать?
— Я ведь рассказывал тебе, что жил в Америке.
— Долго?
— Десять лет.
— Оттуда ты сейчас и приехал?
— Да. Мне захотелось вернуться во Францию. Захотелось начать новую жизнь.
— И ты… у тебя ничего там не осталось?
— Ничего, — твердо сказал он. — Решительно ничего. Я ведь сказал тебе: моя жизнь начинается с тебя.
Она прижалась к нему — в эту минуту она как раз стояла возле него, собираясь подать ему овощи.
— Я тоже, — сказала она, — не жила до тебя.
— Поэтому, — сказал он, — все так и просто.
В приливе чувств он поцеловал ей руку и возобновил свой рассказ.
— Ну, господин этот, конечно, пришел в восторг от того, что я говорю на его языке. Он попросил меня приехать за ним в два часа. Он пробудет здесь неделю и на все это время нанял меня.
— Значит, то, что ты говоришь по-английски, вернее — по-американски, даст тебе преимущество перед остальными.
— Да. Я так и напишу на табличке, которую собираюсь изготовить: «English Spoken». Сегодня утром мы с ним уже ездили в разные места. Он остановился в «Рюле», предлагал пообедать с ним вместе. Но я сказал, что меня ждут дома. Он просил, чтобы я вернулся к двум: мы поедем в Ментону.
— А когда ты вернешься?
— Не знаю, это будет зависеть от него. Завтра мы поедем в Волчье ущелье. Он просил выехать пораньше…
— Так ты и обедать не будешь? — спросила она не без досады.
— Нет, конечно. Мы поедем по большому кругу, и мой клиент наверняка захочет пообедать в одном из ресторанов на виадуке.
— А ты не заблудишься на дорогах?
— Я купил карту района. Но я ведь знаю здешние места — я бывал здесь в сорок пятом, после высадки.
— Ты был здесь?
— Да, — сказал он.
И сразу нахлынули воспоминания — воспоминания о тех временах. Утром клиент заговорил с ним о Нью-Йорке, исилою вещей мысль побежала назад, охватывая эти десять лет, которые он прожил в Америке. Нелегкое это было все-таки время! А сейчас разговор с Лоранс вызвал воспоминания о высадке — и все остальное исчезло. Сколько же ей тогда было лет?
— Ты была совсем еще маленькая в сорок пятом!
— Совсем. Если бы ты встретил меня тогда, ты просто дал бы мне конфетку.
Они рассмеялись. Она уже забыла о том, что завтра его не будет с ней весь день. Да и потом — нельзя же раскисать: мужчина должен зарабатывать себе на жизнь. И как бы подтверждая ее мысли, он сказал:
— В итоге мы неплохо заработаем на этой неделе!
— Да, — сказала она, — нам повезло!
Он вытер рот, в спешке швырнул салфетку на стол.
— Иди, иди, — сказала она, — я сложу салфетку. Она проводила его до дверей, поцеловала.
— Когда же ждать тебя вечером?
— Ну, как я могу ответить на этот вопрос? Все зависит от клиента.
Человек он серьезный, благоразумный. Чего же тут расстраиваться? И у них еще будут такие дни, как вчера. Они позволят себе это, когда подзаработают денег. Немножко терпения, немножко… — слово, которое пришло ей на ум, было слишком сильным — …самопожертвования.
Вернулся он только в девять часов. Она прождала его весь день, никуда не выходила, занималась разными мелочами по хозяйству — штопала, прибирала. К шести часам она все переделала и взялась за книгу, старую книгу, которая принадлежала ее бабушке и которую она уже читала. Листая ее, она вспоминала свою жизнь подло старушки, жизнь, полную любви и в то же время настолько лишенную смысла, почти пустую. Что значит жить? Жить по-настоящему? Она поняла, что такое жизнь, лишь после того, как появился Гюстав, а с тех пор прошло всего несколько дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76