Правда, для этого пришлось попотеть. Немец ничего не брал на веру и принимал решения, лишь поняв и тщательно взвесив все «за» и «против». Словом, до того момента, когда Гюстав сел в самолет на Париж, прошла целая неделя, и теперь ему надо было без промедления, нежданно — как он и собирался — предстать перед Джонсоном, который все это время пасся без присмотра в Англии, и незамедлительно выяснить, о чем же тот без него договорился.
Несмотря на все это, Гюстав думал о Лоранс и еще раз сказал себе, что правильно поступил, не поддавшись желанию взять ее с собой, которое на мгновение возникло у него во время их ссоры перед его отъездом. Хоть она и жила бы с ним в одном отеле, она не видела бы его, и он не мог бы уделить ей внимания. Вернувшись в номер, он либо продолжал работать, либо, сраженный усталостью, валился на постель, да и вообще ему не следовало отвлекаться от текущих дел и забот. Он помнил, как вспылил в разговоре с нею, — о чем сейчас сожалел, но будь Лоранс тут, с ним, ему, наверно, и сейчас не удалось бы избежать таких вспышек и при том напряжении, в каком он находился, ему бы не удержаться, если бы, к примеру, она стала корить его за то, что он не появился к обеду или к ужину, или, вернувшись на заре, схватился за телефон и провел подле него остаток ночи, забывшись под самое утро часа на два тяжелым беспробудным сном, или же умчался в какой-нибудь другой город, где ему надо что-то утрясти, прежде чем принять то или иное решение.
Тем не менее он телеграфировал ей несколько раз, а как-то даже попросил, чтоб она позвонила ему в гостиницу на Курфюстендам — не из конторы фирмы «Рикье», нет, нет, ей там нечего делать, а с почты. Но именно в тот момент, на который был назначен телефонный разговор, ему пришлось отлучиться по делам, а по возвращении он обнаружил у портье записку, в которой значилось, что «мадам чувствует себя хорошо».
В Париже, однако, ему больше повезло. Он заказал разговор с нею в первый же вечер из отеля «Крийон», в час, когда люди обычно ужинают, и с лихорадочным нетерпением ждал соединения — не потому, что ему так хотелось услышать ее голос, а потому, что он разговаривал с тремя людьми в холле и из-за этого звонка Лоранс ему пришлось прервать с ними беседу в самый неподходящий момент.
Посыльный предупредил его, что абонент на проводе, — он бросился в кабину и там услышал голос, настолько искаженный расстоянием и плохой слышимостью, что с трудом узнал его. Это была бесспорно Лоранс, но разговор их не вызвал у обоих никаких эмоций, им было нечего друг другу сказать, кроме банальных общих фраз. Потом, через какое-то время, оба подумали, что говорили только о практических вещах: «Когда же ты возвращаешься?» — «Еще не знаю». — «Ну хоть примерно через сколько дней?» — «Просто не могу тебе сказать. Я уезжаю завтра в Нант. Потом вернусь в Париж и тут же выеду в Ниццу. Я дам тебе знать. Ты получаешь мои телеграммы?»
Да, она их получала. Но и только. Тем не менее она нашла в себе духу сказать: «Дела в Симьезе постепенно подвигаются. К твоему возвращению все уже будет готово. Тебе останется только подписать». — «Вот видишь!» — торжествующе воскликнул он.
Он спросил, довольна ли она, и поскольку она не расслышала, не разобрала его слов, ему пришлось несколько раз повторить вопрос. Довольна? Да, довольна, во всяком случае, так она сказала. Услышав ее ответ, он обрадовался и подумал, что вот она и образумилась. Он только хотел было ей об этом сказать, но ее не оказалось на другом конце провода. У него слегка сжалось сердце. Сама она повесила трубку, или это станция их разъединила? Но через минуту он уже не думал об этом, не было времени: разговор с тремя французами — строителем, владельцем земельных участков на Северном побережье, с которым еще не встречался Джонсон, и поставщиком автомобилей — возобновился.
Потом двенадцать часов в бывшей конторе Фритша — с мадам Люси. Потом четверть часа — для вида — с мадам Каппадос; вдова мановением руки отмела все его объяснения и угостила его немыслимым, неудобоваримым коктейлем на портвейне, от которого его мутило весь день. Потом — вечер в обществе фабриканта автомобилей, и под конец, часов около трех утра, подписание договора в «Монсеньоре» на таких условиях, что фабриканту оставалось только удивляться, как он мог пойти на подобные уступки. А в восемь часов, после лукового супа, проглоченного в «Колоколе», он уже совещался с мадам Люси: «Вы хорошо меня поняли?.. Вы внимательно следите за ходом моей мысли?» Она не следила за ходом его мысли, ничего не понимала, но готова была послушно выполнить любое его указание, она восхищалась им и говорила: «Аминь», в ответ на все, что он решал или только собирался решить, — да и как могла она поступить иначе, если, пройдя через все стадии восторга и страха, она твердила себе, что при Фритше никогда не переживала подобных минут. «Ничего не предпринимайте без моих указаний… А как только получите их, — действуйте». — «Да, господин Рабо… Можете на меня рассчитывать, господин Рабо…»
Теперь он мог спокойно ехать в Ла-Боль. Так он и решил, но в это время года самолеты туда каждый день не летали. Он поколебался, выбирая между поездом и автомобилем. «Бьюик» остался в гараже «Рикье», а ездить с посторонним шофером он не любил. К тому же, произведя некоторые подсчеты, он понял, что ничего не выиграет во времени, а денег потратит много, — вот до чего он дошел, но это как раз и отличало его нынешнюю жизнь от прошлой, в этом и заключалась разница. Итак, он выбрал поезд и прибыл на место только к вечеру. Интересно, тут ли еще Джонсон?
Джонсон был тут. Гюстав предстал перед ним неожиданно, как бы случайно. Джонсон не давал о себе знать — и неспроста — даже в Ниццу, где находилась его секретарша, с которой Гюстав каждый день разговаривал по телефону. Гюстав рассчитал по дням и угадал: Джонсон оказался в Ла-Боле. Гюстав не знал, в каком отеле остановился американец, но человек, ворочающий такими делами, мог остановиться только в одном из лучших! Он обнаружил Джонсона в «Эрмитаже», расположенном на эспланаде рядом с казино, с видом на море. Но на что им было море? К тому же был не сезон, стояла отвратительная погода, и море никого не могло интересовать. Гюстав попросил шофера, которого он нанял в Нанте, остановиться перед отелем, похожим на дворец, и осведомился о Джонсоне. Тот проживал здесь и был на месте, но не один. Какой счастливый случай, что Гюставу удалось разыскать его, — ведь он уезжает завтра. Как это Гюстав сумел?
Он вынужден был отправиться на поиски, потому что Джонсон ничего о себе не сообщал, а за время его отсутствия ему, Гюставу, пришлось по просьбе Гете срочно выехать в Германию. В связи с немецким филиалом? Да, теперь там все в порядке, во всяком случае, главные проблемы решены и дело неплохо поставлено, тут Гете можно довериться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Несмотря на все это, Гюстав думал о Лоранс и еще раз сказал себе, что правильно поступил, не поддавшись желанию взять ее с собой, которое на мгновение возникло у него во время их ссоры перед его отъездом. Хоть она и жила бы с ним в одном отеле, она не видела бы его, и он не мог бы уделить ей внимания. Вернувшись в номер, он либо продолжал работать, либо, сраженный усталостью, валился на постель, да и вообще ему не следовало отвлекаться от текущих дел и забот. Он помнил, как вспылил в разговоре с нею, — о чем сейчас сожалел, но будь Лоранс тут, с ним, ему, наверно, и сейчас не удалось бы избежать таких вспышек и при том напряжении, в каком он находился, ему бы не удержаться, если бы, к примеру, она стала корить его за то, что он не появился к обеду или к ужину, или, вернувшись на заре, схватился за телефон и провел подле него остаток ночи, забывшись под самое утро часа на два тяжелым беспробудным сном, или же умчался в какой-нибудь другой город, где ему надо что-то утрясти, прежде чем принять то или иное решение.
Тем не менее он телеграфировал ей несколько раз, а как-то даже попросил, чтоб она позвонила ему в гостиницу на Курфюстендам — не из конторы фирмы «Рикье», нет, нет, ей там нечего делать, а с почты. Но именно в тот момент, на который был назначен телефонный разговор, ему пришлось отлучиться по делам, а по возвращении он обнаружил у портье записку, в которой значилось, что «мадам чувствует себя хорошо».
В Париже, однако, ему больше повезло. Он заказал разговор с нею в первый же вечер из отеля «Крийон», в час, когда люди обычно ужинают, и с лихорадочным нетерпением ждал соединения — не потому, что ему так хотелось услышать ее голос, а потому, что он разговаривал с тремя людьми в холле и из-за этого звонка Лоранс ему пришлось прервать с ними беседу в самый неподходящий момент.
Посыльный предупредил его, что абонент на проводе, — он бросился в кабину и там услышал голос, настолько искаженный расстоянием и плохой слышимостью, что с трудом узнал его. Это была бесспорно Лоранс, но разговор их не вызвал у обоих никаких эмоций, им было нечего друг другу сказать, кроме банальных общих фраз. Потом, через какое-то время, оба подумали, что говорили только о практических вещах: «Когда же ты возвращаешься?» — «Еще не знаю». — «Ну хоть примерно через сколько дней?» — «Просто не могу тебе сказать. Я уезжаю завтра в Нант. Потом вернусь в Париж и тут же выеду в Ниццу. Я дам тебе знать. Ты получаешь мои телеграммы?»
Да, она их получала. Но и только. Тем не менее она нашла в себе духу сказать: «Дела в Симьезе постепенно подвигаются. К твоему возвращению все уже будет готово. Тебе останется только подписать». — «Вот видишь!» — торжествующе воскликнул он.
Он спросил, довольна ли она, и поскольку она не расслышала, не разобрала его слов, ему пришлось несколько раз повторить вопрос. Довольна? Да, довольна, во всяком случае, так она сказала. Услышав ее ответ, он обрадовался и подумал, что вот она и образумилась. Он только хотел было ей об этом сказать, но ее не оказалось на другом конце провода. У него слегка сжалось сердце. Сама она повесила трубку, или это станция их разъединила? Но через минуту он уже не думал об этом, не было времени: разговор с тремя французами — строителем, владельцем земельных участков на Северном побережье, с которым еще не встречался Джонсон, и поставщиком автомобилей — возобновился.
Потом двенадцать часов в бывшей конторе Фритша — с мадам Люси. Потом четверть часа — для вида — с мадам Каппадос; вдова мановением руки отмела все его объяснения и угостила его немыслимым, неудобоваримым коктейлем на портвейне, от которого его мутило весь день. Потом — вечер в обществе фабриканта автомобилей, и под конец, часов около трех утра, подписание договора в «Монсеньоре» на таких условиях, что фабриканту оставалось только удивляться, как он мог пойти на подобные уступки. А в восемь часов, после лукового супа, проглоченного в «Колоколе», он уже совещался с мадам Люси: «Вы хорошо меня поняли?.. Вы внимательно следите за ходом моей мысли?» Она не следила за ходом его мысли, ничего не понимала, но готова была послушно выполнить любое его указание, она восхищалась им и говорила: «Аминь», в ответ на все, что он решал или только собирался решить, — да и как могла она поступить иначе, если, пройдя через все стадии восторга и страха, она твердила себе, что при Фритше никогда не переживала подобных минут. «Ничего не предпринимайте без моих указаний… А как только получите их, — действуйте». — «Да, господин Рабо… Можете на меня рассчитывать, господин Рабо…»
Теперь он мог спокойно ехать в Ла-Боль. Так он и решил, но в это время года самолеты туда каждый день не летали. Он поколебался, выбирая между поездом и автомобилем. «Бьюик» остался в гараже «Рикье», а ездить с посторонним шофером он не любил. К тому же, произведя некоторые подсчеты, он понял, что ничего не выиграет во времени, а денег потратит много, — вот до чего он дошел, но это как раз и отличало его нынешнюю жизнь от прошлой, в этом и заключалась разница. Итак, он выбрал поезд и прибыл на место только к вечеру. Интересно, тут ли еще Джонсон?
Джонсон был тут. Гюстав предстал перед ним неожиданно, как бы случайно. Джонсон не давал о себе знать — и неспроста — даже в Ниццу, где находилась его секретарша, с которой Гюстав каждый день разговаривал по телефону. Гюстав рассчитал по дням и угадал: Джонсон оказался в Ла-Боле. Гюстав не знал, в каком отеле остановился американец, но человек, ворочающий такими делами, мог остановиться только в одном из лучших! Он обнаружил Джонсона в «Эрмитаже», расположенном на эспланаде рядом с казино, с видом на море. Но на что им было море? К тому же был не сезон, стояла отвратительная погода, и море никого не могло интересовать. Гюстав попросил шофера, которого он нанял в Нанте, остановиться перед отелем, похожим на дворец, и осведомился о Джонсоне. Тот проживал здесь и был на месте, но не один. Какой счастливый случай, что Гюставу удалось разыскать его, — ведь он уезжает завтра. Как это Гюстав сумел?
Он вынужден был отправиться на поиски, потому что Джонсон ничего о себе не сообщал, а за время его отсутствия ему, Гюставу, пришлось по просьбе Гете срочно выехать в Германию. В связи с немецким филиалом? Да, теперь там все в порядке, во всяком случае, главные проблемы решены и дело неплохо поставлено, тут Гете можно довериться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76