Замерзшее впервые Черное море напоминало Арктические проливы.
Из-за гололедицы автомашина еле тащилась по шоссе. Горько было смотреть на заснеженные пальмы с пожухлыми листьями. За бурыми свечками облезших кипарисов на снегу виднелись кабинки пляжа. У самого берега в зеленоватой воде плавали почерневшие льдины. Оторвался припай. Дальше простирались ровные ледяные поля с темными пятнами разводий.
И это Сочи в апреле! С крыш беломраморных санаториев сбрасывали снег…
Здесь нас ждали спелеологи…
Я никого не могла рассмотреть, машинально знакомилась со всеми, лишенная дара речи…. Я видела только ее, свою бывшую русалку, Елену Кирилловну, каким-то чудом оказавшуюся здесь…
Видите ли, она передумала, она решила снова работать с Буровым! И он не отказался!.. Он принял ее в экспедицию…
Я едва сдерживалась. А ведь нужно было не выдать себя. Мы даже расцеловались. И она сказала:
— Ты меня совсем разлюбил, мой Лю.
Что она могла знать о том, кого я разлюбила и кого полюбила!.. На ее лице, конечно, тоже ничего не прочтешь! Все такая же загадочная русалка с глазами цвета тины…
К «бездне Бурова» наша экспедиция была доставлена на вертолете. Они устроились рядом, а я отсела от них на самое заднее сиденье и смотрела вниз, на заснеженные горы.
Потом мы спускались в бездонную пропасть на нейлоновых лестницах. Кто рискнул это сделать, может уже больше ничего на свете не бояться. Полкилометра веревочных лестниц, тысяча шестьсот восемьдесят движений, когда нога робко нащупывает в темноте мягкую ступеньку… А ведь по этим лестницам предстояло еще подняться. Хватит ли сил? Но подниматься надо будет к свету, к солнцу, к жизни!.. А спускались мы в темноту, где все было неизвестно, откуда только раз подняли тело смельчака-учителя…
А потом мы двое суток бродили по подземным пещерам, пока не дошли до последнего зала с узкой щелью, ведшей дальше… в открытую потом мною пещеру Росова.
Спелеологи вместе с Буровым и Еленой Кирилловной пробились в эту пещеру, цепочкой проползли по расширенной щели, спрыгнули вниз ко мне, а я уже чувствовала себя здесь хозяйкой.
Пещеру осветили переносными прожекторами. Я ревниво следила за впечатлением, произведенным на Бурова моей сказочной пещерой. Я гордилась ею.
Буров сжимал меня в объятиях, благодарил. Он даже поцеловал меня!.. И Елена Кирилловна видела!..
Потом он, освещенный прожекторами, скрестив руки на груди, сказал:
— Здесь, под землей, будет город заложен!..
Могучая его фигура отбрасывала на стену со струящимися каменными потоками гигантскую тень.
Я могла бы представить его тень, отброшенную на звездное небо.
И он уже отдавал приказания будущим подрывникам — снести все минареты, колонны и кипарисы, проложить вместо трещины широкий туннель, расширить колодец «бездны Бурова», чтобы по нему могли спускаться вертолеты!..
Но подрывников пока не было.
Мы вернулись в Москву.
Буров решил действовать в обход Овесяна, сразу ставить вопрос о «Ядре галактики» в высшей инстанции.
В новом институте у нас не было лаборатории. Буров еще не производил экспериментов, все это время он только придумывал свое «Ядро галактики». Мы занимали с ним вдвоем небольшую комнату, я старалась не дышать, когда он думал, угадывала каждое его желание, бегала в электронно-вычислительный центр, чтобы сделать очередную прикидку, или просила разрешения у физиков-теоретиков, чтобы Буров пришел к ним. Но они сами спешили к нему.
Я безгранично верила в него: у этого полководца еще не было армии, но незримое войско уже выстраивалось за стенами блиндажа.
Я была счастлива в то время, Я была бы счастлива и сейчас, если бы Елена Кирилловна не вторглась к нам. Комната была рассчитана только на два стола, и она бесцеремонно заняла мой. Я ютилась в уголочке.
Буров ничего не замечал. Он разрабатывал стратегию боевых действий. Добиться права на эксперимент — это завершить его первую стадию, иногда самую трудную, считал он.
Приближались решающие дни. Однажды Бурова срочно пригласил к себе директор института профессор Бирюков. Он никогда не вызывал к себе Сергея Андреевича, слишком высоко его ценя, он сам всегда приходил к нему. Мы с Еленой Кирилловной понимающе переглянулись.
Буров ушел и скоро вернулся. Лицо его потемнело.
— Он здесь, он с Бирюковым идет сюда. Это он вызвал меня.
Нам не надо было объяснять, о ком шла речь. Буров нервно прибрал на своем столе.
Скоро в нашу комнату ворвался Овесян. Бирюков, невысокий, толстый, вошел следом за ним.
— Ага! Вот где штаб заговорщиков! — воскликнул Амас Иосифович, кивая нам с Еленой Кирилловной.
Мы в нерешительности встали, не зная, можно ли нам оставаться.
Вошел Ладнов. Он тоже был тут!..
— Сесть всем некуда, так что проведем нашу встречу а-ля фурше, — смеясь сказал Овесян. — Не смотрите на меня исподлобья, как разбойник на воеводу, — обратился он к Бурову. — Я знаю все, о чем вы думаете. Вот пришел, дескать, чтобы придавить научных раскольников в их гнезде. Можете ничего не рассказывать. Я все знаю. Ладнов выдал вас с головой, показал мне все ваши расчеты.
— Признателен, — мрачно отозвался Буров.
— Я знаю, что вы хотели обойтись без меня, без обсуждения у нас вашего замысла, снова построенного на гипотезах. Я знаю, что вы видите во мне даже не противника, а врага…
— Амас Иосифович, — вмешался румяный Бирюков, вытирая платком лицо, — нельзя же так…
— Что нельзя? Откровенно нельзя?
— Нет… Стоя нельзя… Я сейчас попрошу принести стулья… Лучше бы ко мне пройти…
— Ничего, братья-разбойники! Мы сядем на столы. — И Овесян первым подал пример, взгромоздясь на наш с Еленой Кирилловной стол.
Я подвинула стул Бирюкову, сами мы с Еленой Кирилловной уселись на один стул. Ладнов завладел буровским креслом, а Буров устроился на столе напротив Овесяна. Поединок начинался.
— Допускаю, что существовали ученые, которые во имя собственного престижа до конца дней отстаивали свои уже отжившие точки зрения, — начал Овесян. — Допускаю, что Макс Планк в какой-то мере был прав, говоря, что новые идеи никогда не принимаются, что они или умирают сами, или вымирают их противники. Но я могу вспомнить высказывание одного из его современников, великого физика лорда Резерфорда. Он говорил: «Когда кончается честность, кончается наука». Некоторые ученые, забыв об этом, в свое время переставали быть учеными, хотя и носили свои ученые звания.
— Да, я хотел обойти вас, Амас Иосифович, — сказал Буров, — чтобы сберечь силы и время. Я предвидел…
— Что вы предвидели? Научные предвидения у тебя лучше получаются, дорогой. Чтобы уважать себя, надо уважать других!..
— Я решил спорить с вами сразу там, вверху…
— А если я не собираюсь с тобой спорить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124