На мне был белый халат поверх костюма. В дверях стояла пожилая женщина — тоже в белом халате и с белой шапочкой на голове. А в стороне от письменного стола стоял шкафчик со стеклянными дверцами, заполненный какими-то пузырьками, склянками и баночками аптечного вида.
Да это же больница! Вот угораздило меня — и с какой, спрашивается, стати? Вроде бы никогда я не испытывал желания стать врачом, я даже панически боялся всего этого — кровь, ампутации, анализы... одна пункция спинного мозга чего стоит — бр-р-р!.. И все-таки в этом варианте я, несомненно, был врачом. А это, видимо, мое рабочее место. Кабинет или — как там у них это называется? — ординаторская... Судя по темноте за окном, сейчас ночь — значит, я дежурю в ночную смену. Узнать бы еще, по какой специальности я работаю — не дай бог, если хирург!.. Впрочем, это можно будет легко выяснить — достаточно выйти из кабинета и прочитать табличку.
Я потянулся и зевнул. Перспектива отвечать среди ночи на телефонные звонки из какой-то там больницы меня не прельщала. Небось кому-то я потребовался как медик, но удовлетворить этот запрос я все равно не смогу. Клизму — и то поставить не смогу, не говоря о чем-то большем!..
— И что же от меня надо шестой больнице? — спросил я, протирая глаза, словно засыпанные песком.
Женщина удивленно подняла брови. Потом поджала губы — видно, мои слова ее чем-то возмутили.
— Вам виднее, — сухо сказала она. — Подойдите, пожалуйста, они ждут... трубка у меня на столе лежит...
— А не могли бы вы сказать им, чтобы они перезвонили мне утром? — продолжал гнуть свою линию я. — Скажите, что вечером у меня было много работы, и я только что заснул... В общем, придумайте что-нибудь, а?
— Алик, ты что — с ума сошел? — изменившимся голосом осведомилась женщина. — Ты хоть отдаешь себе отчет, что говоришь?!
А что такого я сказал? И все-таки, наверное, в ее глазах допустил какой-то жуткий ляп, раз она стала обращаться ко мне, как мать к непутевому сыну. В принципе я действительно гожусь ей в сыновья, но, наверное, среди врачей принято называть друг друга по имени-отчеству...
— Я, конечно, не знаю точно, что они хотят вам сказать, — сдержанно продолжала женщина (кто она, кстати? Медсестра? Или тоже врач?). — Но думаю, что это связано с вашей мамой, Альмакор Павлович... Она ведь у вас, кажется, в шестой лежит?
Остатки сна слетели с меня в один миг. Мне показалось, что я ослышался. Этого не может быть!.. Ведь никогда еще изменения в моей судьбе не заходили так далеко, чтобы отменить ту проклятую катастрофу!..
— Что-о? — протянул я, вмиг оказавшись на ногах. — С мамой?! — Но Круговерть не прошла для меня даром, и я быстро опомнился. — Где? Где этот ваш чертов телефон?
— Я же сказала — у меня на столе, — покачала головой медсестра. — Идите быстрей...
Я уже шел. И не просто шел — летел мимо нее, чуть не сбив ее с ног. За дверью кабинета, естественно, оказался коридор. Длинный и слабо освещенный. Только в противоположном конце его светилась на столе за высоким барьером настольная лампа. Ага, значит, мне — туда...
Я подлетел к столу и, задыхаясь, схватил лежавшую трубку.
— Але? Ардалин слушает.
— Привет, Алька, — сказал в трубке незнакомый мужской голос. — Где тебя носит? Я аж устал ждать...
— Это неважно, — перебил я его. — Извините, не припоминаю ваш голос... трубка искажает, наверное...
— Вот так раз! — удивились в трубке. — Это Ефим, неужели ты меня забыл? Ефим Майзлин!
— А-а, — изобразил я озарение памяти. — Привет, Ефим... Так что там с моей... мамой?
Язык упорно отказывался произносить это сочетание — «моя мама». Бог ты мой, сколько же лет я не говорил о своих родителях как о живых?!
— Случилось? — усмехнулись в трубке. — Что ж, если можно так выразиться, действительно случилось... Надеюсь, ты помнишь ее диагноз?
Наверное, это была ирония со стороны этого неизвестного Ефима, но я ее не воспринял адекватно. Я почувствовал, как у меня все обрывается внутри, и мгновенно облился с ног до головы липким потом.
— Она... она умерла? — чужим голосом спросил я.
— В том-то и дело, что — нет! — вскричали в трубке. — Поэтому я и звоню тебе! Помнишь наш уговор?
Можно было сказать, что ни черта я не помню, потому что всего несколько минут тому назад появился в этом мире. Но я просто промолчал.
— В общем, так, — сказал Ефим. — Если хочешь использовать свой шанс, то это надо сделать сейчас. Иначе придётся долго ждать, потому что следующее мое дежурство будет только после Нового года... Ну, что молчишь? Решайся — да или нет?
— Я сейчас приеду, — сказал я. — И тогда мы с тобой поговорим, ладно?
— Я тебя понял, — произнесла трубка каким-то странным тоном. — Что ж, я тебя жду. Скажешь внизу охране свою фамилию — и тебя пропустят. Я уже их предупредил... Ну, давай... Кстати, будет лучше, если ты захватишь с собой свой халат... И не забудь это самое... ну, инструменты...
Я положил трубку и встал из-за стола.
Окна коридора были в морозных узорах, и от них несло еле ощутимым холодом. Если скоро Новый год, то сейчас должен быть декабрь.
— Простите, вы, случайно, не знаете, где моя одежда? — спросил я женщину, которая стояла, облокотившись на барьер перед столом.
— То есть? — не поняла она. — А сейчас вы что — голышом, что ли?
— Я имею в виду верхнюю одежду, — нетерпеливо пояснил я. — Ну, пальто там какое-нибудь... или куртку... Не помните, где я обычно их оставляю?
— В кабинете, где же еще? А вы что — собираетесь уходить?
— Мне очень надо, поймите!
— А дежурство?
Мысленно я возопил: «Да плевать я хотел на ваше дежурство! Там же — моя мама, понимаете? Мама, которую я видел только в раннем детстве!»
Но вслух я лишь сказал:
— Не бойтесь, я отлучусь ненадолго. Слетаю до шестой больницы — и обратно.
— Там что — совсем плохи дела? — почти шепотом спросила она, с сочувствием глядя на меня.
— Хуже не бывает, — мрачно сказал я, устремляясь в кабинет.
— Может, в отделении «Скорой» попросить дежурную машину для вас? — спросила она. — Где вы ночью такси будете ловить?
А она оказалась лучше, чем я ожидал. К тому же, я понятия не имею, где находится эта шестая больница, а уж водитель «Скорой» наверняка знает...
— Если можно, попросите, — сказал я. — Спасибо вам за все!
Эх, знать бы еще, как ее зовут, а то обращаюсь к ней, как к неодушевленному предмету. Но напрямую спрашивать неудобно, а рыться в бумагах в «своем» кабинете некогда.
— Дай бог, чтобы у вас все хорошо закончилось, — пожелала мне женщина, украдкой смахивая слезу.
* * *
Ефим оказался примерно моих лет, высоким, чернявым, с давно не бритым лицом и пухлыми губами. Он встретил меня у входа в отделение, которое располагалось на третьем этаже старого, явно требовавшего ремонта здания. Видимо, охранник из вестибюля предупредил его о моем появлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
Да это же больница! Вот угораздило меня — и с какой, спрашивается, стати? Вроде бы никогда я не испытывал желания стать врачом, я даже панически боялся всего этого — кровь, ампутации, анализы... одна пункция спинного мозга чего стоит — бр-р-р!.. И все-таки в этом варианте я, несомненно, был врачом. А это, видимо, мое рабочее место. Кабинет или — как там у них это называется? — ординаторская... Судя по темноте за окном, сейчас ночь — значит, я дежурю в ночную смену. Узнать бы еще, по какой специальности я работаю — не дай бог, если хирург!.. Впрочем, это можно будет легко выяснить — достаточно выйти из кабинета и прочитать табличку.
Я потянулся и зевнул. Перспектива отвечать среди ночи на телефонные звонки из какой-то там больницы меня не прельщала. Небось кому-то я потребовался как медик, но удовлетворить этот запрос я все равно не смогу. Клизму — и то поставить не смогу, не говоря о чем-то большем!..
— И что же от меня надо шестой больнице? — спросил я, протирая глаза, словно засыпанные песком.
Женщина удивленно подняла брови. Потом поджала губы — видно, мои слова ее чем-то возмутили.
— Вам виднее, — сухо сказала она. — Подойдите, пожалуйста, они ждут... трубка у меня на столе лежит...
— А не могли бы вы сказать им, чтобы они перезвонили мне утром? — продолжал гнуть свою линию я. — Скажите, что вечером у меня было много работы, и я только что заснул... В общем, придумайте что-нибудь, а?
— Алик, ты что — с ума сошел? — изменившимся голосом осведомилась женщина. — Ты хоть отдаешь себе отчет, что говоришь?!
А что такого я сказал? И все-таки, наверное, в ее глазах допустил какой-то жуткий ляп, раз она стала обращаться ко мне, как мать к непутевому сыну. В принципе я действительно гожусь ей в сыновья, но, наверное, среди врачей принято называть друг друга по имени-отчеству...
— Я, конечно, не знаю точно, что они хотят вам сказать, — сдержанно продолжала женщина (кто она, кстати? Медсестра? Или тоже врач?). — Но думаю, что это связано с вашей мамой, Альмакор Павлович... Она ведь у вас, кажется, в шестой лежит?
Остатки сна слетели с меня в один миг. Мне показалось, что я ослышался. Этого не может быть!.. Ведь никогда еще изменения в моей судьбе не заходили так далеко, чтобы отменить ту проклятую катастрофу!..
— Что-о? — протянул я, вмиг оказавшись на ногах. — С мамой?! — Но Круговерть не прошла для меня даром, и я быстро опомнился. — Где? Где этот ваш чертов телефон?
— Я же сказала — у меня на столе, — покачала головой медсестра. — Идите быстрей...
Я уже шел. И не просто шел — летел мимо нее, чуть не сбив ее с ног. За дверью кабинета, естественно, оказался коридор. Длинный и слабо освещенный. Только в противоположном конце его светилась на столе за высоким барьером настольная лампа. Ага, значит, мне — туда...
Я подлетел к столу и, задыхаясь, схватил лежавшую трубку.
— Але? Ардалин слушает.
— Привет, Алька, — сказал в трубке незнакомый мужской голос. — Где тебя носит? Я аж устал ждать...
— Это неважно, — перебил я его. — Извините, не припоминаю ваш голос... трубка искажает, наверное...
— Вот так раз! — удивились в трубке. — Это Ефим, неужели ты меня забыл? Ефим Майзлин!
— А-а, — изобразил я озарение памяти. — Привет, Ефим... Так что там с моей... мамой?
Язык упорно отказывался произносить это сочетание — «моя мама». Бог ты мой, сколько же лет я не говорил о своих родителях как о живых?!
— Случилось? — усмехнулись в трубке. — Что ж, если можно так выразиться, действительно случилось... Надеюсь, ты помнишь ее диагноз?
Наверное, это была ирония со стороны этого неизвестного Ефима, но я ее не воспринял адекватно. Я почувствовал, как у меня все обрывается внутри, и мгновенно облился с ног до головы липким потом.
— Она... она умерла? — чужим голосом спросил я.
— В том-то и дело, что — нет! — вскричали в трубке. — Поэтому я и звоню тебе! Помнишь наш уговор?
Можно было сказать, что ни черта я не помню, потому что всего несколько минут тому назад появился в этом мире. Но я просто промолчал.
— В общем, так, — сказал Ефим. — Если хочешь использовать свой шанс, то это надо сделать сейчас. Иначе придётся долго ждать, потому что следующее мое дежурство будет только после Нового года... Ну, что молчишь? Решайся — да или нет?
— Я сейчас приеду, — сказал я. — И тогда мы с тобой поговорим, ладно?
— Я тебя понял, — произнесла трубка каким-то странным тоном. — Что ж, я тебя жду. Скажешь внизу охране свою фамилию — и тебя пропустят. Я уже их предупредил... Ну, давай... Кстати, будет лучше, если ты захватишь с собой свой халат... И не забудь это самое... ну, инструменты...
Я положил трубку и встал из-за стола.
Окна коридора были в морозных узорах, и от них несло еле ощутимым холодом. Если скоро Новый год, то сейчас должен быть декабрь.
— Простите, вы, случайно, не знаете, где моя одежда? — спросил я женщину, которая стояла, облокотившись на барьер перед столом.
— То есть? — не поняла она. — А сейчас вы что — голышом, что ли?
— Я имею в виду верхнюю одежду, — нетерпеливо пояснил я. — Ну, пальто там какое-нибудь... или куртку... Не помните, где я обычно их оставляю?
— В кабинете, где же еще? А вы что — собираетесь уходить?
— Мне очень надо, поймите!
— А дежурство?
Мысленно я возопил: «Да плевать я хотел на ваше дежурство! Там же — моя мама, понимаете? Мама, которую я видел только в раннем детстве!»
Но вслух я лишь сказал:
— Не бойтесь, я отлучусь ненадолго. Слетаю до шестой больницы — и обратно.
— Там что — совсем плохи дела? — почти шепотом спросила она, с сочувствием глядя на меня.
— Хуже не бывает, — мрачно сказал я, устремляясь в кабинет.
— Может, в отделении «Скорой» попросить дежурную машину для вас? — спросила она. — Где вы ночью такси будете ловить?
А она оказалась лучше, чем я ожидал. К тому же, я понятия не имею, где находится эта шестая больница, а уж водитель «Скорой» наверняка знает...
— Если можно, попросите, — сказал я. — Спасибо вам за все!
Эх, знать бы еще, как ее зовут, а то обращаюсь к ней, как к неодушевленному предмету. Но напрямую спрашивать неудобно, а рыться в бумагах в «своем» кабинете некогда.
— Дай бог, чтобы у вас все хорошо закончилось, — пожелала мне женщина, украдкой смахивая слезу.
* * *
Ефим оказался примерно моих лет, высоким, чернявым, с давно не бритым лицом и пухлыми губами. Он встретил меня у входа в отделение, которое располагалось на третьем этаже старого, явно требовавшего ремонта здания. Видимо, охранник из вестибюля предупредил его о моем появлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126