— Боже мой, — шептала Молли. — Это оно, то самое место.
Я помог ей выбраться на причал, а потом выкарабкался и сам.
— Боже мой, Бен, я помню все тут, помню это место! — восторженный шёпот ее срывался и переходил на звонкий высокий голос. Она махнула рукой на деревянный навес для хранения лодок, выкрашенный белой краской. — Вот там папа учил меня ловить рыбу.
Будто пробуждаясь от нахлынувших воспоминаний, она мотнула головой и хотела пойти к навесу, но я во время удержал ее за руку.
— Что такое?..
— Тихо! — скомандовал я.
Сначала послышался какой-то еле различимый шум, вроде шуршания по траве где-то около дома.
«Топ, топ, топ».
— Что это? — прошептала Молли.
Я замер на месте.
С лужайки на верху холма к нам, казалось, летело по склону что-то темное и бесформенное, к топоту примешивались теперь повизгивание и скулеж.
Тихое низкое урчание становилось все громче и перешло наконец в громкий, ужасный, угрожающий лай. К нам летел здоровенный доберман-пинчер, я сразу углядел породу, со злобным лаем обнажая белые клыки.
Так вот кем оказалось темное бесформенное пятно, катившееся с лужайки!
— Нет! — пронзительно завопила Молли и кинулась бежать, спасаясь, к деревянному белому навесу.
В груди у меня похолодело, а под ложечкой екнуло, когда доберман взвился в воздухе, огромным немыслимым скачком сразу же чуть не допрыгнув до меня. И только я успел выхватить пистолет, как услышал громкий мужской выкрик: «Хальт!», всплеск воды позади и, оглянувшись, увидел выходящего из озера высокого сильного мужчину в плавках.
— Вы сами себе чуть не навредили. Пес не любит подобных сюрпризов.
Мужчина выпрямился во весь рост, с его седоватой бороды стекала вода. Он сильно напоминал Нептуна, вынырнувшего из бездны вод на поверхность.
Вот уж никак не ожидал увидеть такое. Зрелище было столь необычным, что даже в голове не укладывалось.
Мы с Молли от изумления вытаращили глаза и не могли вымолвить ни слова.
И тут Молли кинулась обнимать своего отца.

Часть седьмая
Вашингтон
64
Ну что обычно говорят в таких случаях?
Когда кто-то возвращается с того света, скорее всего, все теряют дар речи.
На озере воцарилась тишь, вода, казалось, застыла и потемнела. Не слыхать ни жужжания моторных лодок, ни выкриков, даже птицы, казалось, перестали щебетать. Кругом абсолютная тишина. Весь мир застыл.
Со слезами на глазах Молли обняла отца и крепко прижалась к его груди, как бы стараясь раздавить его. Хоть она и высока ростом, но отец все равно заметно выше, поэтому ему пришлось наклониться, чтобы обнять ее.
Я стоял будто в шоке и молча смотрел на них. Наконец, не выдержав, сказал:
— А ведь сперва я вас с бородой и не узнал.
— Да это не столь уж важно, — сказал Харрисон Синклер серьезным тоном, в котором послышалось даже раздражение. Но тут же он криво усмехнулся, на лице у него обозначились морщинки. — Полагаю, вы приняли меры и «хвоста» за собой не притащили.
— Я делал все, что мог.
— Всегда верил, что на тебя можно положиться.
Вдруг Молли разжала объятия, отошла на шаг и шлепнула отца по щеке, он даже вздрогнул от неожиданности.
— Черт бы тебя подрал, — в сердцах выругалась она прерывающимся голосом.
* * *
В доме было сумрачно и покойно. По всему чувствовалось, что в нем давно никто не жил: дым и пепел от бесчисленных костров вокруг проникали внутрь и за долгие годы осели на полу и потолке; повсюду затхлый запах нафталина, плесени, краски и подгоревшего маргарина.
Мы с Молли сидели в одном широком кресле, миткалевая обивка которого от ветхости и пыли стала бесцветной, и слушали Хэла Синклера, сидящего на раскладном дачном стуле, который хранился прежде в подвешенном состоянии высоко под потолком.
Хэл надел мешковатые брюки цвета хаки и свободный синий свитер с открытым воротом. Он вытянул ноги, отчего штанины у него немного задрались, и выглядел как довольный гостеприимный хозяин, сидящий с гостями, заглянувшими на огонек в субботний вечер, за доброй бутылочкой мартини.
Борода у него была густая и нечесаная — за несколько месяцев она здорово отросла, чего он, собственно, и добивался. Много времени он проводил на солнце, купаясь в озере и катаясь на лодке, отчего лицо у него огрубело и загорело, словно у бывалого моряка.
— А я предчувствовал, что вы меня разыщете здесь, — говорил он. — Но не ожидал, что так скоро. А тут несколько часов назад мне позвонил Пьер Лафонтен и сказал, что по Сен-Жермону расхаживает какая-то подозрительная пара и расспрашивает обо мне и о доме.
Поскольку Молли с недоумением посмотрела, он объяснил далее:
— Пьер здесь и архивариус, и канцелярист, и мэр Трамблана, и начальник полиции и вообще мастер на все руки. Он также присматривает за многими дачами, владельцы которых приезжают сюда лишь на лето. Ну и, само собой, — мой давнишний и надежный друг. Он приглядывает за нашим домом уже порядочно — по сути, много-много лет. Еще в пятидесятых годах он помог нам купить участок и переоформить сделку — должен признаться, очень даже по-умному, — так что он перешел из рук бабушки Хейл, а кому достался — неизвестно, новые владельцы — непонятно кто, и установить их просто невозможно.
— Между прочим, — сказал Хэл, — так оформить владение — это не моя идея, а Джима Англетона. Еще когда я был засекреченным сотрудником ЦРУ, он настоятельно советовал мне обзавестись таким местечком, где можно было бы надежно укрыться, если обстановка уж слишком накалится. Канада показалась нам самым подходящим местом, поскольку она самостоятельная страна и находится по ту сторону границы. Так или иначе дом пустовал, и Пьер сдавал его в аренду иногда на лето, а по большей части зимой, когда можно кататься на лыжах. Сдавал он его всегда от имени мифического канадского рантье, некого Стромболнана. Арендная плата с лихвой окупала его вознаграждение за охрану и расходы на ремонт. Ну а остаток Пьер клал на счет в трастовый банк под проценты, — тут Хэл опять криво усмехнулся и закончил: — Он очень честный малый.
Но тут вдруг без всякой видимой причины Молли опять взорвалась от гнева. Все это время она сидела рядышком со мной, помалкивала и о чем-то думала, как я считал, все еще пребывая в состоянии шока. Но как оказалось, она вовсе не оцепенела, а наоборот, постепенно распалялась от злости.
— Как... Ты мог... так поступить со мной? Как ты мог допустить, чтобы я прошла через такую чертову мясорубку?
— Снупики... — хотел что-то сказать отец.
— Да пропади они пропадом! Скажи лучше, что ты думаешь...
— Молли! — строго прикрикнул отец. — Не распускайся! Держи себя в руках. У меня не было выбора.
Он подобрал под себя ноги, сперва выпрямился на стуле, а затем подался к ней и пристально посмотрел ей в глаза умоляющим сверкающим взором.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144