освободить из плена женщину, дать трех лошадей, на которых они, прихватив с собою шогуна, доберутся до границ владений Изидо, там шогуна отпустят и поедут себе на свободу, никем не преследуемые. И еще надобно вернуть отобранный у черноволосого пленника двуручный меч.
Если Изидо и хотел что-то сказать своим подданным, то сделать этого все равно не мог – покидать звукам горло шогуна мешали рука и нож киммерийца. Тогда от джаданов взялся говорить немолодой воин с черной повязкой, закрывающий глаз. Видимо, после шогуна он был самым влиятельным среди собравшихся во дворе под данных Изидо.
Порк перебил одноглазого джадана, едва тот начал свое, полное гнева и угроз слово. Перебил, чтобы вразумить: никаких переговоров и уговоров. Или – или.
Изидо по-прежнему лишь хрипел и шипел в захвате Конана. Брать на себя решение предстояло одноглазому воину-джадану…
* * *
– …и он его принял. Жизнь повелителя важнее жизней трех пленников. Тем более, пленника можно снова поймать, в отличие от жизни вождя, если та от него упорхнет. И одноглазый дал слово согласия на наши условия…
Конан с Симуром – немногие из тех, кто остался в погребке «Пасть пустынного тигра». Разбойничья компания давно покинула заведение. Следом за ними выскользнули на свежий воздух другие компании и посетители-одиночки. Видимо, намеки Симура на Башню Всех Слез и на двести ударов по пяткам запали в их не слишком чистые души. Хозяин уже два раза успел сбегать за новыми кувшинами. Судя по болезненным гримасам плутовской рожи, ему приходилось сливать последние запасы приличного вина.
Конана же не беспокоили малолюдность грязного погребка и невыносимые душевные муки трактирщика. Киммериец спокойно продолжал свой рассказ.
– Их лошади, как и сами джаданы, были невысоки, но резвы. Мы быстро продвигались к границе владений Изидо. Сегуна я примостил перед собой на лошади. От меча и кинжала я, понятно, вождя избавил в свою пользу. Возвращенный мне двуручник, вложенный в возвращенные ножны, по-приятельски шлепал меня по спине. Так что джаданы уже никак не могли надеяться в случае чего на легкую победу. Изидо вел себя спокойно – помирать от руки беглого раба ему, конечно, не хотелось. Не надо быть мудрецом, чтоб понять, чего ему хотелось: как можно скорее оказаться во главе отряда преследователей – и гнать, травить, убивать нас, как бешеных собак.
Позади на расстоянии в полполета стрелы держался отряд из дюжины верховых-джаданов с одной свободной лошадью. Пока смело можно было находиться к ним спиной. Мы понимали, что несладко придется, когда достигнем границ владений Изидо. Хотя по законам джаданов не сдержать слово – уронить свою честь, а Порк с них стребовал слово, что они нас не станут преследовать, надежд на спокойный отход было мало. Считай, почти и не было. Тот же Порк разъяснил мне накануне, что раз мы сами поступили не как воины, то и законы чести к нам неприменимы.
Лошади молотили копытами по добротной глиняной дороге. Этой дорогой в то время, когда земля джаданов еще не была поделена на четыре части, пользовались здешние купцы и сборщики налогов. Теперь по ней лишь изредка проезжали хорошо вооруженные воины – грабить приграничные деревни. Как рассказывал Порк, впереди дорога была уж не столь хороша, ее местами преграждали поваленные деревья и валуны. Но наш путь в земли шогуна Ямото мы и не связывали с ездой по дороге: так нас легко нагонят и оставят лежать в придорожных кустах с отсеченными головами. Разве Апрею пощадят – ее просто вернут в бамбуковое узилище.
Апрея, кстати, впервые в жизни оказалась в седле, но получалось у нее неплохо. Видать, проворство и ловкость, приобретенные на деревьях, оказались очень кстати и при езде верхом. К тому же рядом с ней скакал брат и как мог помогал ей.
«Вон там, – сказал Порк, повернувшись ко мне. – У камня. Дальше тот поворот. Сразу за поворотом развилка».
Порк знал путь, которым мы двигались. Это давало нам кое-какое преимущество. Приближался важный момент. Или наша уловка сработает, или придется скрещивать оружие с противником, превосходящим нас числом.
И вот мы достигли камня, огромного, вросшего в землю валуна на обочине дороги. Остановили лошадей. Одной рукой я опустил шогуна на землю. Очутившись внизу, он что-то сказал, показывая на свой меч. Как воин воина, я его понял без перевода. Меч – часть руки воина. Воин бережет и дорожит своим оружием, как бережет и дорожит рукой. Он просил вернуть оружие.
А почему бы и не вернуть, не сделать шогуну подарок? К тому же пока он меч подбирает, мы выиграем еще миг другой. А нам позарез нужен этот миг…
Я забросил любимый меч вождя в придорожные кусты. И мы тут же припустили лошадей. А сзади уже грохотали копыта отряда джаданов.
Мы промчались поворот, о котором говорил Порк. Добрались до развилки. От основной дороги ответвлялась, ныряя в лес, узкая просека. Мы свернули на просеку. Проехав по ней несколько шагов, я и Апрея соскочили на землю. Порк всадил пятки в бока своего скакуна, мы ударами по крупу отправили за ним своих, «опустевших» лошадей. На слова времени не тратили. Все уже было сказано, обговорено этой ночью.
Ночью же мы и разыграли с помощью короткой и длинной палочек, кому отвлекать джаданов, кому уходить по лесу с Апреей. Отвлекать выпало Порку.
Мы с Апреей притаились за кустами. Сквозь просвет была видна просека. Ждать пришлось очень недолго. Вскоре донесся топот копыт, гортанные крики подгоняющих лошадей джаданов, и мимо нас промчался отряд преследователей во главе с шогуном Изидо.
Лесная просека представляла собой узкую, заросшую тропу, которая вдобавок и петляла. Поэтому мы вправе были рассчитывать на то, что джаданы нескоро смогут увидеть спины беглецов и открыть для себя, что две из трех лошадей пусты. Порк намеревался, если получится, достигнуть, уведя за собой джаданов, какого-то там ручья, загнать лошадей в заросли и дальше уходить джунглями пешком. А встретиться мы должны были уже на землях шогуна Ямото в охотничьей хижине. Хижину ту, следуя указаниям Порка, вроде бы как обнаружить труда не составляло. Надо было лишь топать по большой дороге до скалы, что нависает над округой, взобраться на нее – ну уж не нам, сынам Киммерии, бояться скалолазания – сверху найти выгоревший лес, и сразу за ним стоит то пристанище охотников.
Ну вот, Симур… Пропустив погоню джаданов, дождавшись, пока крики и стук копыт затихнет вдали, мы с Апреей тронулись в путь. Если б джаданы почему-то там вернулись на прежнюю дорогу, мы услышали бы их издали и шмыгнули бы в лес, спрятались бы за камень, залегли бы в траве. Однако не только джаданов, но и никого другого мы так до самой скалы не услыхали и не повстречали.
Представь себе, Симур, но мне не пришлось уговаривать и подгонять лесную женщину – мол, потерпи, сожми зубы, после отдохнем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Если Изидо и хотел что-то сказать своим подданным, то сделать этого все равно не мог – покидать звукам горло шогуна мешали рука и нож киммерийца. Тогда от джаданов взялся говорить немолодой воин с черной повязкой, закрывающий глаз. Видимо, после шогуна он был самым влиятельным среди собравшихся во дворе под данных Изидо.
Порк перебил одноглазого джадана, едва тот начал свое, полное гнева и угроз слово. Перебил, чтобы вразумить: никаких переговоров и уговоров. Или – или.
Изидо по-прежнему лишь хрипел и шипел в захвате Конана. Брать на себя решение предстояло одноглазому воину-джадану…
* * *
– …и он его принял. Жизнь повелителя важнее жизней трех пленников. Тем более, пленника можно снова поймать, в отличие от жизни вождя, если та от него упорхнет. И одноглазый дал слово согласия на наши условия…
Конан с Симуром – немногие из тех, кто остался в погребке «Пасть пустынного тигра». Разбойничья компания давно покинула заведение. Следом за ними выскользнули на свежий воздух другие компании и посетители-одиночки. Видимо, намеки Симура на Башню Всех Слез и на двести ударов по пяткам запали в их не слишком чистые души. Хозяин уже два раза успел сбегать за новыми кувшинами. Судя по болезненным гримасам плутовской рожи, ему приходилось сливать последние запасы приличного вина.
Конана же не беспокоили малолюдность грязного погребка и невыносимые душевные муки трактирщика. Киммериец спокойно продолжал свой рассказ.
– Их лошади, как и сами джаданы, были невысоки, но резвы. Мы быстро продвигались к границе владений Изидо. Сегуна я примостил перед собой на лошади. От меча и кинжала я, понятно, вождя избавил в свою пользу. Возвращенный мне двуручник, вложенный в возвращенные ножны, по-приятельски шлепал меня по спине. Так что джаданы уже никак не могли надеяться в случае чего на легкую победу. Изидо вел себя спокойно – помирать от руки беглого раба ему, конечно, не хотелось. Не надо быть мудрецом, чтоб понять, чего ему хотелось: как можно скорее оказаться во главе отряда преследователей – и гнать, травить, убивать нас, как бешеных собак.
Позади на расстоянии в полполета стрелы держался отряд из дюжины верховых-джаданов с одной свободной лошадью. Пока смело можно было находиться к ним спиной. Мы понимали, что несладко придется, когда достигнем границ владений Изидо. Хотя по законам джаданов не сдержать слово – уронить свою честь, а Порк с них стребовал слово, что они нас не станут преследовать, надежд на спокойный отход было мало. Считай, почти и не было. Тот же Порк разъяснил мне накануне, что раз мы сами поступили не как воины, то и законы чести к нам неприменимы.
Лошади молотили копытами по добротной глиняной дороге. Этой дорогой в то время, когда земля джаданов еще не была поделена на четыре части, пользовались здешние купцы и сборщики налогов. Теперь по ней лишь изредка проезжали хорошо вооруженные воины – грабить приграничные деревни. Как рассказывал Порк, впереди дорога была уж не столь хороша, ее местами преграждали поваленные деревья и валуны. Но наш путь в земли шогуна Ямото мы и не связывали с ездой по дороге: так нас легко нагонят и оставят лежать в придорожных кустах с отсеченными головами. Разве Апрею пощадят – ее просто вернут в бамбуковое узилище.
Апрея, кстати, впервые в жизни оказалась в седле, но получалось у нее неплохо. Видать, проворство и ловкость, приобретенные на деревьях, оказались очень кстати и при езде верхом. К тому же рядом с ней скакал брат и как мог помогал ей.
«Вон там, – сказал Порк, повернувшись ко мне. – У камня. Дальше тот поворот. Сразу за поворотом развилка».
Порк знал путь, которым мы двигались. Это давало нам кое-какое преимущество. Приближался важный момент. Или наша уловка сработает, или придется скрещивать оружие с противником, превосходящим нас числом.
И вот мы достигли камня, огромного, вросшего в землю валуна на обочине дороги. Остановили лошадей. Одной рукой я опустил шогуна на землю. Очутившись внизу, он что-то сказал, показывая на свой меч. Как воин воина, я его понял без перевода. Меч – часть руки воина. Воин бережет и дорожит своим оружием, как бережет и дорожит рукой. Он просил вернуть оружие.
А почему бы и не вернуть, не сделать шогуну подарок? К тому же пока он меч подбирает, мы выиграем еще миг другой. А нам позарез нужен этот миг…
Я забросил любимый меч вождя в придорожные кусты. И мы тут же припустили лошадей. А сзади уже грохотали копыта отряда джаданов.
Мы промчались поворот, о котором говорил Порк. Добрались до развилки. От основной дороги ответвлялась, ныряя в лес, узкая просека. Мы свернули на просеку. Проехав по ней несколько шагов, я и Апрея соскочили на землю. Порк всадил пятки в бока своего скакуна, мы ударами по крупу отправили за ним своих, «опустевших» лошадей. На слова времени не тратили. Все уже было сказано, обговорено этой ночью.
Ночью же мы и разыграли с помощью короткой и длинной палочек, кому отвлекать джаданов, кому уходить по лесу с Апреей. Отвлекать выпало Порку.
Мы с Апреей притаились за кустами. Сквозь просвет была видна просека. Ждать пришлось очень недолго. Вскоре донесся топот копыт, гортанные крики подгоняющих лошадей джаданов, и мимо нас промчался отряд преследователей во главе с шогуном Изидо.
Лесная просека представляла собой узкую, заросшую тропу, которая вдобавок и петляла. Поэтому мы вправе были рассчитывать на то, что джаданы нескоро смогут увидеть спины беглецов и открыть для себя, что две из трех лошадей пусты. Порк намеревался, если получится, достигнуть, уведя за собой джаданов, какого-то там ручья, загнать лошадей в заросли и дальше уходить джунглями пешком. А встретиться мы должны были уже на землях шогуна Ямото в охотничьей хижине. Хижину ту, следуя указаниям Порка, вроде бы как обнаружить труда не составляло. Надо было лишь топать по большой дороге до скалы, что нависает над округой, взобраться на нее – ну уж не нам, сынам Киммерии, бояться скалолазания – сверху найти выгоревший лес, и сразу за ним стоит то пристанище охотников.
Ну вот, Симур… Пропустив погоню джаданов, дождавшись, пока крики и стук копыт затихнет вдали, мы с Апреей тронулись в путь. Если б джаданы почему-то там вернулись на прежнюю дорогу, мы услышали бы их издали и шмыгнули бы в лес, спрятались бы за камень, залегли бы в траве. Однако не только джаданов, но и никого другого мы так до самой скалы не услыхали и не повстречали.
Представь себе, Симур, но мне не пришлось уговаривать и подгонять лесную женщину – мол, потерпи, сожми зубы, после отдохнем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71