В отличие от большинства своих коллег, исходивших слюной при одной мысли о хорошей тяжбе, способной принести баснословный барыш, фирма «Джиффорд, Джиффорд энд Кевендиш» блюла чистоту. Она славилась своей честностью, преданностью и, главное, умением соблюдать конфиденциальность, что едва ли не важнее всего.
Уоррен поднялся наверх, в музыкальный салон, в котором провела весь день Джанна. Держась за полированную колонну винтовой лестницы, он задумался, не следует ли передоверить этот разговор тете Пиф. Он знал от Джиффорда, что тете не было равных, если требовалось уговорить его отца. Многие годы тетя Пиф оставалась становым хребтом семейства. Она металась с Мальты в Англию и назад, всегда оказываясь рядом, когда в этом возникала необходимость. Но это не будет продолжаться вечно...
Придется ему самому выложить все Джанне. Ведь он теперь глава семьи. Пора привыкать.
Уоррен распахнул дверь. Джанна слушала последний компакт-диск ансамбля «Ю-Ю-Ма». Звуки виолончели наполняли комнату, в которой на протяжении нескольких поколений наслаждались игрой клавесина и фортепьяно. Теперь эти инструменты пылились на чердаке. Им на смену пришло высококлассное оборудование «Макинтош». Уоррен взял со столика пульт дистанционного управления и нажал кнопку.
Музыка умолкла. Джанна вопросительно посмотрела на брата, усевшегося в кресло рядом с ней. Его красивое лицо было утомленным и бледным. Она почувствовала, что ее ждет неприятное известие.
– К тебе обратился тот... человек? – решила она прийти на помощь.
– Нет. – Шею Уоррена залила краска, как происходило всегда, когда он чувствовал смущение. Это было единственным изъяном в его патрицианских доспехах. – Пейтон Джиффорд уехал от меня час назад.
– Он что, уже успел приготовить для меня бумаги на развод? Я обратилась к нему только сегодня утром.
– Он говорил со мной о завещании. – Уоррен произнес это каким-то странным тоном. – Ему понадобилось посоветоваться со мной перед официальным зачтением документа.
– О! – Смерть отца и измена Коллиса оставили в душе Джанны зияющую пустоту. То и другое казалось леденящим кошмаром, а саму себя она ощущала угодившей в западню в каком-то чуждом ей мире. Какое значение имеет теперь завещание? Деньги не могут воскресить мертвого или купить любовь.
Слишком затянувшееся молчание брата было тревожнее любых слов. Джанна подумала, что речь пойдет о затруднительном финансовом положении семьи, но тотчас отбросила эту мысль. Недаром советником отца выступал Коллис.
– Ты знаешь, как я тебя люблю, – нарушил затянувшееся молчание Уоррен. – Я никогда ни с кем не был так близок, как с тобой.
Мысли о Коллисе отошли на задний план и сменились нешуточной тревогой. Брат никогда прежде не использовал слово «любовь». Они и вправду искренне любили друг друга, но признаться в этом вслух значило попытаться смягчить надвигающуюся беду.
– Что случилось? Прошу тебя, не молчи.
Он со страдальческим выражением свел на переносице брови.
– Отец отказал тебе в наследстве.
Прошло несколько секунд, прежде чем она осознала услышанное.
– Отказал?! То есть он мне ничего не оставил? Совсем ничего?
– Да. Но ты не волнуйся. Я немедленно займусь этим. Ему следовало оставить тебе по крайней мере акции нового отеля тети Пиф, – закончил он сердитой скороговоркой.
– Нет, – ответила она оскорбленным голосом. – Я не возьму того, что для меня не предназначено.
Она тщетно пыталась сообразить, как это могло произойти. Отец владел крупным состоянием, которое в отличие от прочих аристократов сумел не уменьшить с течением времени. Он, несомненно, упомянул в завещании многочисленных слуг, старых партнеров семьи – тех же юристов; наверное, не забыл и про благотворительность. Она всегда считала, что он сделает своей наследницей и ее, заботясь о ее будущем. Это было бы так естественно.
Но отец не оставил ей ни пенса! Внезапно ее осенило.
– Наверное, отец решил, что с меня довольно роли единственной наследницы тети Пиф. – Пифани давно поставила семью в известность о том, что Джанне достанется состояние, вполне сопоставимое с наследством Уоррена, ставшее плодом усилий Пифани на послевоенных руинах. Такое объяснение выглядело разумным, но Джанна все равно дрожала от недоброго предчувствия.
– Дело не в этом, – ответил ей Уоррен нетвердым голосом, сильно покраснев. Снова выдержав томительную паузу, он добавил: – Ты не его дочь.
«Не его дочь, не его дочь, не его дочь!» Эти слова звучали у нее в голове как проклятие, она отказывалась понимать их смысл.
– Выходит, мать и какой-то другой... мужчина? Никогда не поверю!
Уоррен взял ее за обе руки. Скорее всего на глазах у него появились слезы, но в полутемной комнате их было трудно разглядеть.
– Одри тут ни при чем. Тебя удочерили.
– Удочерили? Ты шутишь! Взгляни на меня. Все твердят, что я похожа на тетю Пифани. – Она поперхнулась. – Или это неправда? Ну, говори же!
– Похожа. – Он стиснул ее ладонь. – Самую малость. Люди всегда принимают желаемое за действительное. В семье всегда говорили, что ты пошла в тетю Пиф. Мы верили этому.
Ком в горле мешал ей говорить. Наконец она выдавила:
– Ты знаешь, кто мои настоящие родители?
– Женщина с Мальты и офицер американского флота, служивший там на базе НАТО.
– Так я АМЕРИКАНКА?
– Знаешь, это совсем не ругательное слово.
– Неужели? – саркастически откликнулась она. Реджинальд Атертон всегда считал американцев недочеловеками. – Мои родители живы?
– Этого Джиффорд не знает, – взволнованно ответил Уоррен. – Возможно, тетя Пиф ознакомит тебя с какими-то подробностями. Это она организовала удочерение.
– Зачем отец удочерил меня, раз у него уже был ты? Это было сделано по всем правилам?
– Да. Я видел бумаги.
– Но ведь никого нельзя было ввести в заблуждение. Все знали, что мама – Одри – даже не была беременна.
– Никто ничего не знал – все ограничивалось семьей и ее юристами. Мать была нездорова на протяжении нескольких лет после моего рождения. У нее была длительная послеродовая депрессия. Она месяцами не выходила из дому. По словам Джиффорда, твое появление ни у кого не вызвало вопросов.
Однако она никак не могла прийти в себя.
– Все равно не могу себе представить, как это отец меня удочерил. Видимо, он сделал это не по своей воле. – Она в отчаянии зажмурилась. Истина состояла в том, что отец никогда ее не любил, всегда отвергал ее попытки показать, как она к нему привязана. Наконец причина такого отношения выяснилась: она просто не была ему дочерью. Да, очень просто!
– Джиффорд говорит, что его уговорила сделать это тетя Пиф.
Она заглянула в атертоновские голубые глаза брата, которые любила всю сознательную жизнь. Она только что сделала новое открытие, еще более болезненное, чем предательство Коллиса и даже новость о лишении ее наследства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Уоррен поднялся наверх, в музыкальный салон, в котором провела весь день Джанна. Держась за полированную колонну винтовой лестницы, он задумался, не следует ли передоверить этот разговор тете Пиф. Он знал от Джиффорда, что тете не было равных, если требовалось уговорить его отца. Многие годы тетя Пиф оставалась становым хребтом семейства. Она металась с Мальты в Англию и назад, всегда оказываясь рядом, когда в этом возникала необходимость. Но это не будет продолжаться вечно...
Придется ему самому выложить все Джанне. Ведь он теперь глава семьи. Пора привыкать.
Уоррен распахнул дверь. Джанна слушала последний компакт-диск ансамбля «Ю-Ю-Ма». Звуки виолончели наполняли комнату, в которой на протяжении нескольких поколений наслаждались игрой клавесина и фортепьяно. Теперь эти инструменты пылились на чердаке. Им на смену пришло высококлассное оборудование «Макинтош». Уоррен взял со столика пульт дистанционного управления и нажал кнопку.
Музыка умолкла. Джанна вопросительно посмотрела на брата, усевшегося в кресло рядом с ней. Его красивое лицо было утомленным и бледным. Она почувствовала, что ее ждет неприятное известие.
– К тебе обратился тот... человек? – решила она прийти на помощь.
– Нет. – Шею Уоррена залила краска, как происходило всегда, когда он чувствовал смущение. Это было единственным изъяном в его патрицианских доспехах. – Пейтон Джиффорд уехал от меня час назад.
– Он что, уже успел приготовить для меня бумаги на развод? Я обратилась к нему только сегодня утром.
– Он говорил со мной о завещании. – Уоррен произнес это каким-то странным тоном. – Ему понадобилось посоветоваться со мной перед официальным зачтением документа.
– О! – Смерть отца и измена Коллиса оставили в душе Джанны зияющую пустоту. То и другое казалось леденящим кошмаром, а саму себя она ощущала угодившей в западню в каком-то чуждом ей мире. Какое значение имеет теперь завещание? Деньги не могут воскресить мертвого или купить любовь.
Слишком затянувшееся молчание брата было тревожнее любых слов. Джанна подумала, что речь пойдет о затруднительном финансовом положении семьи, но тотчас отбросила эту мысль. Недаром советником отца выступал Коллис.
– Ты знаешь, как я тебя люблю, – нарушил затянувшееся молчание Уоррен. – Я никогда ни с кем не был так близок, как с тобой.
Мысли о Коллисе отошли на задний план и сменились нешуточной тревогой. Брат никогда прежде не использовал слово «любовь». Они и вправду искренне любили друг друга, но признаться в этом вслух значило попытаться смягчить надвигающуюся беду.
– Что случилось? Прошу тебя, не молчи.
Он со страдальческим выражением свел на переносице брови.
– Отец отказал тебе в наследстве.
Прошло несколько секунд, прежде чем она осознала услышанное.
– Отказал?! То есть он мне ничего не оставил? Совсем ничего?
– Да. Но ты не волнуйся. Я немедленно займусь этим. Ему следовало оставить тебе по крайней мере акции нового отеля тети Пиф, – закончил он сердитой скороговоркой.
– Нет, – ответила она оскорбленным голосом. – Я не возьму того, что для меня не предназначено.
Она тщетно пыталась сообразить, как это могло произойти. Отец владел крупным состоянием, которое в отличие от прочих аристократов сумел не уменьшить с течением времени. Он, несомненно, упомянул в завещании многочисленных слуг, старых партнеров семьи – тех же юристов; наверное, не забыл и про благотворительность. Она всегда считала, что он сделает своей наследницей и ее, заботясь о ее будущем. Это было бы так естественно.
Но отец не оставил ей ни пенса! Внезапно ее осенило.
– Наверное, отец решил, что с меня довольно роли единственной наследницы тети Пиф. – Пифани давно поставила семью в известность о том, что Джанне достанется состояние, вполне сопоставимое с наследством Уоррена, ставшее плодом усилий Пифани на послевоенных руинах. Такое объяснение выглядело разумным, но Джанна все равно дрожала от недоброго предчувствия.
– Дело не в этом, – ответил ей Уоррен нетвердым голосом, сильно покраснев. Снова выдержав томительную паузу, он добавил: – Ты не его дочь.
«Не его дочь, не его дочь, не его дочь!» Эти слова звучали у нее в голове как проклятие, она отказывалась понимать их смысл.
– Выходит, мать и какой-то другой... мужчина? Никогда не поверю!
Уоррен взял ее за обе руки. Скорее всего на глазах у него появились слезы, но в полутемной комнате их было трудно разглядеть.
– Одри тут ни при чем. Тебя удочерили.
– Удочерили? Ты шутишь! Взгляни на меня. Все твердят, что я похожа на тетю Пифани. – Она поперхнулась. – Или это неправда? Ну, говори же!
– Похожа. – Он стиснул ее ладонь. – Самую малость. Люди всегда принимают желаемое за действительное. В семье всегда говорили, что ты пошла в тетю Пиф. Мы верили этому.
Ком в горле мешал ей говорить. Наконец она выдавила:
– Ты знаешь, кто мои настоящие родители?
– Женщина с Мальты и офицер американского флота, служивший там на базе НАТО.
– Так я АМЕРИКАНКА?
– Знаешь, это совсем не ругательное слово.
– Неужели? – саркастически откликнулась она. Реджинальд Атертон всегда считал американцев недочеловеками. – Мои родители живы?
– Этого Джиффорд не знает, – взволнованно ответил Уоррен. – Возможно, тетя Пиф ознакомит тебя с какими-то подробностями. Это она организовала удочерение.
– Зачем отец удочерил меня, раз у него уже был ты? Это было сделано по всем правилам?
– Да. Я видел бумаги.
– Но ведь никого нельзя было ввести в заблуждение. Все знали, что мама – Одри – даже не была беременна.
– Никто ничего не знал – все ограничивалось семьей и ее юристами. Мать была нездорова на протяжении нескольких лет после моего рождения. У нее была длительная послеродовая депрессия. Она месяцами не выходила из дому. По словам Джиффорда, твое появление ни у кого не вызвало вопросов.
Однако она никак не могла прийти в себя.
– Все равно не могу себе представить, как это отец меня удочерил. Видимо, он сделал это не по своей воле. – Она в отчаянии зажмурилась. Истина состояла в том, что отец никогда ее не любил, всегда отвергал ее попытки показать, как она к нему привязана. Наконец причина такого отношения выяснилась: она просто не была ему дочерью. Да, очень просто!
– Джиффорд говорит, что его уговорила сделать это тетя Пиф.
Она заглянула в атертоновские голубые глаза брата, которые любила всю сознательную жизнь. Она только что сделала новое открытие, еще более болезненное, чем предательство Коллиса и даже новость о лишении ее наследства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121