его последний взгляд еще долго мучил меня.
* * *
Затяжной дождь поливал кладбище, отчего казалось, будто вязы, росшие там, безутешно плачут от горя. Я в нерешительности стояла перед знакомыми металлическими воротами, не обращая внимания на прохладные ручейки, стекающие по моим волосам и ресницам; память о последнем визите сюда тяжелым грузом лежала на моем сердце.
Круг замкнулся. Открытия, которые я сделала для себя здесь, на этом месте, но в другое время, послужили причиной всех моих дальнейших злоключений. Обнаружив могилу отца, я очертя голову понеслась в «Арлингтон» в полной уверенности, что ничего не может быть страшнее предательства Адмирала, – и испытала там потрясение, застав своего мужа с любовницей. Воспоминания об удовлетворенном выражении, увиденном мной тогда на лице Дэвида, сжигали мне сердце.
И куда, к кому я убежала? Попала в руки карточного шулера. Подобно моему отцу, Шиа жил, спрятав правду о себе под маской игрока в покер и никогда не задумывался о том, по какую сторону закона он может оказаться в ту или иную минуту. У полицейских есть свидетель. А мне больше ничего не остается, кроме как попытаться забыть тот последний умоляющий взгляд Шиа.
Я яростно затрясла головой, пытаясь избавиться от преследующего меня видения; водяные брызги бриллиантовым дождем посыпались с моих волос. Если есть на свете что-то хуже предательства, так это напрасное ожидание в течение всей жизни, ожидание слов отца о том, что он любил меня, наивная вера в то, что, услышав эти слова, я воспряну духом.
Дождь был теплый, сильно пахло жимолостью и другими травами; зачарованная этими запахами, я вошла на территорию кладбища. Ворота слегка качнулись, когда я входила; петли, на которых они висели, не проржавели, до этого было еще далеко. Остановившись у трех молоденьких ив, я понюхала воздух, надеясь ощутить тонкий аромат фиалок, который приведет меня к последнему пристанищу Джесси Таггарта еще до того, как я вспомню, где оно находилось тогда, в будущем. Моя мать еще не родилась. Могила, которую я когда-то очищала от сорняков, еще не была вырыта.
Я шла между рядами мемориальных досок, отводя глаза от выбитых на них имен и дат, чувство одиночества, тоска по несбывшемуся разрывали мне сердце. Я искала свежую земляную насыпь и была очень удивлена, увидев, что, кроме представителя из похоронного бюро и полицейского, на кладбище никого не было. Из-за моросящего дождя даже цикады не распевали свои бесконечные песни. Очевидно, Джесси Таггарт не успел обзавестись друзьями в своей новой жизни.
Еще не видя могилы, я почувствовала запах свежевырытой земли. Посмотрев на плодородный краснозем, которым забросали простой деревянный ящик, я поняла, что теперь уже никого не будет интересовать, чье тело покоится под немаркированной плитой. Чьи-то безразличные руки похоронят через много лет на этом месте какого-то незнакомца, но все равно эта могила навсегда останется последним пристанищем моего отца. Пытаясь успокоить себя – там, в будущем – я, споря с очевидным, воображала, что это не мой отец лежит в могиле, подписанной его именем, и все еще лелеяла в себе хрупкую надежду, что однажды он вернется и станет таким отцом, о котором я всю жизнь мечтала. Но теперь я убедилась, что он ушел навсегда; вид места, где он обрел вечный покой, лишал меня всяких надежд.
Легкий ветерок потрепал мои волосы и – странное дело! – мне показалось, будто я вновь ощущаю присутствие отца. Я оглянулась, ожидая снова увидеть его образ, как это уже было однажды, но ничего не произошло лишь сырость серой тряпкой висела в воздухе. Тем не менее я почувствовала, что больше не одинока.
Я заметила в траве гладкий плоский камень. Я подняла его и немного подержала в руке, потом, опустившись на колени возле могилы отца, торжественно поместила его у края недавно насыпанного холмика. Какая-то часть меня хотела возненавидеть его, даже наказать его за то, что он снова покинул меня, но я понимала, что никогда не смогу этого сделать. Независимо от того, каким он был отцом, Адмирал не заслужил безымянной могилы.
Подобрав другой камень, я установила его рядом с первым, таким своеобразным способом отдавая дань памяти так сделала бымоя мама, только вместо камня были бы фиалки.
Этим она убеждала бы себя в том, что он действительно погиб. Она была сильной женщиной – никогда не жаловалась на свое одиночество, никогда не перекладывала свою боль на других. В конце концов это и разрушило ее; она ничего больше не помнила – ни хорошего, ни плохого.
Потеря памяти была для нее тюрьмой, но тюрьмой спасительной; освобождение мог принести лишь недвусмысленный ответ на все мучительные вопросы, знание полной правды. А что дала бы матери эта правда? Одни страдания.
Я тоже сотворила для себя нечто вроде одиночной камеры. Я идеализировала Джесси Таггарта, считала его образцом, с которым сверяла все свои дальнейшие поступки. Я так и осталась той маленькой веснушчатой девочкой, которая сидела у окна и до бесконечности ждала, когда ее отец вернется домой. Убери из моей жизни это ожидание – и что бы в ней осталось? Я превратилась бы в ничто.
Бродя по кладбищу в поисках новых камней, я поняла, что характер мой необратимо изменился. Напряженные поиски отца не дали того благостного результата, на который я рассчитывала, но в какой-то момент своих злоключений я обрела веру в себя. Уже за одно это я должна быть благодарна отцу.
Раньше я думала, что без его любви жизнь моя рухнет, что без нее я просто не смогу быть самой собой, но теперь твердо знала, что тачасть жизни, которую я провела в ожидании, которую считала безвозвратно потерянной, – это тоже моя жизнь, это тоже мое богатство. Я научилась верить самой себе, а значит, научусь доверять и другим.
Я все приносила и приносила камни и, набрав их достаточно много, принялась выкладывать причудливое ожерелье вокруг его могилы. Устроив отцу это простое надгробие, я почувствовала себя внутренне чистой, легкой и свободной – впервые за столько лет ожидания и страданий.
Да, Адмирал был далеко не самым лучшим отцом, но я простила ему это, я поняла: он сделал для меня все, что мог. И даже если я никогда не узнаю, любил ли он меня, это уже не имеет значения: все равно до конца моих дней я буду любить его.
Поняв это, я почувствовала, как огромная тяжесть рухнула с моих плеч и блаженное чувство свободы легким теплым облачком опустилось на меня, согревая душу. Помечая могилу отца скромным узором из камней, я почувствовала себя достаточно сильной, чтобы навеки сохранить любовь.
Неспешно я положила на могилу последний камень и вспомнила эту же могилу, но безвестную, ничем не обозначенную – там, в будущем; тогда меня посетило видение моего отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
* * *
Затяжной дождь поливал кладбище, отчего казалось, будто вязы, росшие там, безутешно плачут от горя. Я в нерешительности стояла перед знакомыми металлическими воротами, не обращая внимания на прохладные ручейки, стекающие по моим волосам и ресницам; память о последнем визите сюда тяжелым грузом лежала на моем сердце.
Круг замкнулся. Открытия, которые я сделала для себя здесь, на этом месте, но в другое время, послужили причиной всех моих дальнейших злоключений. Обнаружив могилу отца, я очертя голову понеслась в «Арлингтон» в полной уверенности, что ничего не может быть страшнее предательства Адмирала, – и испытала там потрясение, застав своего мужа с любовницей. Воспоминания об удовлетворенном выражении, увиденном мной тогда на лице Дэвида, сжигали мне сердце.
И куда, к кому я убежала? Попала в руки карточного шулера. Подобно моему отцу, Шиа жил, спрятав правду о себе под маской игрока в покер и никогда не задумывался о том, по какую сторону закона он может оказаться в ту или иную минуту. У полицейских есть свидетель. А мне больше ничего не остается, кроме как попытаться забыть тот последний умоляющий взгляд Шиа.
Я яростно затрясла головой, пытаясь избавиться от преследующего меня видения; водяные брызги бриллиантовым дождем посыпались с моих волос. Если есть на свете что-то хуже предательства, так это напрасное ожидание в течение всей жизни, ожидание слов отца о том, что он любил меня, наивная вера в то, что, услышав эти слова, я воспряну духом.
Дождь был теплый, сильно пахло жимолостью и другими травами; зачарованная этими запахами, я вошла на территорию кладбища. Ворота слегка качнулись, когда я входила; петли, на которых они висели, не проржавели, до этого было еще далеко. Остановившись у трех молоденьких ив, я понюхала воздух, надеясь ощутить тонкий аромат фиалок, который приведет меня к последнему пристанищу Джесси Таггарта еще до того, как я вспомню, где оно находилось тогда, в будущем. Моя мать еще не родилась. Могила, которую я когда-то очищала от сорняков, еще не была вырыта.
Я шла между рядами мемориальных досок, отводя глаза от выбитых на них имен и дат, чувство одиночества, тоска по несбывшемуся разрывали мне сердце. Я искала свежую земляную насыпь и была очень удивлена, увидев, что, кроме представителя из похоронного бюро и полицейского, на кладбище никого не было. Из-за моросящего дождя даже цикады не распевали свои бесконечные песни. Очевидно, Джесси Таггарт не успел обзавестись друзьями в своей новой жизни.
Еще не видя могилы, я почувствовала запах свежевырытой земли. Посмотрев на плодородный краснозем, которым забросали простой деревянный ящик, я поняла, что теперь уже никого не будет интересовать, чье тело покоится под немаркированной плитой. Чьи-то безразличные руки похоронят через много лет на этом месте какого-то незнакомца, но все равно эта могила навсегда останется последним пристанищем моего отца. Пытаясь успокоить себя – там, в будущем – я, споря с очевидным, воображала, что это не мой отец лежит в могиле, подписанной его именем, и все еще лелеяла в себе хрупкую надежду, что однажды он вернется и станет таким отцом, о котором я всю жизнь мечтала. Но теперь я убедилась, что он ушел навсегда; вид места, где он обрел вечный покой, лишал меня всяких надежд.
Легкий ветерок потрепал мои волосы и – странное дело! – мне показалось, будто я вновь ощущаю присутствие отца. Я оглянулась, ожидая снова увидеть его образ, как это уже было однажды, но ничего не произошло лишь сырость серой тряпкой висела в воздухе. Тем не менее я почувствовала, что больше не одинока.
Я заметила в траве гладкий плоский камень. Я подняла его и немного подержала в руке, потом, опустившись на колени возле могилы отца, торжественно поместила его у края недавно насыпанного холмика. Какая-то часть меня хотела возненавидеть его, даже наказать его за то, что он снова покинул меня, но я понимала, что никогда не смогу этого сделать. Независимо от того, каким он был отцом, Адмирал не заслужил безымянной могилы.
Подобрав другой камень, я установила его рядом с первым, таким своеобразным способом отдавая дань памяти так сделала бымоя мама, только вместо камня были бы фиалки.
Этим она убеждала бы себя в том, что он действительно погиб. Она была сильной женщиной – никогда не жаловалась на свое одиночество, никогда не перекладывала свою боль на других. В конце концов это и разрушило ее; она ничего больше не помнила – ни хорошего, ни плохого.
Потеря памяти была для нее тюрьмой, но тюрьмой спасительной; освобождение мог принести лишь недвусмысленный ответ на все мучительные вопросы, знание полной правды. А что дала бы матери эта правда? Одни страдания.
Я тоже сотворила для себя нечто вроде одиночной камеры. Я идеализировала Джесси Таггарта, считала его образцом, с которым сверяла все свои дальнейшие поступки. Я так и осталась той маленькой веснушчатой девочкой, которая сидела у окна и до бесконечности ждала, когда ее отец вернется домой. Убери из моей жизни это ожидание – и что бы в ней осталось? Я превратилась бы в ничто.
Бродя по кладбищу в поисках новых камней, я поняла, что характер мой необратимо изменился. Напряженные поиски отца не дали того благостного результата, на который я рассчитывала, но в какой-то момент своих злоключений я обрела веру в себя. Уже за одно это я должна быть благодарна отцу.
Раньше я думала, что без его любви жизнь моя рухнет, что без нее я просто не смогу быть самой собой, но теперь твердо знала, что тачасть жизни, которую я провела в ожидании, которую считала безвозвратно потерянной, – это тоже моя жизнь, это тоже мое богатство. Я научилась верить самой себе, а значит, научусь доверять и другим.
Я все приносила и приносила камни и, набрав их достаточно много, принялась выкладывать причудливое ожерелье вокруг его могилы. Устроив отцу это простое надгробие, я почувствовала себя внутренне чистой, легкой и свободной – впервые за столько лет ожидания и страданий.
Да, Адмирал был далеко не самым лучшим отцом, но я простила ему это, я поняла: он сделал для меня все, что мог. И даже если я никогда не узнаю, любил ли он меня, это уже не имеет значения: все равно до конца моих дней я буду любить его.
Поняв это, я почувствовала, как огромная тяжесть рухнула с моих плеч и блаженное чувство свободы легким теплым облачком опустилось на меня, согревая душу. Помечая могилу отца скромным узором из камней, я почувствовала себя достаточно сильной, чтобы навеки сохранить любовь.
Неспешно я положила на могилу последний камень и вспомнила эту же могилу, но безвестную, ничем не обозначенную – там, в будущем; тогда меня посетило видение моего отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81