Я хотел войти внутрь, но Дан остановил меня:
— Пауль уехал в театр, а Раду… Лучше тебе не ходить к нему. Боюсь, как бы он не покончил с собой. Нужно будет непременно устроить ему тайную встречу с Еленой.
— Господин адвокат Жильберт Паскал, — объявил я, — решил уехать ночным поездом. И не один…
— Какая жалость! — огорчился Дан. — Как мы теперь, черт возьми, до конца доживем с этим Раду? Знал бы я, что он окажется такой тряпкой. Как баба, ей-богу… видел бы ты, какие крали на него вешались в субботу на гулянье. Сущий кретин. Другие жизнь отдали бы, чтобы хоть денек покрасоваться его вывеской… Черт бы его побрал! Только Елену ему подавай!
— А как, — вспомнил я, — обстоят дела с пари нашего сицилийца?
— Разве он тебе не сказал? — удивился Дан. — Или ты с ним не виделся? Он объявил, что отбывает в Палермо, как раз сегодня, вечерним пароходом.
— Не может быть! — усомнился я. — Думаю, это очередной маневр. Он хочет усыпить бдительность неких стражей, чтобы спокойно пробраться в известный альков. Великий плут, твой сицилиец.
— Клянусь! — настаивал Дан. — С Паулем он уже попрощался… Впрочем, не связан ли его отъезд с другим отъездом?.. Вот оно что! Хочет выйти на Елену без соперников! И едет за ней в Бухарест! Потрясающе!.. Кстати, ты в конце концов выяснил, кто полицейский?
Я рассказал ему, что случилось у меня с адвокатом Жильбертом Паскалом, с Сильвией и с архитектором Дорианом. Лицо Дана просветлело, и он затрясся от смеха, как истеричка. Я ушел. Гостиницу отделяли от пансионата всего несколько метров, но, пока я их преодолевал, на меня обрушился такой залп дождя, что в холл я ввалился промокшим до нитки. Во мне все клокотало, и не потому что меня окатило тонной воды, что в конце концов немного даже взбодрило, а из-за того, что типы из гостиной, особенно архитектор Дориан, как раз прохаживались на мой счет. Они посмотрели на меня как на мокрую курицу. Я стремглав взлетел в свою комнату и через пару минут вернулся в костюме, похожем на тот, что был на Дане при нашей первой встрече, с той лишь разницей, что брюки у меня были нормальной длины.
Дон Петрини сидел в баре. Он сразу же догадался, о чем я его собирался спросить.
— Да, mio caro amico , — грустно промолвил сицилиец. — Сегодня у меня состоялся разговор с Палермо. Я не могу более задерживаться ни на минуту… Через несколько часов… Все! Прощай, Мамайя, прощайте, друзья, прощайте, лапочки… Так вы их называете? Я отнюдь не сожалею о нескольких днях, проведенных здесь…
Я не знал, чему верить. Сицилиец, казалось, говорил совершенно искренне. И все же я рискнул задать свой вопрос:
— А вы так и уезжаете несолоно хлебавши?
Он вздрогнул и невольно огляделся по сторонам.
— И солоно и сладко… — прошептал он мне. — Я должен оставаться джентльменом, но кое-что могу тебе открыть, — одна из них приедет в Палермо, быть может, и другая… попозже…
— То есть вы выиграли пари? — ужаснулся я.
— Не одно, а целых два! И хватит об этом! Больше никто об этом не знает… и не должен знать.
Я был настолько ошеломлен, что не помню, как мы расстались. Наверное, он даже обнял меня. Выиграл два пари… То есть?.. Вранье, или?.. А кто вторая? И кто первая?.. Я видел, как он прощался с Сильвией, и у меня на душе полегчало. Своим поведением он не походил на человека, переступившего порог целованья ручек… Выходит, пала Елена! Или все это просто треп?.. А рыженькая?.. Ну что я за идиот? Какое мне дело до баек дона Петрини?! К черту!
Вдруг появился Дан и накинулся на меня:
— Это ты шутку выкинул с моим подводным костюмом? Знай, что я терпеть не могу глупостей!
— А я не терплю глупцов! — разозлился я. — Какое мне дело до твоих костюмов? Будь то хоть костюм парашютиста, хоть кардинала, — мне не нравится носить чужие костюмы. Поищи у кого-нибудь другого.
Он осекся и успокоился.
— Кто же тогда, черт побери, у меня его увел? Вчера утром еще был в шкафу. Дай бог, чтобы это была шутка, а то, боюсь, не приделал ли ему ноги кто-нибудь из вчерашних посетителей…
Но, увидев Сильвию, он тут же забыл про костюм. Каналья, тоже сдержал слово! Ноль внимания на архитектора. Разглагольствовал перед королевой, как посол победоносной державы. А она улыбалась и внимала ему, ни разу не взглянув на меня. Подумать только — двенадцать часов назад мне казалось, что я заполучил ключ к обители вечного блаженства!
Потом появилось солнце. Необычное солнце, как застывший взрыв. Меня вдруг охватил страх, непонятный, абсурдный страх… В гостиной уже никого не было. И я тоже вышел на солнце…

ЧАСТЬ II
РАЗ… ДВА… ТРИ…
Понедельник, 7 июля 17.00
Ион Роман, облюбовав себе кресло в самом центре холла, весело, а иногда с удивлением наблюдал за происходящим. Жизнь постояльцев отеля протекала сейчас под знаком двух событий — неожиданного отъезда господина Винченцо Петрини и столь же неожиданного появления солнца. Возбужденный и говорливый сицилиец обстоятельно прощался с каждым. Всем своим видом он показывал, как глубоко опечален тем, что расстается с таким щедрым солнцем и такими милыми друзьями. Как бы оправдываясь, он приглашал всех на свою виллу в Палермо, под лучи доброго и вечного солнца Италии. Даже профессор Марино выдавил из себя подобие улыбки, когда Винченцо Петрини обратился к нему с прощальной речью. Ион Роман с любопытством отметил про себя не только это подобие улыбки, столь необычное на лице Марино, но и маленький толстый конверт, который был украдкой сунут итальянцу и под многочисленные кивки перекочевал во внутренний карман его пиджака. При этом Марино церемонно благодарил отъезжавшего, вычурно поднимая плечи, а затем направился прочь через дверь, ведущую в рощицу. Через ту же дверь, привлеченные солнцем и пляжем, вышли остальные — Жильберт Паскал и Елена, Эмиль Санду, архитектор Дориан почти одновременно с Сильвией Костин и задумчивый, нерешительный, погруженный в свои мысли журналист Владимир Энеску.
— Arrivederci, caro amico! — весело прозвучал голос Петрини. — Я с наслаждением…
— И я с громадным удовольствием… — ответил Ион Роман на комплимент сицилийца. — Искренне сожалею о вашем отъезде.
— Chi lo sa?! Палермо — это рай для всех и каждого. Si! Si! А черная бухгалтерия у нас в страшном почете, и такой эксперт, как вы, за каких-нибудь три года может стать знаменитым и богатым. Si! Si!.. E per adio, una sincera parola: la mia casa e vostra casa .
Ион Роман немного путано его поблагодарил и проводил взглядом, медленно привстав с кресла. Сицилиец покидал гостиницу с одним лишь саквояжиком в руке. Портье нес остальной багаж — сущую ерунду: чемодан, чуть-чуть побольше саквояжа, и не слишком раздутое, длинное, кожаное портманто, из тех, что часто используются морскими путешественниками для перевозки своего гардероба. И больше ничего.
«Вещей на три-четыре дня, — определил Ион Роман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77