Во мне нарастала злость. Я решил немедленно поговорить с адвокатом, и для этого мне даже не пришлось куда-либо идти. Господин адвокат и вице-президент Жильберт Паскал собственной персоной, вдруг, как из-под земли, появился передо мной.
— Знаю, я некстати… — начал он, — Хотя я вам в отцы гожусь, я прошу вас извинить меня и выслушать. Думаю, то, что случилось этой ночью, больше уже ни для кого не секрет…
— Не понимаю, какова моя роль…
— Вы — единственный, кто пользуется известным авторитетом здесь, а значит, и в пансионате напротив… По всей видимости, вы интеллигентный и порядочный человек… хотелось бы верить… Тогда просил бы вас мне объяснить… Я просил господина Стояна, добившись от него честного слова, выкинуть Елену из головы… И при всем при этом… Вы тоже слышали… Не низость ли это, господин Энеску, неслыханная низость?
Он был вне себя от ярости, однако во всех его жестах и словах чувствовалась боль, боль, которую он не мог сдержать. Правда, жалости он во мне не вызывал, и я ему ответил напрямик:
— О подобных низостях написаны сотни тысяч книг. Некоторые из них стали гордостью человечества, и, если бы даже после нас остались потомкам лишь одни только эти творения, я бы не стал об этом особенно сожалеть.
— Господин Энеску! — грубо выкрикнул он. — Я живу не в мире поэзии. Я живу в мире конкретных вещей, в котором для счастья нужно много золота… и пота… и страданья… и крови… и… и…
Он мучился, словно зарезанный козел, как бы сказал Аргези , а я был бесчувствен, как скала. Даже жалости, охватившей было меня в начале разговора, я больше не испытывал. Интересно, что бы сказала и что бы сделала Сильвия на моем месте?
— Вам бы лучше поговорить с Еленой, — сказал я. — В конце концов, ей решать…
— Я говорил с ней. Она клялась со слезами на глазах, клялась всеми святыми, что образумится. Но я не могу ей больше верить… Уже не в первый раз она дает подобные клятвы. И до отъезда на море валялась у меня в ногах. Поэтому я и прошу вас мне помочь. В этом вопросе можете рассчитывать на мою скромность и… признательность. У меня есть связи, которые могли бы значительно облегчить вашу карьеру… Если возникнут какие-то препоны, я мог бы вмешаться, конечно, без какой-либо огласки, с тем, чтобы масштабы вашего официального задания расширились. Никто не узнает, что вы не журналист…
Я опешил и не мог произнести ни слова. Адвокат с ватными волосами отступил на шаг и зашептал:
— Не беспокойтесь, господин Энеску. Я сохраню вашу тайну… В любом случае, сообщаю вам, что господина Раду Стояна из своего страхового общества я уволил. Официально объявляю также, что возбужу против него судебный иск по обвинению в халатности и попытке мошенничества… И всё это документально докажу!
Эта встреча явилась всего лишь началом. Я еще толком в себя не пришел, как увидел Сильвию, спускавшуюся по лестнице под руку с Дорианом. Она даже не ответила на мое приветствие или, может быть, кивнула так, что я не заметил. Не заговор ли это какой-нибудь против меня? Тогда кто его возглавляет?
Нельзя было колебаться ни минуты. Я встал перед Сильвией. Как стена.
— Просил бы вас уделить мне несколько минут, — выговорил я с таким спокойствием, которого в себе и не подозревал.
— У госпожи нет времени! — резко ответил архитектор.
Даже не взглянув в его сторону, я произнес:
— Чтобы выступать от ее имени, вам необходимо пройти в вашем развитии несколько веков, быть может, начиная со времен Калигулы, с обязательной остановкой в периоде дарвинизма…
Не знаю, понял ли он меня, но мои слова не помешали ему ответить с видом явного превосходства:
— Послушайте, господин хороший, ваша чушь впечатления на меня не производит, ваша профессия — тем более. Вы рискуете превратить меня в своего врага, хотя делить нам нечего. Если вы будете упорствовать, я буду жесток и решителен. Без лишних слов! Ваше присутствие оправдано в другом, более темном и более плебейском обществе. Здесь же вас поджидают одни опасности. Это кажется парадоксальным, но это чистая правда. Вот так, без лишних слов!
То есть и он считал меня полицейским! Вероятно… то есть более чем наверняка, и Сильвия тоже. Этот болван стал шарить у себя в карманах, проверяя их содержимое, после чего развел руками и сказал мне:
— С моей стороны никаких жалоб. У меня ничего не пропало, даже сигареты на месте…
Это вывело меня из себя и опустило до базарного уровня:
— Да нет, в вашем стаде пропало несколько ослов, у которых вам порой не мешало бы позаимствовать немножко ума и здравого смысла…
— Ну, — дипломатично скривился Дориан, — мне жаль вас, хотя руки у меня чешутся…
Сильвия остановила меня молниеносным взглядом. Я поблагодарил ее:
— Избавлю вас, по крайней мере, от недельного одиночества…
Думаю, я не преувеличивал. Врезать бы архитектору, он неделю проторчал бы в больнице. Мне показалось, что Сильвия улыбнулась, но я был слишком взвинчен, чтобы воспринимать даже радостные знамения.
Расстроенный, я двинулся в пансионат. Но и там что-то произошло. Если даже лицо Дана изменилось, как же тогда выглядел Раду? А я ведь пришел к ним искать душевного равновесия…
— Все кончено! — увидев меня, выкрикнул Дан. — Мне остается биться головой о стенку. Она замужем, имеет ребенка, но говорит, что готова развестись…
— А разве ты сам не хотел чего-то неизвестного, безымянного, непостоянного? — почти набросился я на него.
— Сам не знаю, чего я хотел… Знаю только, что я, как дурак, бегал за… этой, как ее… за химерой. Хватит! К черту их всех!. Жаль только, что вчера ты не зашел на нее взглянуть. Честное слово, стоило бы. Нас осаждало множество артистов. Некоторые даже предлагали ей ангажементы:… А сицилиец шептал, что заберет ее с собой в Палермо. Хорошо, что я вовремя успел поймать его руку и немножко сжать… Но теперь я свободен и, если ты не против, попробую провести крупную операцию. Объект — королева. Начну наступление неожиданно и решительно. Пауль заронил мне в голову новую идею.
— Кое с чем я не согласен, — заранее предупредил я его. — Сильвия восстановила отношения с архитектором, а идеи Пауля не всегда удачны. А архитектор Дориан…
— Ты-то чего выступаешь в защиту этого скота? Пусть только меня заденет! Набью рожу. Нос лепешкой сделаю… Смотри, Энеску. Даю руку на отсечение, что через 24 часа королева полностью и безоговорочно капитулирует. Благодаря стратегии внезапного нападения.
— Низость!
Тот же голос, та же интонация, так же неожиданно, как тогда, во время игры в бридж. Господин Марино неподвижно сидел на скамейке, стоящей перед пансионатом и скрытой кустами, и говорил, ни к кому не обращаясь. И сразу ушел, скрывшись за углом гостиницы. Куда бы он мог двигать? Мы с Даном пожали плечами, но тревога, охватившая нас, становилась все сильнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
— Знаю, я некстати… — начал он, — Хотя я вам в отцы гожусь, я прошу вас извинить меня и выслушать. Думаю, то, что случилось этой ночью, больше уже ни для кого не секрет…
— Не понимаю, какова моя роль…
— Вы — единственный, кто пользуется известным авторитетом здесь, а значит, и в пансионате напротив… По всей видимости, вы интеллигентный и порядочный человек… хотелось бы верить… Тогда просил бы вас мне объяснить… Я просил господина Стояна, добившись от него честного слова, выкинуть Елену из головы… И при всем при этом… Вы тоже слышали… Не низость ли это, господин Энеску, неслыханная низость?
Он был вне себя от ярости, однако во всех его жестах и словах чувствовалась боль, боль, которую он не мог сдержать. Правда, жалости он во мне не вызывал, и я ему ответил напрямик:
— О подобных низостях написаны сотни тысяч книг. Некоторые из них стали гордостью человечества, и, если бы даже после нас остались потомкам лишь одни только эти творения, я бы не стал об этом особенно сожалеть.
— Господин Энеску! — грубо выкрикнул он. — Я живу не в мире поэзии. Я живу в мире конкретных вещей, в котором для счастья нужно много золота… и пота… и страданья… и крови… и… и…
Он мучился, словно зарезанный козел, как бы сказал Аргези , а я был бесчувствен, как скала. Даже жалости, охватившей было меня в начале разговора, я больше не испытывал. Интересно, что бы сказала и что бы сделала Сильвия на моем месте?
— Вам бы лучше поговорить с Еленой, — сказал я. — В конце концов, ей решать…
— Я говорил с ней. Она клялась со слезами на глазах, клялась всеми святыми, что образумится. Но я не могу ей больше верить… Уже не в первый раз она дает подобные клятвы. И до отъезда на море валялась у меня в ногах. Поэтому я и прошу вас мне помочь. В этом вопросе можете рассчитывать на мою скромность и… признательность. У меня есть связи, которые могли бы значительно облегчить вашу карьеру… Если возникнут какие-то препоны, я мог бы вмешаться, конечно, без какой-либо огласки, с тем, чтобы масштабы вашего официального задания расширились. Никто не узнает, что вы не журналист…
Я опешил и не мог произнести ни слова. Адвокат с ватными волосами отступил на шаг и зашептал:
— Не беспокойтесь, господин Энеску. Я сохраню вашу тайну… В любом случае, сообщаю вам, что господина Раду Стояна из своего страхового общества я уволил. Официально объявляю также, что возбужу против него судебный иск по обвинению в халатности и попытке мошенничества… И всё это документально докажу!
Эта встреча явилась всего лишь началом. Я еще толком в себя не пришел, как увидел Сильвию, спускавшуюся по лестнице под руку с Дорианом. Она даже не ответила на мое приветствие или, может быть, кивнула так, что я не заметил. Не заговор ли это какой-нибудь против меня? Тогда кто его возглавляет?
Нельзя было колебаться ни минуты. Я встал перед Сильвией. Как стена.
— Просил бы вас уделить мне несколько минут, — выговорил я с таким спокойствием, которого в себе и не подозревал.
— У госпожи нет времени! — резко ответил архитектор.
Даже не взглянув в его сторону, я произнес:
— Чтобы выступать от ее имени, вам необходимо пройти в вашем развитии несколько веков, быть может, начиная со времен Калигулы, с обязательной остановкой в периоде дарвинизма…
Не знаю, понял ли он меня, но мои слова не помешали ему ответить с видом явного превосходства:
— Послушайте, господин хороший, ваша чушь впечатления на меня не производит, ваша профессия — тем более. Вы рискуете превратить меня в своего врага, хотя делить нам нечего. Если вы будете упорствовать, я буду жесток и решителен. Без лишних слов! Ваше присутствие оправдано в другом, более темном и более плебейском обществе. Здесь же вас поджидают одни опасности. Это кажется парадоксальным, но это чистая правда. Вот так, без лишних слов!
То есть и он считал меня полицейским! Вероятно… то есть более чем наверняка, и Сильвия тоже. Этот болван стал шарить у себя в карманах, проверяя их содержимое, после чего развел руками и сказал мне:
— С моей стороны никаких жалоб. У меня ничего не пропало, даже сигареты на месте…
Это вывело меня из себя и опустило до базарного уровня:
— Да нет, в вашем стаде пропало несколько ослов, у которых вам порой не мешало бы позаимствовать немножко ума и здравого смысла…
— Ну, — дипломатично скривился Дориан, — мне жаль вас, хотя руки у меня чешутся…
Сильвия остановила меня молниеносным взглядом. Я поблагодарил ее:
— Избавлю вас, по крайней мере, от недельного одиночества…
Думаю, я не преувеличивал. Врезать бы архитектору, он неделю проторчал бы в больнице. Мне показалось, что Сильвия улыбнулась, но я был слишком взвинчен, чтобы воспринимать даже радостные знамения.
Расстроенный, я двинулся в пансионат. Но и там что-то произошло. Если даже лицо Дана изменилось, как же тогда выглядел Раду? А я ведь пришел к ним искать душевного равновесия…
— Все кончено! — увидев меня, выкрикнул Дан. — Мне остается биться головой о стенку. Она замужем, имеет ребенка, но говорит, что готова развестись…
— А разве ты сам не хотел чего-то неизвестного, безымянного, непостоянного? — почти набросился я на него.
— Сам не знаю, чего я хотел… Знаю только, что я, как дурак, бегал за… этой, как ее… за химерой. Хватит! К черту их всех!. Жаль только, что вчера ты не зашел на нее взглянуть. Честное слово, стоило бы. Нас осаждало множество артистов. Некоторые даже предлагали ей ангажементы:… А сицилиец шептал, что заберет ее с собой в Палермо. Хорошо, что я вовремя успел поймать его руку и немножко сжать… Но теперь я свободен и, если ты не против, попробую провести крупную операцию. Объект — королева. Начну наступление неожиданно и решительно. Пауль заронил мне в голову новую идею.
— Кое с чем я не согласен, — заранее предупредил я его. — Сильвия восстановила отношения с архитектором, а идеи Пауля не всегда удачны. А архитектор Дориан…
— Ты-то чего выступаешь в защиту этого скота? Пусть только меня заденет! Набью рожу. Нос лепешкой сделаю… Смотри, Энеску. Даю руку на отсечение, что через 24 часа королева полностью и безоговорочно капитулирует. Благодаря стратегии внезапного нападения.
— Низость!
Тот же голос, та же интонация, так же неожиданно, как тогда, во время игры в бридж. Господин Марино неподвижно сидел на скамейке, стоящей перед пансионатом и скрытой кустами, и говорил, ни к кому не обращаясь. И сразу ушел, скрывшись за углом гостиницы. Куда бы он мог двигать? Мы с Даном пожали плечами, но тревога, охватившая нас, становилась все сильнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77