его глаза были злобно прищурены. Не понимая, в чем дело, молодой живописец смотрел на эту злобную фигуру, медленно спускавшуюся по ступеням. Когда барон достиг последней, он остановил на докторе грозный пристальный взгляд.
– Так, – сказал он мягко. – Не ходите, не смотрите на ребенка, потому что это причинит вам страдания. Да, да, мой дорогой Босс, теперь я очень хорошо понимаю ваше беспокойство о моих чувствах.
Старик облизал губы.
– Я только старался пощадить ваши чувства, мой господин Чевиот.
– Вы пытались обмануть меня, вы, подлый старый лжец! – зарычал Чевиот. – Вы хотели, чтобы я поверил, что моя жена родила нормального мертворожденного ребенка.
– А кто сказал, что он не был нормальным? – спросил старый доктор, стараясь выиграть время.
– Мой хороший друг и советник, мой первый и единственный преданный слуга, миссис Динглфут. Одна из акушерок, которую вы старались подкупить, сказала ей правду, а моя добрая миссис Динглфут подумала, что в моих интересах узнать об этом.
– Ребенок не был чудовищем. Он был хорошо сложен и с фиалковыми глазами ее светлости.
– Но он был черный, – теперь Чевиот повысил голос и повторил, – черный, как черное дерево, с головы до пят. Миссис Динглфут видела его. Ребенок был как чистокровный негр, хотя лицом он был похож на мою жену. Теперь я все знаю, не старайтесь лицемерить. Берегитесь черного Чевиота.
Оскалившись, он повернулся к Певерилу.
– Теперь я вижу, что пророчество твоей сестры имеет более глубокое значение, чем я думал. Мы известны как Черные Бароны, но у этого ребенка, которого родила моя жена, кровь негра. Я был обманом втянут в брак с особой, в жилах которой течет черная кровь. Три тысячи чертей! – добавил он. Лицо его исказилось, на него стало страшно смотреть. – Если этот ребенок останется жить, я отягощу свою душу двойным преступлением, так как я должен буду убить двоих и дитя – и его мать.
Певерил и доктор в ужасе отшатнулись от него. Чевиот же продолжал:
– Это не атавизм! Если пролистать историю рода Родни, можно обнаружить, что какой-нибудь Родни был выходцем из Африки.
– Так могло быть, ваша светлость, – произнес доктор Босс дрожащим голосом.
– Очень хорошо. И вы осмелитесь предположить, что начало роду Чевиота положил какой-то ложный шаг, – громогласно произнес Дензил. – Но вы знаете, что этого не может быть, так как моя родословная чиста и незапятнанна. Происхождение же моей жены не совсем ясно, и оно должно быть проверено.
Затем он добавил больше для себя, чем для других:
– Миссис де Вир заплатит за все. Я увижусь с ней завтра и переверну все вверх дном, но узнаю правду.
Доктор едва нашел в себе силы, чтобы положить руку на плечо разгневанного барона.
– Молитесь, лорд Чевиот, послушайте меня, старика, который знал ваших родителей и вас со дня рождения. Я сожалею об этом ужасном случае, но это не ваша вина и не несчастной юной матери. Она лежит в своей комнате в полубессознательном состоянии и ничего не знает о трагедии. Позаботьтесь о ней мягко, милосердно, я заклинаю вас.
– Если я узнаю, что ее семья была осведомлена о наследственных особенностях, которые могли проявиться в ее замужестве, у меня к ней не будет никакой жалости, – произнес Чевиот зловещим голосом.
И тут Певерил Марш, который волею случая оказался нежелательным свидетелем этой сцены, вступил в беседу:
– Святый Боже, моя хозяйка не может быть виновной. Она чиста и невинна, как нетронутый снег.
Чевиот даже не удосужился взглянуть на юношу.
Певерил повернулся, прошел через залу и вышел из дома. Ужас всей ночи наложил на него такой отпечаток, от которого юноше уже никогда не избавиться. Наконец-то поэт, мечтатель и художник лицом к лицу столкнулся со страшными событиями, которые нередко происходят в жизни, кажущейся на первый взгляд такой прекрасной.
Он ничего не знал ни о наследственности, ни об особенностях атавизма, но был уверен в одном: если и произошло что-то крайне неприятное, то это ни в коей мере не может быть виной Флер. Молодая леди снова должна стать невинной жертвой, на этот раз ее жертва должна быть такой ужасной, что даже ангелы будут рыдать о ней.
Глава девятая
После ночного шторма погода изменилась. Она стала слишком холодной для этого времени года. Дождь промчался по долине, омывая холмы и леса; вокруг был ясно слышен стук капель, падающих с деревьев. Намокшие цветы утонули в грязи; лужайки превратились в болота. Колеса карет вязли на залитых водой дорогах. Приближался конец лета, и вся местность приняла унылый облик.
После той ужасной ночи, когда Флер чуть не умерла от родов, ее жизнь заполнилась постоянными кошмарами. Она совершенно не сознавала, что происходит вокруг.
Наконец она пришла в себя и попросила, чтобы ей показали ребенка, но ей ответили, что он умер. Чевиот не показывался. Это сбивало ее с толку: она ожидала, что он по крайней мере нанесет ей визит вежливости. Одна из ее повивальных бабок наклонилась над ней и сказала, что барон рано уехал из дому, взяв с собой кучера, с которым обычно отправлялся в длительные путешествия, и четырех слуг, включая Уэльшмана.
На какое-то время Флер почувствовала облегчение. Горькие слезы текли у нее по щекам, когда она думала о ребенке. Она никогда не хотела его, так как отцом было это чудовище. Она взглянула на повитуху-ирландку и прошептала:
– Это даже лучше.
Только потом Флер осознала, почему на лице этой женщины появилось какое-то особенное выражение, когда она повторила:
– Да, моя милая, это даже лучше, все в руках Божьих!
Но взглянуть на маленькое мертвое тело Флер не позволили.
В течение нескольких дней она лежала в полузабытье, набираясь сил. Пожилая ирландка ухаживала за ней, но другая не появлялась. Никто больше не приближался к Флер, даже Одетта, что особенно удивляло Флер. На пятый день, когда Флер попросила, что горничная пришла и причесала ее, повитуха ответила, чтобы Одетта вернулась во Францию.
Это было одно из первых удивительных событий, которое Флер никак не могла понять. Иногда она слышала стук колес подъезжающих экипажей и, прислушиваясь, представляла тех гостей, которые приехали, чтобы преподнести ей цветы и выразить свое сочувствие. Лишь много времени спустя она узнала, что так оно и было в действительности.
Флер предполагала, что Чевиот должен быть в ужасном гневе, так как наследник, которого он ждал, умер. Но то, что он был так жесток по отношению к ней, казалось бесчеловечным. Ведь в том, что ребенок умер, ее вины не было.
Пришел доктор Босс, чтобы убедиться, что за Флер ухаживают хорошо. Леди хотела поговорить с ним, но старику, казалось, было не по себе, и он старался не встречаться с ней глазами. Когда она спросила доктора о причине смерти несчастного ребенка, он ответил что-то невнятное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
– Так, – сказал он мягко. – Не ходите, не смотрите на ребенка, потому что это причинит вам страдания. Да, да, мой дорогой Босс, теперь я очень хорошо понимаю ваше беспокойство о моих чувствах.
Старик облизал губы.
– Я только старался пощадить ваши чувства, мой господин Чевиот.
– Вы пытались обмануть меня, вы, подлый старый лжец! – зарычал Чевиот. – Вы хотели, чтобы я поверил, что моя жена родила нормального мертворожденного ребенка.
– А кто сказал, что он не был нормальным? – спросил старый доктор, стараясь выиграть время.
– Мой хороший друг и советник, мой первый и единственный преданный слуга, миссис Динглфут. Одна из акушерок, которую вы старались подкупить, сказала ей правду, а моя добрая миссис Динглфут подумала, что в моих интересах узнать об этом.
– Ребенок не был чудовищем. Он был хорошо сложен и с фиалковыми глазами ее светлости.
– Но он был черный, – теперь Чевиот повысил голос и повторил, – черный, как черное дерево, с головы до пят. Миссис Динглфут видела его. Ребенок был как чистокровный негр, хотя лицом он был похож на мою жену. Теперь я все знаю, не старайтесь лицемерить. Берегитесь черного Чевиота.
Оскалившись, он повернулся к Певерилу.
– Теперь я вижу, что пророчество твоей сестры имеет более глубокое значение, чем я думал. Мы известны как Черные Бароны, но у этого ребенка, которого родила моя жена, кровь негра. Я был обманом втянут в брак с особой, в жилах которой течет черная кровь. Три тысячи чертей! – добавил он. Лицо его исказилось, на него стало страшно смотреть. – Если этот ребенок останется жить, я отягощу свою душу двойным преступлением, так как я должен буду убить двоих и дитя – и его мать.
Певерил и доктор в ужасе отшатнулись от него. Чевиот же продолжал:
– Это не атавизм! Если пролистать историю рода Родни, можно обнаружить, что какой-нибудь Родни был выходцем из Африки.
– Так могло быть, ваша светлость, – произнес доктор Босс дрожащим голосом.
– Очень хорошо. И вы осмелитесь предположить, что начало роду Чевиота положил какой-то ложный шаг, – громогласно произнес Дензил. – Но вы знаете, что этого не может быть, так как моя родословная чиста и незапятнанна. Происхождение же моей жены не совсем ясно, и оно должно быть проверено.
Затем он добавил больше для себя, чем для других:
– Миссис де Вир заплатит за все. Я увижусь с ней завтра и переверну все вверх дном, но узнаю правду.
Доктор едва нашел в себе силы, чтобы положить руку на плечо разгневанного барона.
– Молитесь, лорд Чевиот, послушайте меня, старика, который знал ваших родителей и вас со дня рождения. Я сожалею об этом ужасном случае, но это не ваша вина и не несчастной юной матери. Она лежит в своей комнате в полубессознательном состоянии и ничего не знает о трагедии. Позаботьтесь о ней мягко, милосердно, я заклинаю вас.
– Если я узнаю, что ее семья была осведомлена о наследственных особенностях, которые могли проявиться в ее замужестве, у меня к ней не будет никакой жалости, – произнес Чевиот зловещим голосом.
И тут Певерил Марш, который волею случая оказался нежелательным свидетелем этой сцены, вступил в беседу:
– Святый Боже, моя хозяйка не может быть виновной. Она чиста и невинна, как нетронутый снег.
Чевиот даже не удосужился взглянуть на юношу.
Певерил повернулся, прошел через залу и вышел из дома. Ужас всей ночи наложил на него такой отпечаток, от которого юноше уже никогда не избавиться. Наконец-то поэт, мечтатель и художник лицом к лицу столкнулся со страшными событиями, которые нередко происходят в жизни, кажущейся на первый взгляд такой прекрасной.
Он ничего не знал ни о наследственности, ни об особенностях атавизма, но был уверен в одном: если и произошло что-то крайне неприятное, то это ни в коей мере не может быть виной Флер. Молодая леди снова должна стать невинной жертвой, на этот раз ее жертва должна быть такой ужасной, что даже ангелы будут рыдать о ней.
Глава девятая
После ночного шторма погода изменилась. Она стала слишком холодной для этого времени года. Дождь промчался по долине, омывая холмы и леса; вокруг был ясно слышен стук капель, падающих с деревьев. Намокшие цветы утонули в грязи; лужайки превратились в болота. Колеса карет вязли на залитых водой дорогах. Приближался конец лета, и вся местность приняла унылый облик.
После той ужасной ночи, когда Флер чуть не умерла от родов, ее жизнь заполнилась постоянными кошмарами. Она совершенно не сознавала, что происходит вокруг.
Наконец она пришла в себя и попросила, чтобы ей показали ребенка, но ей ответили, что он умер. Чевиот не показывался. Это сбивало ее с толку: она ожидала, что он по крайней мере нанесет ей визит вежливости. Одна из ее повивальных бабок наклонилась над ней и сказала, что барон рано уехал из дому, взяв с собой кучера, с которым обычно отправлялся в длительные путешествия, и четырех слуг, включая Уэльшмана.
На какое-то время Флер почувствовала облегчение. Горькие слезы текли у нее по щекам, когда она думала о ребенке. Она никогда не хотела его, так как отцом было это чудовище. Она взглянула на повитуху-ирландку и прошептала:
– Это даже лучше.
Только потом Флер осознала, почему на лице этой женщины появилось какое-то особенное выражение, когда она повторила:
– Да, моя милая, это даже лучше, все в руках Божьих!
Но взглянуть на маленькое мертвое тело Флер не позволили.
В течение нескольких дней она лежала в полузабытье, набираясь сил. Пожилая ирландка ухаживала за ней, но другая не появлялась. Никто больше не приближался к Флер, даже Одетта, что особенно удивляло Флер. На пятый день, когда Флер попросила, что горничная пришла и причесала ее, повитуха ответила, чтобы Одетта вернулась во Францию.
Это было одно из первых удивительных событий, которое Флер никак не могла понять. Иногда она слышала стук колес подъезжающих экипажей и, прислушиваясь, представляла тех гостей, которые приехали, чтобы преподнести ей цветы и выразить свое сочувствие. Лишь много времени спустя она узнала, что так оно и было в действительности.
Флер предполагала, что Чевиот должен быть в ужасном гневе, так как наследник, которого он ждал, умер. Но то, что он был так жесток по отношению к ней, казалось бесчеловечным. Ведь в том, что ребенок умер, ее вины не было.
Пришел доктор Босс, чтобы убедиться, что за Флер ухаживают хорошо. Леди хотела поговорить с ним, но старику, казалось, было не по себе, и он старался не встречаться с ней глазами. Когда она спросила доктора о причине смерти несчастного ребенка, он ответил что-то невнятное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68