– Очень хорошо, моя дорогая. Если вы предпочитаете, то можете соединять руки для молитвы. Я не возражаю. Спокойной ночи. Не забудьте выпить горячего молока. Я пришлю к вам Одетту.
Она кивнула, а Чевиот добавил:
– Кстати, я разговаривал с миссис Динглфут. Она ужасно обижена тем, что вы не принимаете ее. Я хотел бы, чтобы, когда ребенок появится на свет, вы изменили свое отношение к моей доброй миссис Динглфут.
– О, Дензил, – вдруг сказала Флер, – не могли бы вы подыскать мне другую экономку? Я не могу выразить вам все то отвращение, которое вызывает во мне миссис Динглфут.
– Мы уже говорили на эту тему, – холодно произнес он.
Она взглянула на него своими прекрасными глазами:
– Вы дали мне много того, что мне совсем не нужно. Неужели вы не можете выполнить такую маленькую просьбу?
Он заколебался. Первый раз его молодая жена обращалась к нему с глазу на глаз так прямо. Старая буйная страсть пробудилась в нем, он обернулся и бросился на кушетку, прижал горевшее лицо к ее шее и с жаром поцеловал один из ее длинных шелковых локонов.
– Я сделаю все что угодно, когда вы снова будете здоровы. Я даже прогоню бедную миссис Динглфут из Кедлингтона, только поклянитесь, что будете любить меня, – выдохнул он.
Она с содроганием уклонилась от его объятий, и даже ребенок зашевелился, казалось, протестующе. Она почувствовала дурноту от знакомого ей страха и отвращения: она всегда видела его таким, каким он был в ту ночь в «Малой Бастилии», – сатанински жестоким в своей не знающей милосердия страсти.
– Оставьте меня, – задыхаясь, проговорила она, – уйдите, возвращайтесь к вашим любовницам.
Он поднялся, смахнул соринку с рукава и отвратительно засмеялся.
– Как обычно, ваше целомудрие леденит меня. Но я извиняюсь, моя дорогая. Сейчас неподходящее время для заигрываний. Если бы наш молодой гений в башне был скульптором, я предложил бы ему изваять вас из мрамора.
– Чтобы вы могли взять молоток и разбить статую? – спросила она, вскинув на него голову. Он не заметил презрения в ее огромных глазах и пошел к двери.
– Спокойной ночи, – сказал он.
Как только он ушел, гордая головка поникла. Флер могла быть смелой только в присутствии этого жестокого человека, но не одна. Высокая башня, подобно магниту, непреодолимо притягивала ее мысли, башня – такая далекая и вместе с тем такая близкая. Прошло так много времени с тех пор, как она произнесла единственное слово приветствия этому «молодому гению», над которым так насмехался Чевиот и которым он гордился, как своей собственностью.
– Ах, Певерил, дорогой, дорогой Певерил, – шептала она.
Снова зашевелился ребенок. Флер вздохнула, положила свои бесподобные руки на живот и горько зарыдала.
Глава седьмая
В последние две недели перед тем, как родиться ребенку, в Кедлингтоне установилось такое лето, которого не помнил ни один из старожилов во всей округе. Пронизывающие ветры, до того времени постоянно дувшие с Чилтерн-Хиллз, утихли. Луга пышно разрослись, в лесах было безмолвно. Стояла тропическая жара при полном отсутствии движения воздуха. Дни были такими длинными и жаркими, что даже птицы, казалось, онемели, перестав петь, и дремали на покрытых листьями ветках. Цветы на больших бордюрах в саду быстро закрывались на солнце. От жары розы роняли свои лепестки еще до наступления сумерек, несмотря на все усилия садовников, старательно поливающих растения. Многие цветы погибали, и только орхидеи, которые Флер ненавидела, буйно и пышно разрослись и выглядели зловеще. Большие травяные газоны утратили свой бархатный зеленый цвет, изменив его на оттенок выгоревшего золота. Слуги ворчали из-за жары. Окна большого дома были настежь распахнуты, двери тоже были открыты, чтобы сквозняк мог продувать коридоры.
Чевиот больше не ездил в Лондон, поскольку доктор Босс предупредил его, что ребенок может появиться на свет в любой момент. Поэтому он не развлекался охотой и не ездил к своей новой любовнице. Скучая и зевая, он оставался в эти золотые летние часы в Кедлингтоне и лишь спал или напивался. Сам он редко виделся с женой, но пригласил двух акушерок, рекомендованных доктором. Теперь Флер никогда не оставалась одна даже на минуту, постоянно находясь под неусыпным оком опытных акушерок. Барон не желал, чтобы были какие-то осложнения, связанные с родами.
Несколько месяцев назад, когда Флер спросила, нельзя ли, чтобы ее давняя подруга, Кэтрин Квинтли, приехала к ней, Дензил согласился на ее просьбу, полагая, что присутствие подруги придаст духу Флер. Но судьба не подарила ей даже этого маленького удовольствия, поскольку Кэтрин сама слегла с оспой за несколько дней до назначенного срока для путешествия.
Теперь, когда роды приближались, Флер было особенно одиноко. Постоянное присутствие акушерок и слуг причиняло ей боль. Ее раздражало только одно сознание того, что Чевиот тоже слоняется по дому, готовый наброситься на нее, как тигр, если она сделает что-то такое, что, как он считает, может быть плохо для ребенка. Он думал только о ребенке, но о ней – никогда.
Она больше не спускалась вниз, оставаясь в своей спальне и будуаре. Ей немного оставалось наслаждаться романтически сказочной спальней: как только ребенок родится, Чевиот уничтожит творение Певерила.
– Она со странностями, – возмущенно фыркнула миссис Динглфут однажды вечером, когда слуги ужинали. Они всегда сплетничали на кухне. – Возможно, ребенок родится слабоумный… Моя прежняя хозяйка перевернется в гробу.
Как всегда, Певерил принужден был слушать разговоры такого рода, хотя старался поесть как можно скорее, чтобы вернуться в свою башню и продолжать писать, пока не померкнет дневной свет.
Но на этот раз он выразил свой протест, что бывало с ним редко. Пристально и ясно глядя на злобную управляющую, он произнес:
– Ни один из тех, кто говорил с ее светлостью, не назвал бы ее «со странностями». Она очень замкнутая, но у нее много дарований.
Миссис Динглфут обмахивала себя, а красной рукой вытирала пот, выступавший у нее на лбу. В эту жару она выглядела особенно омерзительно.
– Ха-ха! Послушайте-ка нашего молодого художника. Он всегда защищает ее светлость, – сказала она.
Одетта, которая в душе питала тайную страсть к молодому красивому художнику, оказалась рядом с ним и тронула его за руку.
– Вы зря тратите время, мистер Певерил. О-ля-ля. Если мессир барон узнает о том, как высоко вы ставите ее светлость, то прострелит вам глотку. Вот так, – и она направила вилку в Певерила, щелкнув зубами.
Миссис Динглфут презрительно расхохоталась. Айвор, ослабив узел галстука, пристально взглянул в сторону Певерила. Он испытывал жгучую ревность к Певерилу с первого дня, как тот поселился здесь. Он точно так же ревновал и к прекрасной молодой леди, которая отнимала так много времени и внимания его хозяина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68