Дойдя до того места в парке, где косматый Крон зубами впивается в пузо собственного ребенка, мы сели на скамейку. По другую сторону от мраморного живодера сидела одетая во все черное девушка.
Дольщик толкал меня в бок и шептал, что девица – иностранка… уан хандрид процентов… спроси у нее чего-нибудь.
– Точно не иностранка.
– Я тебе говорю – иностранка… давай!
– В лучшем случае – Прибалтика.
– Какая в жопу Прибалтика?! У нее ногти в черный цвет покрашены! Я тебе говорю…
– А если все-таки Прибалтика?
Потом я что-то у девушки спросил. Она посмотрела на меня, и мне показалось, что у нее лицо ангела. Дольщик был прав, девушка была не из Прибалтики. Девушка была немка, настоящая немка из Западного Берлина.
– Да? Из Западного? А когда вы приехали?
– Я приехала вчера вечером.
– Надолго?
– Я буду учить здесь русский язык.
– Да? Русский язык? Здорово!
Девушка угостила нас сигаретами, а мы развлекли ее рассказом про то, что на соседней аллее ровно двести пятьдесят лет назад в страшных мучениях умерла императрица, нимфоманка и землячка нашей новой знакомой, Анна Иоанновна.
Потом девушка сказала, что ее зовут Детка, а нас?
– Как? Детка?
– Да. Это мое имя.
– Странное имя. Оно русское?
– Не знаю. Может быть. Это что-то значит по-русски?
Мы выкурили еще по сигарете… девушка была симпатичная и сказала, что будет в Петербурге месяц… с одной стороны, это плохо (вдуть барышне матрешку не светило)… а с другой… она спросила, не могли бы мы куда-нибудь сходить?.. попить алкоголя, потанцевать?.. и я даже продиктовал ей свой номер телефона… а потом мы все вместе поднялись со скамейки, и я громко захохотал.
В немецкой Детке было два метра четырнадцать сантиметров роста. А во мне – один метр семьдесят шесть сантиметров. Вы бы тоже захохотали на моем месте.
В течение следующей недели она два раза звонила. Появляться на публике с такой дылдой мне было неловко. Детка снимала квартиру в новостройках. Как-то я даже заехал к ней в гости и выпил вина. Но сорок сантиметров разницы роста разделяли нас надежнее, чем Берлинская стена разделяла ее родной город.
Еще через неделю я забыл о ее существовании.
5
Большую часть того, что удалось выменять у иностранных туристов, я оставлял себе. А кое что продавал.
Один раз мы поменяли двум противным прыщавым англичанкам кроличью ушанку и шелковый красный флаг с бахромой и надписью «Дружина 298-й школы» на поношенные кроссовки и несколько аудиокассет Talking Heads.
Операция оказалась выгодной. Флаг был куплен за три рубля у пионеров, которые выкрали знамя из собственной школы. Ушанку дольщик сорвал с головы пассажира метро, успев взмахнуть рукой за секунду до того, как дверь в вагон захлопнулась и поезд укатил в туннель. Между тем одна только кассета с модной музыкой стоила в те годы не меньше 25 рублей.
«Говорящих голов» забрал себе приятель. Мне при разделе достались кроссовки. Они были хорошие… почти новые… но – 38-го размера. Я договорился продать кроссовки знакомому. Встреча с ним была назначена в полуподвальном кафе на улице Жуковского.
Я пришел, отдал пакет с кроссовками контрагенту, тот заглянул внутрь, не доставая кроссовки из пакета, посмотрел на подошву и состояние шнурков и протянул мне восемьдесят рублей.
На этом коммерческая часть была окончена, и мы купили пива. Я заплатил за свое, а знакомый за свое. Парень рассказывал, что поругался с девушкой. Возможно, с той самой, для которой купил у меня кроссовки. Потом мы купили еще по пиву… а за коньяк платил уже я…
Прямо над нашими головами висел телемонитор, на экране которого нон-стопом транслировались видеоклипы. Звук был еле слышан, а знакомый чем дальше, тем громче орал про свое разбитое сердце.
Потом на экране появилась группа Black… а может быть, это не группа, а фамилия исполнителя… выступающего соло… без ансамбля… исполнитель исполнял песню It’s A Wonderful Life… тем летом эта песня слышалась из каждого открытого окна.
Знакомый, обливая рубашку, допил коньяк.
– «Вандефул лайф» – это песня, под которую я познакомился со своей девушкой.
– Иди ты!
– Это отличная песня. Я сейчас запл?чу.
– Если ты заплачешь, то и из моих глаз потекут слезы, поэтому не надо, друг, давай лучше я куплю еще коньяка, а то, смотрю, твой кончился, а мой нет, потому что я люблю не коньяк, а пиво, но раз ты любишь эту гадость, то давай, друг… сколько купить?
Грустно вздохнув, знакомый поднялся со стула, встал на стул ногами, потом влез на покрытый скатертью стол и начал вертеть на мониторе ручку громкости.
В дверях кафе появился охранник. В руке он держал кирку, выкрашенную в цвета пожарного стенда.
– Алё! Я не понял!
Приятель нагнулся, взял со стола бутылку из-под коньяка и запустил охраннику в голову. Охранник увернулся и побежал к нам. Приятель еще раз нагнулся, взял стул и лихо разбил окно.
Кафе было полуподвальным. Снаружи окно находилось на уровне тротуара, а изнутри располагалось высоко. Прямо со стола знакомый прыгнул в окно и оказался на улице.
То, что я попытался последовать за ним, было страшной ошибкой. Сидел бы тихо, сказал бы, что знать его не знаю, может, все бы и обошлось. Но я попытался нырнуть следом, разумеется, зацепился за осколки стекла, поскользнулся, грохнулся на пол, почувствовал, как пальцы охранника сжимаются у меня на затылке и дальше мало чего помню…
Проснулся я в постели долговязой немецкой Детки. Разорванная в клочья, залитая кровью рубашка лежала на полу. Один глаз не открывался вовсе, а второй – почти не открывался. Под волосами на голове нащупывалась громадная рваная рана.
Кровь, натекшая из раны на джинсы, засохла, и теперь брюки не сгибались в коленках, зато их можно было поставить на пол, и они не падали.
Детка… голая… огромная… сидела рядом, курила и улыбалась. В магнитофоне играла песня Englishman In New-York. Я проснулся и услышал, как всхлипывает саксофон и Стинг говорит, что не пьет кофе… он, дорогуша, пьет исключительно чай.
Детка просунула руку под одеяло и коснулась моего тела. Там, где она касалась, у меня ничего не болело.
– Я буду называть его шнюзеньке.
– Что это значит?
– The Cord. Шнурок.
– Шню… шню…
– Шню-зень-ке. Шнурок.
– Неужели настолько тоненький?
– Настолько длинный… Первый раз такое вижу… Помню, у одного парня, которому я…
Деткиной хозяйки не было дома. Одеваться мы не стали. Голые, на кухне мы, как советовал Стинг, выпили чаю, вернулись в комнату, она еще раз сделала со мной секс, еще раз рассказала про то, что у немецких парней все устроено немного иначе, а потом выдала брюки, чтобы я мог доехать до дома, и выгнала вон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44