Они громко скомандовали:
– Паспорта! Всем приготовить паспорта!
Вслед за военными по купе двигались лица в штатском. Они, разумеется, не представлялись, но, как я понял, имелось в виду, что лица выполняют функции таможни.
В мое купе зашел тип, на лице которого имелись очень близко посаженные и узкие глаза. Сочетание придавало мужчине экзотический вид. На нем была клетчатая рубашка с короткими рукавами и дорогие ботинки. По-русски он говорил практически без акцента.
Сперва он проверил у всех паспорта. Я все равно знал, что это ко мне.
– Выйдите из купе. Я хочу подробно проверить мужчину.
Старичок переполошился:
– Меня?
– Нет. Лысого.
Все, опустив головы, выскочили в коридор. Я остался. Таможенник сел и посмотрел на верхнюю полку, где лежал я. Молчание длилось долго.
– Слезьте, пожалуйста. Сколько мест багажа вы провозите с собой?
– Один рюкзак.
– Покажи. Оружие? Наркотики? Устройства для их применения? Иконы? Антиквариат? Изделия из золота и драгоценных металлов?
– Ничего из перечисленного.
– Чистосердечное признание является обстоятельством, смягчающим вину обвиняемого. Повторяю еще раз. Оружие? Наркотики? Устройства для их применения? Иконы? Антиквариат? Изделия из золота и драгоценных металлов?
– Нет.
– Хорошо. Сейчас я буду проводить наружный досмотр. Если чего не сказал, сам виноват.
Сперва казах тщательно обыскал меня. Даже сквозь трусы потрогал мошонку. И охота ему… по такой-то жаре?
– Сколько марок ты провозишь?
– Такой валюты больше не существует. Все страны Европы перешли на евро.
Мне показалось, что сейчас он меня ударит, но вместо этого он спросил, сколько рублей я провожу? А казахских теньге?
Он тщательно прощупал каждую вещь у меня в рюкзаке. Вещей было так немного, что мне стало неудобно. Зато в кармане куртки он нашел мои доллары. Все четыреста семьдесят.
– Ну вот. Я спрашивал про иностранные деньги. А ты отказался их декларировать.
– Вы не спрашивали про доллары. Я не отказывался их декларировать.
– А это что?
– Это узбекские сумы.
– Где ты их взял? Ты знаешь, что менять деньги у валютчиков – это нарушение закона?
– Серьезно?
– Ты нарушил закон. За это нужно платить.
Молчали мы долго. Потом я сказал:
– Три доллара США.
– Что «три доллара США»?
Я промолчал.
– Как тебя зовут?
Я сказал, как.
– Вставай. Собирай вещи. Выходим. Тебя отдадут под суд. Ты будешь сидеть в казахской тюрьме. Я постараюсь, чтобы сиделось тебе как можно тяжелее.
Я встал и начал собирать вещи. Успел подумать, что кондиционера в казахской тюрьме наверняка нет.
– Давай поговорим по-мужски.
– По-мужски?
– Три доллара – это смешно.
– А сколько не смешно?
– Десять долларов.
– Нет. Я останусь в чужой стране без денег. Не смогу уехать. Я не могу заплатить столько. Дело в том, что я собираюсь приехать на вокзал, купить билет и сразу же уехать. В эту же секунду.
– Тогда семь.
– Нет. Я же говорю: три. Через несколько часов мне предстоит опять с вами встретиться. И представьте, сколько раз мне еще предстоит до этого платить. Я столько не зарабатываю.
Мы сошлись на пяти долларах. Таможенник пошел дальше по вагону. В купе вернулись соседи. Они боялись на меня смотреть. Я вышел в тамбур и достал сигареты. В тамбуре было душно.
Потом я вернулся на свою верхнюю полку. У соседнего купе стояли, за руку держа детей, бледнеющие поверх загара узбеки. Внутри купе кого-то из них очень подробно досматривали.
2
После таможни поезд отставал от расписания больше чем на шесть часов. Проводников и пассажиров это не трогало, а почему это трогало меня, объяснить я бы не взялся.
Едва мы отъехали от погранзаставы, как поезд сразу же остановился опять. Выяснилось, что на рельсах стоит еще одна бригада пограничников. Начальник поезда долго объяснял, что нас только что осмотрели и поставили штампы, а те говорили, что настоящие пограничники не те, а именно они, поэтому необходимо все еще раз внимательно проверить.
В Узбекистан поезд въехал одновременно с тем, как стало темнеть. Практически сразу по пересечении границы начался город Ташкент, столица республики.
Я стоял у окна и рассматривал этот четырехмиллионный мегаполис. На его главной улице косматый баран с разбегу бился рогами в грудь испуганной тощей коровы. Пытаясь спастись, та бегала по проезжей части, а легковые машины причудливых моделей сигналили и пытались объехать место по тротуару.
Проводник осмотрел пассажиров и велел мужчинам встать спереди, а женщинам и детям отойти в глубь коридора. Мне он вложил в руку швабру на длинной палке.
– Не жди. Будешь ждать – погибнешь. Сразу бей по голове. Понял?
Если честно, я не понял. Но времени переспрашивать уже не было. Поезд подходил к перрону.
Состав рывками вползал в огражденное со всех сторон толстыми решетками пространство. Еще до того, как он остановился, прямо на стены вагона начали прыгать полуголые люди. Они, как человеки-пауки, цеплялись за оконные рамы и пробовали пробраться внутрь.
Пассажиры поплотнее прижались друг к другу. Тихонечко выли дети. Как только поезд полностью встал, все резко двинулись к выходу.
Меня вынесло к двери. Швабру вырвало из руки еще до того, как я смог выйти в тамбур. Внизу со всех сторон поезд окружили тысячи черных голов.
О том, чтобы сойти по ступеням, не могло быть и речи. Я прыгнул пятками вперед, прямо на толпу. Толстый узбек, пытавшийся прыгнуть за мной, исчез под ногами, а когда его опять вынесло вверх, на седых волосах виднелись сгустки черной крови.
Отбиваясь кулаками, я пытался пройти хоть на миллиметр вперед, выбраться из давки. Рядом со мной пытался пробиться молодой азиатский парень. У него была в клочья разорвана рубашка.
В карманах джинсов я чувствовал сразу несколько чужих рук, но не возражал, потому что заранее спрятал деньги и паспорт под футболку. Слышался звон бьющегося стекла.
Железную решетку, ограждающую перрон, я перелез через верх. Спрыгнул, отряхнул колени, посмотрел, не разорван ли рюкзак, и оказался в руках первого ташкентского милиционера.
Он проорал мне вы лицо непонятную узбекскую фразу. Я пожал плечами: не понимаю. Он легонечко ударил меня в живот и велел показать паспорт.
– Русский? Понятно. Листовки есть?
– Листовки?
Он ударил меня в живот посильнее.
– В Зингату захотел? Сейчас организуем! Живо сдал экстремистские листовки!
– Ангелы-хранители! В экстремизме какого рода вы меня подозреваете?
– Ваххабитская рожа!
– Ваххабитская?! Я?!
Немного позже я узнал, что Зингата – это недавно построенная под Ташкентом особая тюрьма для исламских фундаменталистов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
– Паспорта! Всем приготовить паспорта!
Вслед за военными по купе двигались лица в штатском. Они, разумеется, не представлялись, но, как я понял, имелось в виду, что лица выполняют функции таможни.
В мое купе зашел тип, на лице которого имелись очень близко посаженные и узкие глаза. Сочетание придавало мужчине экзотический вид. На нем была клетчатая рубашка с короткими рукавами и дорогие ботинки. По-русски он говорил практически без акцента.
Сперва он проверил у всех паспорта. Я все равно знал, что это ко мне.
– Выйдите из купе. Я хочу подробно проверить мужчину.
Старичок переполошился:
– Меня?
– Нет. Лысого.
Все, опустив головы, выскочили в коридор. Я остался. Таможенник сел и посмотрел на верхнюю полку, где лежал я. Молчание длилось долго.
– Слезьте, пожалуйста. Сколько мест багажа вы провозите с собой?
– Один рюкзак.
– Покажи. Оружие? Наркотики? Устройства для их применения? Иконы? Антиквариат? Изделия из золота и драгоценных металлов?
– Ничего из перечисленного.
– Чистосердечное признание является обстоятельством, смягчающим вину обвиняемого. Повторяю еще раз. Оружие? Наркотики? Устройства для их применения? Иконы? Антиквариат? Изделия из золота и драгоценных металлов?
– Нет.
– Хорошо. Сейчас я буду проводить наружный досмотр. Если чего не сказал, сам виноват.
Сперва казах тщательно обыскал меня. Даже сквозь трусы потрогал мошонку. И охота ему… по такой-то жаре?
– Сколько марок ты провозишь?
– Такой валюты больше не существует. Все страны Европы перешли на евро.
Мне показалось, что сейчас он меня ударит, но вместо этого он спросил, сколько рублей я провожу? А казахских теньге?
Он тщательно прощупал каждую вещь у меня в рюкзаке. Вещей было так немного, что мне стало неудобно. Зато в кармане куртки он нашел мои доллары. Все четыреста семьдесят.
– Ну вот. Я спрашивал про иностранные деньги. А ты отказался их декларировать.
– Вы не спрашивали про доллары. Я не отказывался их декларировать.
– А это что?
– Это узбекские сумы.
– Где ты их взял? Ты знаешь, что менять деньги у валютчиков – это нарушение закона?
– Серьезно?
– Ты нарушил закон. За это нужно платить.
Молчали мы долго. Потом я сказал:
– Три доллара США.
– Что «три доллара США»?
Я промолчал.
– Как тебя зовут?
Я сказал, как.
– Вставай. Собирай вещи. Выходим. Тебя отдадут под суд. Ты будешь сидеть в казахской тюрьме. Я постараюсь, чтобы сиделось тебе как можно тяжелее.
Я встал и начал собирать вещи. Успел подумать, что кондиционера в казахской тюрьме наверняка нет.
– Давай поговорим по-мужски.
– По-мужски?
– Три доллара – это смешно.
– А сколько не смешно?
– Десять долларов.
– Нет. Я останусь в чужой стране без денег. Не смогу уехать. Я не могу заплатить столько. Дело в том, что я собираюсь приехать на вокзал, купить билет и сразу же уехать. В эту же секунду.
– Тогда семь.
– Нет. Я же говорю: три. Через несколько часов мне предстоит опять с вами встретиться. И представьте, сколько раз мне еще предстоит до этого платить. Я столько не зарабатываю.
Мы сошлись на пяти долларах. Таможенник пошел дальше по вагону. В купе вернулись соседи. Они боялись на меня смотреть. Я вышел в тамбур и достал сигареты. В тамбуре было душно.
Потом я вернулся на свою верхнюю полку. У соседнего купе стояли, за руку держа детей, бледнеющие поверх загара узбеки. Внутри купе кого-то из них очень подробно досматривали.
2
После таможни поезд отставал от расписания больше чем на шесть часов. Проводников и пассажиров это не трогало, а почему это трогало меня, объяснить я бы не взялся.
Едва мы отъехали от погранзаставы, как поезд сразу же остановился опять. Выяснилось, что на рельсах стоит еще одна бригада пограничников. Начальник поезда долго объяснял, что нас только что осмотрели и поставили штампы, а те говорили, что настоящие пограничники не те, а именно они, поэтому необходимо все еще раз внимательно проверить.
В Узбекистан поезд въехал одновременно с тем, как стало темнеть. Практически сразу по пересечении границы начался город Ташкент, столица республики.
Я стоял у окна и рассматривал этот четырехмиллионный мегаполис. На его главной улице косматый баран с разбегу бился рогами в грудь испуганной тощей коровы. Пытаясь спастись, та бегала по проезжей части, а легковые машины причудливых моделей сигналили и пытались объехать место по тротуару.
Проводник осмотрел пассажиров и велел мужчинам встать спереди, а женщинам и детям отойти в глубь коридора. Мне он вложил в руку швабру на длинной палке.
– Не жди. Будешь ждать – погибнешь. Сразу бей по голове. Понял?
Если честно, я не понял. Но времени переспрашивать уже не было. Поезд подходил к перрону.
Состав рывками вползал в огражденное со всех сторон толстыми решетками пространство. Еще до того, как он остановился, прямо на стены вагона начали прыгать полуголые люди. Они, как человеки-пауки, цеплялись за оконные рамы и пробовали пробраться внутрь.
Пассажиры поплотнее прижались друг к другу. Тихонечко выли дети. Как только поезд полностью встал, все резко двинулись к выходу.
Меня вынесло к двери. Швабру вырвало из руки еще до того, как я смог выйти в тамбур. Внизу со всех сторон поезд окружили тысячи черных голов.
О том, чтобы сойти по ступеням, не могло быть и речи. Я прыгнул пятками вперед, прямо на толпу. Толстый узбек, пытавшийся прыгнуть за мной, исчез под ногами, а когда его опять вынесло вверх, на седых волосах виднелись сгустки черной крови.
Отбиваясь кулаками, я пытался пройти хоть на миллиметр вперед, выбраться из давки. Рядом со мной пытался пробиться молодой азиатский парень. У него была в клочья разорвана рубашка.
В карманах джинсов я чувствовал сразу несколько чужих рук, но не возражал, потому что заранее спрятал деньги и паспорт под футболку. Слышался звон бьющегося стекла.
Железную решетку, ограждающую перрон, я перелез через верх. Спрыгнул, отряхнул колени, посмотрел, не разорван ли рюкзак, и оказался в руках первого ташкентского милиционера.
Он проорал мне вы лицо непонятную узбекскую фразу. Я пожал плечами: не понимаю. Он легонечко ударил меня в живот и велел показать паспорт.
– Русский? Понятно. Листовки есть?
– Листовки?
Он ударил меня в живот посильнее.
– В Зингату захотел? Сейчас организуем! Живо сдал экстремистские листовки!
– Ангелы-хранители! В экстремизме какого рода вы меня подозреваете?
– Ваххабитская рожа!
– Ваххабитская?! Я?!
Немного позже я узнал, что Зингата – это недавно построенная под Ташкентом особая тюрьма для исламских фундаменталистов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44