В салоне машины было прохладно – работал кондиционер.
Забродин рассеянно смотрел на быстро несущуюся мимо него жизнь чужого южноамериканского города. Широкие улицы в пальмах и с бесконечными магазинами, бойкая торговля прямо на тротуарах, красочная, яркая, переливающаяся всеми красками толпа (похоже, жара всем этим людям нипочем). Площади с памятниками времен конкистадоров, много памятников воинственным полководцам. Тенистые тропические парки. Кварталы роскошных домов самой современной архитектуры. Плотные вереницы машин. Смуглые полицейские в белой форме, в соломенных шлемах. Путаница узких улочек, где уже просто пир, неистовство, торжество торговли, и даже в закрытую машину просачивается терпкий запах жаровен и кухонь… Каналы с темной водой, в которой величаво плавают белые лебеди. Опять тенистые парки…
Боже мой! Как беспределен наш мир! И как прекрасна планета, данная Провидением людям для жизни!..
Советское посольство помещалось в старинном особняке, в тихом, даже патриархальном переулке, чем-то неуловимо похожем на уголок Одессы. Пожилой человек с дряблыми щеками, в светлом костюме, без галстука, проводил Забродина и Владимира в просторную комнату.
– Располагайтесь, товарищи. Посол просит извинения, задерживается на пять-десять минут.
Комната была обставлена мягкой удобной мебелью. На низком столике бутылки с напитками, кувшин со льдом в форме сдвоенных шариков и ваза с фруктами: некоторые из них, диковинных форм и окрасок, Глеб Кузьмич видел впервые. «Надо понемногу всего этого чуда Катеньке привезти, если таможня пропустит».
Посол, Юрий Петрович Соболев, представительный мужчина лет сорока пяти, с офицерской выправкой, вошел в сопровождении двух молодых людей, которых уже знали Забродин и Владимир – две минувшие недели они вместе работали над планом предстоящей операции.
– Здравствуйте! И прошу прощения, – сказал Юрий Петрович, – задержал телефонный разговор с Москвой. Располагайтесь. – Все сели в кресла вокруг стола. Владимир по-хозяйски налил в хрустальный бокал апельсиновый сок, опустил в него два шарика льда. – И сразу приступим к делу. Цейтнота нет, но со временем считаться надо.
– Министр может подвести? – спросил Забродин. Юрий Петрович еле заметно усмехнулся:
– Министр иностранных дел Боливии – человек пунктуальный. Аудиенция мне назначена на четырнадцать тридцать. И она состоится в четырнадцать тридцать. Как вы знаете, в суть проблемы министр посвящен. Это удалось сделать нашему консулу по культуре на вернисаже молодых художников. Вроде бы без посторонних глаз и ушей. Принципиальное согласие дано. Вчера с одобрения правительства все полномочия на арест получила полиция. Только не названа персона, нас интересующая. Министр иностранных дел узнает имя сегодня, и мною будут представлены соответствующие документы. Такова предварительная договоренность…
– Плюс телевидение, – вежливо добавил один из молодых людей, высокий и худой; его звали Анатолием Семеновичем.
– А телевидение не подведет? – спросил Забродин.
Снова, на этот раз открыто, усмехнулся Юрий Петрович Соболев и произнес:
– Простите, Глеб Кузьмич, вы мыслите… как бы это сказать… несколько по-советски…
– Да уж, при нашем разгильдяйстве… – не выдержал Забродин.
– Раз договоренность состоялась, – спокойно, ровно продолжал Юрий Петрович, – все будет точно. Редакция демократическая, прогрессивные журналисты. Передача пойдет по шестому каналу в пятнадцать часов. В это время я попрошу посла включить телевизор. Главное – мы должны следовать, строго и неуклонно, временному графику. Я ориентируюсь на то, что вы у Толмачева появитесь без четверти, еще лучше – без десяти минут три. Десяти минут вполне хватит. И в это обеденное время господин Дунаев всегда в своем кабинете. У вас, Глеб Кузьмич, есть какие-нибудь вопросы?
– Я просил выяснить…
– Сделано, – перебил посол и посмотрел на Анатолия Семеновича.
– За две последние недели, – начал Анатолий Семенович, по-московски растягивая слова и акая, – Валентин Иннокентьевич Дунаев ведет себя как всегда. Никаких признаков беспокойства, внешних, во всяком случае. Словом, убежден: хозяин яхт-клуба и ресторана «Емеля» ничего не подозревает. Дважды соотечественники заказывали у него ужин, один раз – празднование дня рождения, второй – встреча ветеранов минувшей войны. Так что подобные заказы для него обычное явление…
Посол взглянул на часы, налил себе в бокал минеральной воды, отпил глоток.
– И последнее. Министр иностранных дел, Глеб Кузьмич, человек прогрессивных взглядов, ратует за расширение советско-боливийских отношений, яростный враг всяких профашистских группировок, которые есть в стране. Но его окружение… Есть там люди, мягко говоря, не лучшие друзья Советского Союза. А в кабинете министров – уши, и не исключено…
– Я понимаю.
– И поэтому, Глеб Кузьмич, – продолжал Юрий Петрович Соболев, – я обратился за помощью к товарищу Мануэлю Асанья. Просто страховка. Люди Мануэля прибудут туда через пять минут после вас, то есть без пяти три. Никаких действий с их стороны, они только фон. Но если возникнет экстремальная ситуация…
– Надеюсь, она не возникнет.
– Я тоже надеюсь. – Посол легко, по-военному, поднялся из кресла, взглянул на часы: – Сейчас без двадцати два. В нашем распоряжении час. На дорогах Ла-Паса во время ленча бывают пробки, поэтому не будем искушать судьбу и без суеты – в путь. Лучше где-нибудь вблизи от цели переждать в машине.
Глеб Кузьмич тоже поднялся из кресла. Некая тяжесть ощущалась в затылке. Наверное, опять прыгнуло давление. Не до того. Не обращать внимания.
– Что же, товарищ посол, – сказал Забродин, – как говаривали в старину, с Богом!
– С Богом, Глеб Кузьмич…
Министерство иностранных дел Боливии находилось в старом районе Ла-Паса, застроенном еще во времена испанской колонизации. Оно помещалось на небольшой площади с фонтаном в центре, с католическим собором, белая паперть которого была в этот полуденный час раскалена солнцем. Министерство занимало величественное здание с колоннами из серо-коричневого прохладного гранита. У широких ступеней министерства остановилась черная «Волга» с красным флажком на корпусе. Из машины вышел молодой человек в светло-сером костюме, при галстуке, распахнул дверцу, и из «Волги» появился посол Советского Союза Юрий Петрович Соболев, в безукоризненном светло-коричневом костюме, тоже при галстуке, с кожаным «дипломатом» в руке. В кабинете его встретил министр иностранных дел Боливии, тучный мужчина («Чем-то он похож на Бальзака», – подумал Забродин), в его облике не было ничего официального, он дружески улыбался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160
Забродин рассеянно смотрел на быстро несущуюся мимо него жизнь чужого южноамериканского города. Широкие улицы в пальмах и с бесконечными магазинами, бойкая торговля прямо на тротуарах, красочная, яркая, переливающаяся всеми красками толпа (похоже, жара всем этим людям нипочем). Площади с памятниками времен конкистадоров, много памятников воинственным полководцам. Тенистые тропические парки. Кварталы роскошных домов самой современной архитектуры. Плотные вереницы машин. Смуглые полицейские в белой форме, в соломенных шлемах. Путаница узких улочек, где уже просто пир, неистовство, торжество торговли, и даже в закрытую машину просачивается терпкий запах жаровен и кухонь… Каналы с темной водой, в которой величаво плавают белые лебеди. Опять тенистые парки…
Боже мой! Как беспределен наш мир! И как прекрасна планета, данная Провидением людям для жизни!..
Советское посольство помещалось в старинном особняке, в тихом, даже патриархальном переулке, чем-то неуловимо похожем на уголок Одессы. Пожилой человек с дряблыми щеками, в светлом костюме, без галстука, проводил Забродина и Владимира в просторную комнату.
– Располагайтесь, товарищи. Посол просит извинения, задерживается на пять-десять минут.
Комната была обставлена мягкой удобной мебелью. На низком столике бутылки с напитками, кувшин со льдом в форме сдвоенных шариков и ваза с фруктами: некоторые из них, диковинных форм и окрасок, Глеб Кузьмич видел впервые. «Надо понемногу всего этого чуда Катеньке привезти, если таможня пропустит».
Посол, Юрий Петрович Соболев, представительный мужчина лет сорока пяти, с офицерской выправкой, вошел в сопровождении двух молодых людей, которых уже знали Забродин и Владимир – две минувшие недели они вместе работали над планом предстоящей операции.
– Здравствуйте! И прошу прощения, – сказал Юрий Петрович, – задержал телефонный разговор с Москвой. Располагайтесь. – Все сели в кресла вокруг стола. Владимир по-хозяйски налил в хрустальный бокал апельсиновый сок, опустил в него два шарика льда. – И сразу приступим к делу. Цейтнота нет, но со временем считаться надо.
– Министр может подвести? – спросил Забродин. Юрий Петрович еле заметно усмехнулся:
– Министр иностранных дел Боливии – человек пунктуальный. Аудиенция мне назначена на четырнадцать тридцать. И она состоится в четырнадцать тридцать. Как вы знаете, в суть проблемы министр посвящен. Это удалось сделать нашему консулу по культуре на вернисаже молодых художников. Вроде бы без посторонних глаз и ушей. Принципиальное согласие дано. Вчера с одобрения правительства все полномочия на арест получила полиция. Только не названа персона, нас интересующая. Министр иностранных дел узнает имя сегодня, и мною будут представлены соответствующие документы. Такова предварительная договоренность…
– Плюс телевидение, – вежливо добавил один из молодых людей, высокий и худой; его звали Анатолием Семеновичем.
– А телевидение не подведет? – спросил Забродин.
Снова, на этот раз открыто, усмехнулся Юрий Петрович Соболев и произнес:
– Простите, Глеб Кузьмич, вы мыслите… как бы это сказать… несколько по-советски…
– Да уж, при нашем разгильдяйстве… – не выдержал Забродин.
– Раз договоренность состоялась, – спокойно, ровно продолжал Юрий Петрович, – все будет точно. Редакция демократическая, прогрессивные журналисты. Передача пойдет по шестому каналу в пятнадцать часов. В это время я попрошу посла включить телевизор. Главное – мы должны следовать, строго и неуклонно, временному графику. Я ориентируюсь на то, что вы у Толмачева появитесь без четверти, еще лучше – без десяти минут три. Десяти минут вполне хватит. И в это обеденное время господин Дунаев всегда в своем кабинете. У вас, Глеб Кузьмич, есть какие-нибудь вопросы?
– Я просил выяснить…
– Сделано, – перебил посол и посмотрел на Анатолия Семеновича.
– За две последние недели, – начал Анатолий Семенович, по-московски растягивая слова и акая, – Валентин Иннокентьевич Дунаев ведет себя как всегда. Никаких признаков беспокойства, внешних, во всяком случае. Словом, убежден: хозяин яхт-клуба и ресторана «Емеля» ничего не подозревает. Дважды соотечественники заказывали у него ужин, один раз – празднование дня рождения, второй – встреча ветеранов минувшей войны. Так что подобные заказы для него обычное явление…
Посол взглянул на часы, налил себе в бокал минеральной воды, отпил глоток.
– И последнее. Министр иностранных дел, Глеб Кузьмич, человек прогрессивных взглядов, ратует за расширение советско-боливийских отношений, яростный враг всяких профашистских группировок, которые есть в стране. Но его окружение… Есть там люди, мягко говоря, не лучшие друзья Советского Союза. А в кабинете министров – уши, и не исключено…
– Я понимаю.
– И поэтому, Глеб Кузьмич, – продолжал Юрий Петрович Соболев, – я обратился за помощью к товарищу Мануэлю Асанья. Просто страховка. Люди Мануэля прибудут туда через пять минут после вас, то есть без пяти три. Никаких действий с их стороны, они только фон. Но если возникнет экстремальная ситуация…
– Надеюсь, она не возникнет.
– Я тоже надеюсь. – Посол легко, по-военному, поднялся из кресла, взглянул на часы: – Сейчас без двадцати два. В нашем распоряжении час. На дорогах Ла-Паса во время ленча бывают пробки, поэтому не будем искушать судьбу и без суеты – в путь. Лучше где-нибудь вблизи от цели переждать в машине.
Глеб Кузьмич тоже поднялся из кресла. Некая тяжесть ощущалась в затылке. Наверное, опять прыгнуло давление. Не до того. Не обращать внимания.
– Что же, товарищ посол, – сказал Забродин, – как говаривали в старину, с Богом!
– С Богом, Глеб Кузьмич…
Министерство иностранных дел Боливии находилось в старом районе Ла-Паса, застроенном еще во времена испанской колонизации. Оно помещалось на небольшой площади с фонтаном в центре, с католическим собором, белая паперть которого была в этот полуденный час раскалена солнцем. Министерство занимало величественное здание с колоннами из серо-коричневого прохладного гранита. У широких ступеней министерства остановилась черная «Волга» с красным флажком на корпусе. Из машины вышел молодой человек в светло-сером костюме, при галстуке, распахнул дверцу, и из «Волги» появился посол Советского Союза Юрий Петрович Соболев, в безукоризненном светло-коричневом костюме, тоже при галстуке, с кожаным «дипломатом» в руке. В кабинете его встретил министр иностранных дел Боливии, тучный мужчина («Чем-то он похож на Бальзака», – подумал Забродин), в его облике не было ничего официального, он дружески улыбался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160