— Ратур оклеветал нас! — воскликнул Лотарио. — Выслушайте всю правду, господин граф! Этот Ратур обманул и вас, и меня, и Терезу!
— Он прав, дорогой отец, этот негодяй обманул нас всех! — вмешалась Тереза. Поспешив к графу, она нежно обняла его, но он оттолкнул ее.
— Вам угодно и сейчас дурачить меня? — От обиды и возмущения на глазах у графа выступили слезы. — Стыдитесь, дон Лотарио! Как вы могли решиться соблазнить бедную девушку? А вы, Тереза! Никогда не думал, что вы так легкомысленны!
Последовали торопливые объяснения, Лотарио и Тереза говорили разом, подчас перебивая друг друга. Здесь были и клятвы, и просьбы, и обвинения по адресу Ратура. Разобраться в этой путанице оказалось невозможно. Граф был оглушен всем услышанным, но не убежден.
— Немедленно покиньте этот дом, сударь! — сказал он твердо. — Виновны вы или нет, сейчас неважно. Во всяком случае, я хочу знать наверняка, кто же меня предал. Честь Терезы требует, чтобы ее ни минуты не видели вместе с вами. Оставьте этот дом и не пытайтесь вернуться, пока я вас об этом не попрошу!
Несколько мгновений дон Лотарио боролся с собой, затем все же подавил зарождающуюся неприязнь к графу и с почтительным поклоном удалился. Всего один взгляд бросил он на Терезу, и она ответила ему тем же, однако ее взгляда оказалось достаточно, чтобы на некоторое время сделать его счастливым и сильным.
VI. СОЮЗНИКИ
Уходить Ратур не спешил. Ему не терпелось узнать, чем кончится встреча графа с доном Лотарио, поэтому он вернулся в парк, тайком последовал за графом и подслушал часть его разговора с влюбленными. В целом расчеты француза оправдались. Он видел, как ушел дон Лотарио, и наблюдал за ним, пока не убедился, что молодой испанец отправился домой. Тогда и он убрался восвояси и, несмотря на поздний час, поднялся к госпоже Моррель. Еще по дороге к дому он обратил внимание, что в ее окнах горит свет, и, естественно, заключил, что она еще не спит.
Он не ошибся. Валентина действительно сидела у стола, бледная и печальная. Она, видимо, пыталась чем-нибудь занять себя, но все валилось из рук, а на глаза навертывались слезы. При виде Ратура она в испуге вскочила.
— Успокойтесь, сударыня, и не надо вставать! — сказал француз и, пододвинув стул, бесцеремонно уселся рядом с молодой женщиной. — Мне нужно еще сегодня поговорить с вами по важному делу. Вас оно касается не меньше, чем меня!
— Я слушаю, — не без внутренней дрожи ответила Валентина.
— Французским властям, — начал Ратур, — стало известно, что я нахожусь здесь, в Берлине, причем без их согласия. Поэтому они требуют от правительства Пруссии выслать меня из страны. Утверждают, будто я участвовал в нескольких политических актах — или, как предпочитают выражаться французские власти, преступлениях, — и на этом основании требуют моей выдачи. Вся беда в том, что здесь у меня нет никого, кто мог бы за меня поручиться. Единственная, на кого я могу рассчитывать, — это вы. Надеюсь, вы не откажете мне в поддержке, сударыня?
— Конечно, — робко согласилась Валентина, ожидая, что будет дальше.
— Моего прошлого вы не знаете, — продолжал Ратур, — и знакомить вас с ним излишне. Возможно, однако, прусские власти будут интересоваться мною. Тогда вы скажете, что я еще в Париже был знаком с вашей семьей и мы нередко там виделись. Все дальнейшее, в том числе как мы встретились в тюрьме с вашим мужем, вам известно, так что кривить душой вам не придется. Ложным сведениям французских властей я вынужден противопоставить ложь во спасение, и это справедливо. Итак, мы с вашим мужем знали друг друга еще в Париже — я был тогда врачом — и часто встречались. Вы меня понимаете. Ваши показания не должны расходиться с моими. Вы скажете, как я прошу, если вас спросят?
— Да, господин де Ратур! — несмело ответила Валентина. — Хотя вся эта таинственность и то, как вы со мной обращаетесь, мне не по душе.
— Сейчас речь не об этом! — прервал ее Ратур. — Я знаю, что вы имеете ввиду. В том, что родственники вам не пишут, моей вины нет. Уехать сейчас из Берлина, чтобы вернуть вас в Париж, я не могу. И вообще, в последнее время вы стали очень скрытны, очень сдержанны со мной. Мне остается только заподозрить, что вы против меня что-то замышляете. Пусть, однако, эта неприязнь — для которой я, впрочем, не вижу причин — не вводит вас в соблазн пойти против моей воли. Скажу прямо, вам пришлось бы поплатиться за свое непослушание… вам и вашему ребенку. Запомните это!
Ратур поднялся и, не сказав больше ни слова, покинул испуганную женщину.
Он разбудил слуг и приказал не пускать к госпоже Мор-рель никого, кроме правительственных чиновников. Запретил он и выходить ей одной, без сопровождения.
Распорядившись таким образом, Ратур вышел из дому и направился на Унтер-ден-Линден. Было уже одиннадцать вечера, но гостиница «Норд» была еще открыта. Ратур поинтересовался, у себя ли донна Эухения. Ему сообщили, что она только что вернулась с придворного концерта, и назвали номер занимаемых ею апартаментов. Ратур поднялся наверх.
— Мое имя Ратур! — представился он горничной. — Мне необходимо поговорить с донной Эухенией. Передайте, что речь идет о доне Лотарио!
Горничная удалилась, и спустя немного времени Ратур уже находился в номере певицы.
Вероятно, Эухения ожидала увидеть самого дона Лотарио, но когда вошел незнакомый человек, который собирался говорить с ней о доне Лотарио, она не на шутку встревожилась, полагая, что с молодым человеком произошло несчастье.
— Простите меня за столь поздний визит, мадемуазель! — извинился Ратур. — Я должен кое-что сообщить вам, хотя вполне отдаю себе отчет в опрометчивости моего поступка. Буду краток, мадемуазель! Нас с вами обманули самым бесчестным образом! Вас — дон Лотарио, меня — мадемуазель Тереза!
Певица побледнела, однако сумела сохранить самообладание.
— Сударь, — ответила она, — у меня с доном Лотарио не такие отношения, чтобы он мог меня обмануть!
— Возможно, — согласился Ратур. — Но все же выслушайте меня!
И он начал свой рассказ, ни на миг не отрывая взгляда от собеседницы. Без сомнения, его история произвела на певицу сильное впечатление. Впрочем, Эухения еще вполне владела собой.
— Сударь, — сказала она, — даже не знаю, благодарить ли вас за эту новость. Дон Лотарио никогда не клялся мне в любви и не обязан хранить мне верность. Он вправе поступать так, как считает нужным. Странно, однако, что он скрыл от меня правду, ведь он был со мной весьма откровенен. Он признался, что мадемуазель Тереза отвергла его любовь и сделала его несчастным.
— Очень возможно! — опять согласился Ратур. — Недавно я и сам убедился, что мадемуазель Тереза — холодное и расчетливое создание. Вероятно, она отвергла дона Лотарио только затем, чтобы еще крепче привязать его к себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169