– Покуда я жив и живу в этом городе, никто не осмелится его и пальцем тронуть, в этом вы можете быть уверены.
Хикель высоко вздернул брови и снова вперил взгляд в свои растопыренные пальцы.
– А если в один прекрасный день его и след простынет? – мрачно спросил он. – Я предлагаю следить за ним хотя бы по вечерам и во время прогулок. Днем, уж ладно, пусть ходит по городу один. Старикашке-инвалиду можно дать отставку, я лучше приставлю к нему одного из моих парней. Пусть каждый день, в пять часов пополудни, является в дом учителя Кванта.
– Что ж, это, пожалуй, недурной выход из положения, – согласился президент. – А заслуживает этот ваш ставленник доверия?
– За ним Хаузер будет как за каменной стеной.
– Как его звать?
– Шильдкнехт, сын пекаря из Баденского герцогства.
– Я согласен.
Хикель был уже в дверях, когда президент его окликнул, чтобы внушить ему необходимость держать в полной тайне их совместную поездку. Хикель отвечал, что не нуждается в такого рода предупреждениях.
– Ехать одному мне нельзя, – пояснил президент, – со мною должен быть расторопный и осмотрительный человек. Это дело подлежит тщательнейшему расследованию и при соблюдении чрезвычайной осторожности. Помните, привлекая вас к нему, я оказываю вам величайшее доверие.
Он пронзительно взглянул на лейтенанта полиции. Хикель машинально кивнул. Опасение и недоброе предчувствие внезапно омрачили лицо Фейербаха.
– Идите, – коротко приказал он.
ПОЕЗДКА НАЧИНАЕТСЯ
В тот же вечер Хикель зашел к учителю и сообщил, что отныне за Хаузером будет надзирать солдат Шильдкнехт. Каспара дома не было, и на вопрос Хикеля, где он, Квант отвечал – в театре.
– Опять в театре! – воскликнул Хикель. – Третий раз за две недели, если не ошибаюсь.
– Он очень пристрастился к театру, – заметил Квант, – почти все карманные деньги тратит на билеты.
– Между прочим, с карманными деньгами в ближайшее время будет туговато, – сказал лейтенант полиции. – На этот раз граф прислал мне только половину условленного месячного содержания. Очевидно, эта история ему не по средствам.
Деньги, предназначавшиеся для Каспара, Стэнхоп с самого начала посылал Хикелю.
– Не по средствам? Лорду? Пэру Англии? Такой пустяк– и не по средствам? – Квант от удивления вытаращил глаза.
– Только не говорите этого никому, иначе подумают, что вы издеваетесь над графом, – сказала учительша. Она испытующе, с любопытством смотрела на лейтенанта полиции. Этот скользкий, щеголеватый человек всегда представлялся ей загадочным и привлекательным. Он будоражил ту чуточку фантазии, которой она обладала.
– Ничего не попишешь, – резко оборвал разговор Хикель. – Так обстоят дела. Могу предъявить вам почтовое извещение. Граф знает, что делает.
Когда Каспар пришел домой, Квант спросил его, как он провел время.
– Неважно, в пьесе слишком много было о любви, – с досадой отвечал юноша. – Я этого терпеть не могу. Они там все болтают и жалуются, так что ум за разум заходит, и к чему же все это сводится? К свадьбе. Лучше уж отдать свои деньги нищему.
– Тут недавно был господин лейтенант полиции и сообщил нам, что граф значительно сократил сумму, определенную на ваше содержание, – сказал Квант. – Вам придется вообще сократить расходы, а что до театра, то, боюсь, вам надо будет и вовсе от него отказаться.
Каспар сел к столу, поужинал и долго молчал.
– Жаль, – проговорил он наконец, – через неделю дают «Дона Карлоса» Шиллера. Говорят, это прекрасная пьеса, и мне хотелось бы ее увидеть.
– Кто говорит, что это прекрасная пьеса? – спросил Квант со снисходительно насмешливой миной знатока.
– Я встретил в театре фрау фон Имхоф и фрау фон Каннавурф, – пояснил Каспар, – и они обе это сказали.
Учительша подняла голову.
– Фрау фон Каннавурф? Это еще кто такая?
– Подруга фрау фон Имхоф, – ответил Каспар.
Квант до глубокой ночи обсуждал с женой, как приспособиться к новому положению вещей, установленному графом. Было договорено, что теперь обед Каспара будет стоить десять крейцеров, а ужин восемь.
– Если дело обстоит так, как говорит лейтенант полиции, нам все равно придется за него доплачивать, – сказала учительша.
– Мы не должны забывать, что умеренность Хаузера в еде и питье поистине необыкновенна, – возразил Квант, честность его восставала против несправедливого ущемления.
– Ну и что? – твердила свое жена. – Так или иначе, я должна иметь на кухне достаточно припасов, чтобы накормить голодного. А это ведь даром не дается.
На следующий день Хикель принес деньги. Он и Квант как раз вошли в сени, когда Каспар, уже одетый, спустился из своей комнаты. На вопрос учителя, куда он направляется, Каспар отвечал, что идет к часовщику: его часы испортились и их надо отдать в починку. Квант предложил посмотреть, что с часами, Каспар протянул их ему, учитель поднес часы к уху, постучал по корпусу, попробовал, можно ли их завести, и объявил:
– Часы в полном порядке.
Каспар покраснел, сказал, что хотел просить выгравировать на крышке его имя, но он должен был быть большим лицемером, чтобы эти слова не прозвучали пустой отговоркой. Квант и Хикель переглянулись.
– Если у вас есть хоть капля чести, вы сейчас же откровенно признаетесь, куда вы собрались, – сурово произнес Квант.
Каспар подумал и нерешительно ответил, что хотел пойти в оранжерею.
– В оранжерею? Зачем? С какой целью?
– Посмотреть на цветы. Весной там всегда такие красивые цветы.
Хикель многозначительно кашлянул. Он пристально взглянул на Каспара и иронически заметил:
– Поэт. «Я вздыхал среди цветов». – Потом сделал строгое лицо и вкратце объяснил, что уговорил президента отменить необдуманно данное Каспару разрешение на свободные прогулки по городу. Отныне ежедневно в пять часов будет приходить один из его подчиненных, под чьим присмотром Каспар сможет делать все, что вздумается. Каспар молча глядел на улицу, залитую весенним солнцем.
– Выходит… – прошептал он, но запнулся и смиренно потупил взгляд.
– Что выходит? – спросил учитель. – Говори! Кто лукавит, того черт задавит.
Каспар испытующе поглядел на учителя.
– Выходит, – закончил он фразу, – у президента прав тот, кто последним у него побывал. – Заметив, какое действие произвели его слова, Каспар горько о них пожалел. Учитель в ужасе закачал головой. Хикель вытянул губы и тихонько свистнул. Затем достал свою записную книжку, заткнутую между двух пуговиц его сюртука, и что-то записал. Каспар робко следил за ним. Лицо его пылало.
– Разумеется, господину статскому советнику будет доложено об этом неприличном высказывании, – заявил Хикель официальным тоном.
Когда лейтенант полиции ушел, Каспар попросил учителя, в виде исключения, отпустить его сегодня, очень уж погода хорошая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117