Квант нажал ручку – дверь была заперта. Тогда он громким голосом потребовал, чтобы ему не мешали спать. За дверью тотчас же водворилась тишина.
Когда учитель вернулся в спальню, оказалось, что у жены внезапно начались родовые муки. Она стонала и требовала повивальную бабку. Квант хотел послать за ней служанку, но жена возмутилась:
– Нет, нет, иди сам! Эта дуреха обязательно заплутается.
Кванту волей-неволей пришлось собираться в дорогу; он очень на это досадовал, во-первых, потому что хотел спать, а во-вторых, потому что побаивался ходить по темным улицам, не далее как на троицу за церковью св. Карла какие-то неизвестные грабители напали на чиновника финансового ведомства и чуть не до смерти его избили.
Раздосадованный Квант стал торопливо одеваться, потом разбудил служанку и велел позвать соседку, приятельницу его жены, которая заранее предложила свои услуги на крайний случай, затем вновь прокрался в спальню, разыскал свои пистолеты, опрокинув при этом ночной столик, что опять-таки повергло его в отчаяние; он даже за голову схватился, кляня свою злосчастную судьбу. Жена, у которой от боли уже мутилось в голове, набралась храбрости и высказала ему множество горьких истин, которые обычно трусливо таила про себя, касавшихся как его лично, так и сильного пола вообще. Это несколько его отрезвило, и после того, как он отнес сынишку, проснувшегося от суеты и шума, в комнату служанки, учитель Квант наконец вышел из дому.
Каспар, уже собравшийся лечь в постель, вдруг услышал стоны фрау Квант, и сердце его преисполнилось ужаса. Все страшнее, все громче становились звуки, доносившиеся снизу. Затем они смолкли. Через минуту-другую хлопнула входная дверь, раздались чьи-то шаги, а женщина уже кричала в крик. «Наверно, случилось какое-то несчастье», – подумал Каспар. Первым его порывом было – бежать, спасаться. Он подскочил к двери, отпер ее и ринулся вниз по лестнице. Все двери стояли настежь, на него пахнуло жарким воздухом. Служанка и соседка хлопотали у постели фрау Квант, она же звала мужа, молила господа бога о помощи, судорожно изгибалась.
Бог мой, что там увидел Каспар! И что творилось в его душе! Увидел головку, белое тельце крохотного человечка, которого держали руки размером чуть ли не с него самого! Каспар весь дрожал, он круто повернулся, никем не замеченный, буквально взлетел по лестнице и, обессилев, присел на верхней ее ступеньке.
Опять хлопнула наружная дверь, вошел Квант с повивальной бабкой, соседка бросилась ему навстречу с радостным криком:
– Дочурка, господин учитель!
– Вот это здорово! – отвечал Квант. В голосе его звучала гордость, словно он совершил невесть какой подвиг.
Тоненький плач подтвердил, что в доме появился новый человек. Через минуту, напевая что-то себе под нос, прошла служанка, Каспар заметил в руках у нее полный таз крови.
Прошло, вероятно, не меньше часа, прежде чем Каспар поднялся и, шатаясь, прошел в свою комнату. Он разделся, повалился как пьяный на кровать и зарыл лицо в подушки.
И ничего он не мог с собой поделать: из мрака ночи, подобно багряному лунному серпу, вставал перед ним таз, наполненный кровью.
Одно видение неотступно преследовало его: из кровавой бездны вылезали крохотные существа, которых называли людьми, голые, маленькие, одинокие и беспомощные, в муках, под неумолчные вопли матери они выбирались из подземелья, рождались на свет. Да, рождались, и точно так же родила его мать.
Так вот оно что, думал Каспар. Теперь он ощутил узы родства, постиг нерушимые связи, почувствовал свои корни, глубоко уходившие в окровавленную землю, вся неподвижная жизнь вдруг пришла в движение, тайна была раскрыта, значение ее стало очевидным.
Едиными сделались для него отныне ужас и сострадание, тоска и страх; жизнь и смерть слились в едином имени.
Он не хотел засыпать и все же заснул. Но чем плотнее смыкала его веки дремота, тем более мучительный смертный страх его охватывал. Лишь изнемогши в борьбе, он отдался сну – этой малой смерти в разгаре жизни.
Утром он не вышел из своей комнаты в обычное время. Удивленный Квант поднялся наверх и постучал в дверь. Квант хорошо помнил, что с вечера дверь была заперта, но теперь, нажав ручку, к вящему своему изумлению, обнаружил, что она открыта. Подойдя к кровати Каспара, он потряс его за плечи и сердито сказал:
– Я вижу, Хаузер, вы становитесь сонливцем. Что бы это значило?
Каспар приподнялся, и учитель увидел мокрую подушку. Ткнув в нее пальцем, он спросил, как это понимать. Каспар, до некоторой степени уже придя в себя, отвечал, что она мокра от слез: он плакал во сне.
Плакал во сне? Почему, спрашивается? В Кванте мигом зародились подозрения. «И как это он сразу объявил, что плакал во сне? И почему дожидался, покуда я приду за ним?»
«Что-то он финтит, – решил Квант, – хочет меня умаслить». Он окинул комнату испытующим взглядом, заприметил на ночном столике стакан с водой, взял его в руки, поднял, рассмотрел, стакан был наполовину пуст.
– Вы пили воду, Хаузер? – хмуро спросил он.
Каспар недоуменно молчал. Взгляд учителя, скользнувший со стакана на подушку, приобрел укоризненное выражение.
– Может быть, вы нечаянно пролили воду? – выспрашивал он. – Я сказал нечаянно и ничего другого не подразумевал, вам лучше быть со мною откровенным, Хаузер.
Каспар медленно покачал головой, он не понимал, чего хочет от него этот человек.
«Упрямый, скрытный парень», – решил Квант и прекратил допрос.
Когда Каспар спустился вниз, заниматься с Квантом, тот, с подобающим случаю достоинством, сообщил, что жена подарила ему дочь.
– Как это подарила? – наивно спросил Каспар.
Квант сдвинул брови. Безразличие, с которым юноша отнесся к этому событию, его оскорбило. Холодно и официально он сказал:
– Как всегда, мы начнем с Библии. Прочтите то, что вам было задано.
Это была история Иосифа.
Живет на свете старик, и много у него сыновей, но всех больше он любит младшего; и сделал он ему разноцветную одежду, чтобы отличался он от братьев своих. За это братья возненавидели его и не могли говорить с ним дружелюбно. Иосиф рассказал им свой сон о снопе: «Вот мы вяжем снопы посреди поля; и вот мой сноп встал и стал прямо; и вот ваши снопы стали кругом и поклонились моему снопу». И сказали ему братья его: «Неужели ты будешь царствовать над нами?» И возненавидели его еще более за сны его и за слова его. Но Иосиф незлобив и простодушен. Он не понимает, почему они сердятся на него. И видел он еще другой сон и рассказал его братьям своим, говоря: «Вот я видел еще сон: вот солнце и луна и одиннадцать звезд поклоняются мне». Нетрудно истолковать его сон, ибо одиннадцать братьев у Иосифа. И побранил его отец и сказал ему: «Что это за сон, который ты видел, неужели я, и твоя мать, и твои братья придем поклониться тебе до земли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117