– Но кто мог это написать?
– Кто? В том-то и вопрос. Может быть, тот, кто хотел прийти на помощь, тайный друг.
– Про подземелье и про трон, – бормотал Каспар, и губы его безвольно кривились. Он забился в угол и весь ушел в размышления. Ни оклик, ни напоминание, ни приказ не могли вывести его из этого состояния. Студент, который чувствовал себя виноватым и не желал привлекать чьего-либо внимания, просидел положенное время и неприметно удалился.
В тот вечер Тухеры давали бал; приглашены были все друзья дома, и добрых полчаса у ворот слышался стук копыт и шум подъезжавших карет. Когда из зала донеслись звуки танцевальной мелодии, Каспар вышел на лестницу и навострил уши. На такие празднества он теперь доступа не имел.
Он стоял там, опершись на перила, отверженный и заброшенный, вдруг чья-то рука легла на его плечо. Это лакей принес ему сласти на серебряном подносе. Каспар покачал головой: «Не хочу сладкого». Слуга бросил на него сердитый взгляд и повернулся, чтобы уйти.
Но на неосвещенной лестнице вдруг послышались шаги, и перед ними очутилась старая баронесса в сером шелковом платье и с шелковым же шарфом на волосах. Сурово и надменно глядя на юношу своими голубыми глазами, она сказала:
– Ты не ешь сладкого? С чего бы это?
Она пришла снизу; от ее одежд веяло запахами бального зала. Баронесса, всегда рано удалявшаяся в свои покои, каждый вечер проходила по всему дому, проверяла, не вспыхнул ли где пожар и не забрались ли воры.
Суровый звук ее голоса заставил Каспара низко склонить голову. Возможно, что в ту минуту его воображение было не в меру взбудоражено. Страх внезапно объял его. В глазах потемнело, ему почудился голос человека с платком на лице, он протянул руки, словно защищаясь, и с мольбою крикнул:
– Не бейте меня, не бейте!
Старая дама, ничего не злоумышлявшая, испугалась и удивленно на него взглянула. Меж тем вопль Каспара привлек внимание кое-кого из гостей, прохаживавшихся внизу в сенях. Они приступили с вопросами к хозяину дома, который тотчас же двинулся вверх по лестнице в сопровождении нескольких мужчин. Среди танцующих прошел слух о каком-то несчастье, а так как все знали о пребывании в доме Каспара, то, разумеется, подумали, что на него опять было совершено покушение. Музыка смолкла, в зале воцарилась тишина, многие поспешили выйти, молодые дамы, взволнованные больше других, побежали наверх и остановились посмотреть, что же там такое происходит.
Господин фон Тухер, болезненно все это воспринявший, ибо не было для него ничего страшнее, как привлечь к себе внимание, хотел было допросить Каспара, но испугался то ли его безжизненного лица, то ли подавленного вида матери.
Один бог знает, что творилось в душе Каспара. Ему чудилось, что все, сейчас случившееся, он уже пережил однажды. Как взрывной волной, отбросило его в прошлое, время словно бы затаило дыхание. Вот стоит величественная, царственно украшенная старая женщина; разве она не похожа на ту, которая однажды вошла в покои, где находился он, Каспар, и все окаменели при ее появлении. Кто-то, кажется, лежал там в постели и прятал голову в подушки? И еще там был слуга, державший в руке серебряное блюдо, ведь все это было, было. И еще был какой-то человек, он принес поднос с подарками или, может быть, со сластями. И вокруг толпились мужчины в пышных одеждах, казалось, ожидавшие чьего-то приказа, ожидавшие, что войдет кто-то, одетый еще пышнее, и они склонятся перед ним. И стройные девушки в белых платьях, с робкими испуганными глазами были там. И сумеречный свет наверху, ниспадающий по бесчисленным мраморным ступеням, чтобы внизу затеряться в сиянии огней. Каспар едва не вскрикнул, ибо он тогда был не он, но все перед ним преклонялись, все узнавали в нем властелина. Да, теперь ему открывалось, кто он и откуда, он понимал, что значили эти слова о троне и подземелье. Улыбка призрака играла на его устах.
Господин фон Тухер сумел положить возможно более спокойный конец этой неприятной сцене. Он отвел Каспара в его комнату, велел ему тотчас же лечь в постель, дождался, покуда он лег, погасил лампу и уже в дверях резко заметил, что наутро заставит Каспара объяснить ему свое неуместное выступление.
Но это не очень-то напугало Каспара. Да и объяснять ему, собственно, ничего не пришлось: господин фон Тухер уразумел, что его принципы не пострадали. Повар загробным голосом прорицателя сообщил ему, что Каспар лунатик, рано или поздно он вылезет на крышу и оттуда сверзится. Запретить луну господин фон Тухер не мог, а раз уж юноша был подвержен приступам лунатизма, то и спрашивать с него было нечего. Вопрос, кем сделаться Каспару, столяром или переплетчиком, все еще оставался открытым, прежде всего надо было узнать, какого мнения придерживается президент Фейербах. Господин фон Тухер положил в апреле поехать в Ансбах и переговорить с президентом.
Меж тем Каспар был – весь ожидание. Он ждал того, кто должен был явиться, того, кто бродил среди людей, ища дорогу к нему, Каспару, и так тверда была его вера в этого Грядущего, что каждое утро он думал: сегодня, и каждый вечер: завтра. Он жил в непрестанной внутренней напряженности, в смутном, как сновидение, предчувствии радости. Но как павлин, увидев свои безобразные ноги, складывает прекрасный хвост, так и Каспара собственный его голос, его походка снова и снова заставляли робеть, не меньше чем люди, которых он встречал и которые каждый день приносили ему разочарование.
Он и вел себя не так, как обычно; было что-то безумное в его напряженном вслушивании в пустоту. Правда, если сопоставить эту новую привычку с ходом событий, она приобретала иной характер и могла бы послужить ценным материалом для домыслов Даумера.
Много таинственного и враждебного подстерегало Каспара на его путях, и холодный пот прошибал его, стоило капле скатиться с крыши в тумане. Страшные видения преследовали его, покуда он не засыпал, проснувшись же ночью, он так боялся темноты, что попросил разрешения поставить ночничок около своей кровати, что и было сделано.
Однажды ночью, еще не совсем проснувшись, он ощутил какое-то странное дуновение на своем лице, словно кто-то сверху дохнул на него прохладным дыханием. Каспар приподнялся и увидел большого паука, висевшего на ниточке рядом с его головой. В ужасе он соскочил с кровати и, замерев в неподвижности, смотрел, как паук спустился на подушку и пополз по белому полотну, таща за собой блестящую ниточку.
Каспару чудилось, что тело его обтянуто новой кожей, холодной, как лед. Он молитвенно сложил руки и боязливо, даже вкрадчиво зашептал:
– Паук, что ты там такое ткешь, паук?
Паук распластал свое желтоватое тельце.
– Что ты ткешь, паук? – умоляюще повторил он.
Со спинки кровати паук переполз на стену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117