Ремингтон огляделся по сторонам и указал на полянку недалеко от дороги.
– Похоже, здесь есть неплохое местечко, чтобы разбить лагерь.
Либби кивнула и направила лошадь вперед, прокладывая путь по пологому склону холма, который они выбрали для ночлега. Выехав на поляну, девушка спешилась. С одной стороны стоянка оказалась под защитой обветренной скалистой стены, с другой стороны перед ними открывался прекрасный вид на долину внизу. Легкими привычными движениями Либби расседлала Лайтнинга.
Краешком глаза она заметила, что, слезая с седла, Ремингтон постарался не ступать на раненую ногу и сморщился, потирая бедро.
Ей не следовало позволять ему ехать, подумала Либби. Она должна была одна отправиться к пастухам.
Представив, какой спор разразился бы, попытайся она сказать, что он не может с ней ехать, Либби только покачала головой. Решимости ему не занимать. Причем Либби предполагала, что это качество было одним из тех, что она так в нем любила.
Вытаскивая две банки консервированных бобов из седельной сумки, Либби припомнила события шестинедельной давности, которые волшебным образом изменили всю ее жизнь. «Неужели любовь вот так приходит к каждому? – размышляла девушка. – Неужели она застает человека врасплох, являясь почти помимо его воли? Неужели она заставляет забыть обо всем?»
Именно так случилось с ней. Это оказалось великолепным открытием, чудом – она узнала, что может испытывать такие удивительные чувства! Даже Ремингтон, пожалуй, не в состоянии понять, как это удивительно!
Она посмотрела через поляну и увидела, что Ремингтон и Сойер распрягают лошадей и отпускают их попастись на травке.
Может, настанет день, и она решится обо всем рассказать Ремингтону. Может, однажды она сумеет поведать ему об отце и матери, о девушке по имени Оливия Вандерхоф, которой больше не существует. И о том, как он научил ее, Либби, верить и любить. Может, однажды… но не теперь. Ей не хотелось отравлять прелесть момента воспоминаниями о прошедшей боли.
Опустилась ночь, полная луна взошла на востоке над горами, а небо усыпали мерцающие звезды. Ремингтон лежал на земле, закинув руку за голову. Ему, пожалуй, никогда не приходилось видеть такой великолепный небесный свод. Уокер смотрел на звезды, и ему казалось, что в этом мире нет ничего невозможного.
Давным-давно, когда ему было лет семь, они разбили с отцом такой же вот лагерь под звездным небом. Прошло месяца два после возвращения Джефферсона домой с войны, и Ремингтон очень радовался прогулке с отцом.
Он не многое помнил отчетливо из той ночи: сладкий аромат жасмина и кваканье лягушек, медовый пирог, испеченный для него Наоми, их кухаркой, слегка прелый запах брезентового тента, который отец натянул на случай, если пойдет дождь. Каким худым был тогда его отец! С какой грустью в глазах Джефферсон осмотрел «Солнечную долину» и сказал, что дом нуждается в покраске!
Ремингтон сожалел о том, что не провел с отцом гораздо больше таких ночей. Он сожалеет о том, что не дал отцу почувствовать, как сильно любит его. Они провели вместе так мало времени, и ни одной минуты из прошлого невозможно теперь вернуть.
Он не допустит такой же ошибки с Либби. Он хочет каждое утро говорить ей, как любит ее. Он хочет повторять ей каждый вечер, как много она для него значит. Как только он все уладит с Нортропом, он будет свободен, чтобы так и поступать. Он будет свободен, чтобы сделать ее своей женой, обнимать и любить ее, наблюдать, как в ней потихонечку растет их ребенок, а может, чтобы ускользнуть прочь из дома и лежать вместе с ней под звездами в такую же летнюю ночь, как сейчас.
Ремингтон повернулся и посмотрел на девушку. Она спала, лежа на боку, подложив под голову руку и подтянув к груди колени. Слабый лунный свет ласкал ее лицо, сделав незаметными веснушки на носу. Беспокойство, которое так часто светилось в ее взгляде, исчезло без следа. Ее розовато-золотистые волосы казались посыпанными серебряной лунной пылью. Из косы выбились несколько прядок, их кудряшки спускались на ухо и на лицо Либби. «Боже, как же она прекрасна!» Ему страстно хотелось обнять Либби, притянуть к себе, укрыть от ночной прохлады. Ему хотелось крепко обнять и защитить девушку.
Ему хотелось подарить ей свою любовь. Плоть Ремингтона в одно мгновение обжег огонь страстного желания. Он не сомневался, что она с радостью примет его любовь. Ее глаза уже не раз говорили ему об этом. Он видел ее желание, ее страсть.
Ее любовь…
Именно из-за этого он не мог сейчас овладеть ею. И не только потому, что она его любит, но и потому, что он любит ее. Он хотел, чтобы у них все было так, как положено. Он не желал, чтобы над ними нависала мрачная тень Нортропа.
Либби открыла глаза и поймала его взгляд, словно почувствовав, что он наблюдает за ней. Легкая улыбка появилась на ее лице. «Как соблазнительно выглядят ее губы, – понял вдруг Ремингтон, – словно специально созданные для поцелуев». Не в силах удержаться, он вытянул руку и привлек девушку к себе. Она охотно поддалась, скользнув по расстеленному на траве одеялу, перебравшись к нему со своей «постели». Так они лежали, прижавшись друг к другу не раздеваясь, и ее голова покоилась у него на плече.
– О чем ты думал? – прошептала Либби.
– Я думал, какая ты красивая.
Она приподняла голову так, что ее губы оказались всего в нескольких сантиметрах от его рта.
– Я никогда не мечтала быть красивой. До тех пор, пока не встретила тебя. – Она легко выдохнула, словно вздохнула о чем-то. – Ты заставил меня позабыть о страхах, Ремингтон. Даже за одно это я буду вечно тебя любить. Его губы нашли ее рот.
– Тебе не нужно больше бояться, Либби. Никогда. Я обещаю тебе.
Потом он приник к ней горячим поцелуем и мысленно поклялся никогда не нарушать своего слова.
20
Алистер Мак-Грегор понравился Ремингтону с той самой минуты, когда они обменялись рукопожатиями. Лицо невысокого коренастого Мак-Грего-ра было обожжено солнцем и загрубело от многих лет работы на воздухе, его темные волосы посеребрила седина, но хватка шотландца оставалась железной. У него был честный, открытый взгляд.
– Значит, вы все еще здесь, мистер Уокер, – сказал Мак-Грегор. – Я думал, вы уехали, как только зажила нога.
Могло показаться, что эти слова произносит привередливый отец.
– Нет, – ответил Ремингтон. – Я собираюсь остаться.
– Ах вот как? А почему это, могу я спросить?
Ремингтон взглянул на Либби и снова повернулся к Мак-Грегору.
– Я попросил мисс Блю стать моей женой.
С совершенно не изменившимся выражением лица Мак-Грегор повернулся к Либби.
– И ты сказала «да», девочка?
Она кивнула.
– Не скажешь ли мне почему?
– Потому что я люблю его, Мак-Грегор.
Едва заметная улыбка тронула губы пастуха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74