Вспомнила, как наблюдала за превращающимися в пепел бесценными листочками – единственным, что связывало ее с дочерью. И тогда она испытала настоящую ненависть к Нортропу. Впервые за двадцать восемь лет совместной жизни она действительно ненавидела его.
Конечно, любовь умерла в ее душе задолго до этого, решила Анна, только она отказывалась в этом признаться. Считается, что жена обязана любить своего мужа. Любить, уважать и слушаться. Она всегда уважала малейшее его желание, исполняла приказания. Она поклялась любить его, когда они сочетались браком, и была готова быть верной своему слову, несмотря на его жестокость и предательство. Но теперь она уже не могла любить этого человека.
Анна снова повернулась к окну, разглядывая крыши выстроившихся вдоль 72-й улицы домов. Она смотрела на запад и молилась, чтобы ее дочь была жива и здорова. Но в самой страстной своей молитве Анна просила о том, чтобы человек, которого Нортроп нанял найти Оливиго, потерпел неудачу. С такой же силой, с какой ей хотелось снова увидеть свою единственную дочь, она желала дочери счастья, прекрасно понимая, что, если Нортроп вернет девочку назад, в Нью-Йорк, Оливия никогда не будет счастлива.
– Я люблю тебя, – прошептала Анна, надеясь, что эти слова долетят до сердца дочери, и Оливия поймет, кто их послал.
9
– Ну давай же, Лайтнинг!
Либби слегка подгоняла мерина каблуками, надеясь заставить его двигаться чуточку быстрее. До усадьбы оставался приблизительно час езды верхом, а ей не терпелось поскорее добраться домой.
Она говорила себе, что просто не хочет, чтобы Сойер вдруг начал волноваться из-за нее, что могла случиться любая неприятность, пока ее не было. Она говорила себе что угодно, кроме правды.
Она хотела увидеть Ремингтона.
Всю предыдущую ночь она видела во сне его темно-синие глаза, непослушные черные волосы и улыбку, от которой замирало ее сердце. Ей снились его нежные объятия и жаркие поцелуи. Ей снился Ремингтон Уокер.
Он сказал, что хочет остаться, чтобы помочь ей. Но надолго ли он задержится на ранчо? На несколько недель? Месяцев? Навсегда? Ее сердце слегка екнуло. Навсегда… Хочет ли она, чтобы он остался навсегда? Девушка задумалась. Что-то глухо застучало у нее в груди: «Да!».
Либби натянула вожжи, останавливая Лайтнинга. Она задыхалась, сердце билось с бешеной скоростью, голова кружилась.
– О нет! – прошептала девушка.
Она ведь себя предупреждала! Предупреждала, что не должна позволить этому произойти. Никогда! Она и не думала, что так случится. И все-таки это произошло. Несмотря на ее благоразумие, несмотря на доводы рассудка, это произошло с ней!
Она влюбилась.
Либби закрыла глаза и вспомнила объятия Ремингтона. Это чувство не должно было оказаться таким восхитительно приятным. Воспоминания не должны были всплывать с такой живостью.
«Настанет день, когда ты захочешь, чтобы тебя целовал мужчина. – Против воли слова Аманды занимали все ее мысли. – Запомни мои слова, Либби. Придет такой день, когда ты захочешь поцелуев мужчины, захочешь большего…»
Либби тогда ответила Аманде, что та ошибается. Она не желала впускать мужчину в свою жизнь. Он был ей не нужен. Она видела, что делает любовь с женщиной, что в действительности означает замужество. Она видела, как страдает ее мать из-за разбитого сердца и несбывшихся мечтаний, и всеми силами стремилась избежать подобной участи. Она сказала Аманде, что хочет жить так же независимо, как живет сама Аманда, хочет быть свободной в принятии решений, в выборе своей судьбы. Аманда ведь никогда не была замужем, но жила радостно и даже счастливо.
Либби хотела жить так же. Ничто из того, что мог бы предложить мужчина, не стоит потери свободы.
Либби тяжело вздохнула, открыла глаза и вновь пустила Лайтнинга вперед. «Нет смысла волноваться», – сказала себе девушка. Он не останется. У Ремингтона есть дом в Виргинии, куда он может вернуться. Он исчезнет из ее жизни так же неожиданно, как появился. А когда он исчезнет, она оглянется на происшедшее и посмеется над собственной глупостью.
Весь следующий час Либби повторяла себе эти слова. Она повторила их столько раз, что почти поверила в них. Но, въехав на ранчо и заметив Ремингтона, который вышел из задней двери ей навстречу, она поняла, что не будет смеяться, когда он уедет.
Она поняла, что ей захочется умереть.
Ремингтон удивился огромному облегчению, которое испытал, когда увидел появившуюся вдалеке Либби. Из ее косы выбились несколько длинных прядок волос. Рубашка и брюки были покрыты тонким слоем пыли. Правая щека и кончик носа Либби оказались испачканы грязью. Выглядела она очень усталой.
Но была великолепна.
Опираясь на костыль, он направился к загону. Либби посмотрела на Уокера спрыгивая с коня, и отвела взгляд. Она набросила вожжи на верхнюю перекладину ограды и принялась ослаблять подпругу.
– Ты добралась до Мак-Грегора? – поинтересовался Ремингтон.
– Да.
– Все в порядке? Никаких неприятностей?
– Нет. А здесь? – Она посмотрела в сторону дома. – Где Сойер?
– Он пошел с Мисти и щенками к ручью. Она кивнула и повернулась к нему спиной, продолжая распрягать Лайтнинга.
Ремингтон прислонился к ограде, чтобы не опираться на раненую ногу. Ему припомнились платья в нижнем ящике комода. Интересно, подумал он, надевает ли она их хотя бы когда-нибудь? Особенно зеленое? Хотя, конечно, брюки позволяли ему любоваться ее стройными ногами и округлыми формами.
Он усмехнулся, получая от подобных мыслей немалое удовольствие.
Либби сняла седло со спины Лайтнинга и повесила его на ограду возле загона. Быстрым ловким движением она стянула со спины лошади потную попону и накинула ее на седло изнанкой кверху. Потом девушка сняла уздечку, заменив ее недоуздком и веревкой.
За годы, что он работал в Нью-Йорке – сначала на Пинкертона, а потом открыв собственное агентство, – Ремингтон успел воспользоваться деловыми связями и своим происхождением, чтобы добиться благосклонности самых привилегированных манхэттенских семейств. Единственная семья, которую он умышленно избегал, – семья Вандерхофов. И не так уж сложно оказалось избежать этого знакомства, учитывая скромные доходы Ремингтона. Но тем не менее он познакомился со многими девушками, недавно вышедшими в свет, и с уважаемыми матронами. Он ужинал вместе с ними за столами, полными роскошной снеди, получал приглашения в нью-йоркские поместья и танцевал на благотворительных балах. Он был даже знаком с некоторыми весьма необычными дамами, восставшими против социальных ограничений женских свобод. Но Ремингтон не мог представить ни одну из них занимающейся тем, что делала сейчас Либби. Да и внешностью они не могли с ней сравниться. Правду сказать, те образы, что вдруг всплыли в его памяти, едва не заставили его рассмеяться вслух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Конечно, любовь умерла в ее душе задолго до этого, решила Анна, только она отказывалась в этом признаться. Считается, что жена обязана любить своего мужа. Любить, уважать и слушаться. Она всегда уважала малейшее его желание, исполняла приказания. Она поклялась любить его, когда они сочетались браком, и была готова быть верной своему слову, несмотря на его жестокость и предательство. Но теперь она уже не могла любить этого человека.
Анна снова повернулась к окну, разглядывая крыши выстроившихся вдоль 72-й улицы домов. Она смотрела на запад и молилась, чтобы ее дочь была жива и здорова. Но в самой страстной своей молитве Анна просила о том, чтобы человек, которого Нортроп нанял найти Оливиго, потерпел неудачу. С такой же силой, с какой ей хотелось снова увидеть свою единственную дочь, она желала дочери счастья, прекрасно понимая, что, если Нортроп вернет девочку назад, в Нью-Йорк, Оливия никогда не будет счастлива.
– Я люблю тебя, – прошептала Анна, надеясь, что эти слова долетят до сердца дочери, и Оливия поймет, кто их послал.
9
– Ну давай же, Лайтнинг!
Либби слегка подгоняла мерина каблуками, надеясь заставить его двигаться чуточку быстрее. До усадьбы оставался приблизительно час езды верхом, а ей не терпелось поскорее добраться домой.
Она говорила себе, что просто не хочет, чтобы Сойер вдруг начал волноваться из-за нее, что могла случиться любая неприятность, пока ее не было. Она говорила себе что угодно, кроме правды.
Она хотела увидеть Ремингтона.
Всю предыдущую ночь она видела во сне его темно-синие глаза, непослушные черные волосы и улыбку, от которой замирало ее сердце. Ей снились его нежные объятия и жаркие поцелуи. Ей снился Ремингтон Уокер.
Он сказал, что хочет остаться, чтобы помочь ей. Но надолго ли он задержится на ранчо? На несколько недель? Месяцев? Навсегда? Ее сердце слегка екнуло. Навсегда… Хочет ли она, чтобы он остался навсегда? Девушка задумалась. Что-то глухо застучало у нее в груди: «Да!».
Либби натянула вожжи, останавливая Лайтнинга. Она задыхалась, сердце билось с бешеной скоростью, голова кружилась.
– О нет! – прошептала девушка.
Она ведь себя предупреждала! Предупреждала, что не должна позволить этому произойти. Никогда! Она и не думала, что так случится. И все-таки это произошло. Несмотря на ее благоразумие, несмотря на доводы рассудка, это произошло с ней!
Она влюбилась.
Либби закрыла глаза и вспомнила объятия Ремингтона. Это чувство не должно было оказаться таким восхитительно приятным. Воспоминания не должны были всплывать с такой живостью.
«Настанет день, когда ты захочешь, чтобы тебя целовал мужчина. – Против воли слова Аманды занимали все ее мысли. – Запомни мои слова, Либби. Придет такой день, когда ты захочешь поцелуев мужчины, захочешь большего…»
Либби тогда ответила Аманде, что та ошибается. Она не желала впускать мужчину в свою жизнь. Он был ей не нужен. Она видела, что делает любовь с женщиной, что в действительности означает замужество. Она видела, как страдает ее мать из-за разбитого сердца и несбывшихся мечтаний, и всеми силами стремилась избежать подобной участи. Она сказала Аманде, что хочет жить так же независимо, как живет сама Аманда, хочет быть свободной в принятии решений, в выборе своей судьбы. Аманда ведь никогда не была замужем, но жила радостно и даже счастливо.
Либби хотела жить так же. Ничто из того, что мог бы предложить мужчина, не стоит потери свободы.
Либби тяжело вздохнула, открыла глаза и вновь пустила Лайтнинга вперед. «Нет смысла волноваться», – сказала себе девушка. Он не останется. У Ремингтона есть дом в Виргинии, куда он может вернуться. Он исчезнет из ее жизни так же неожиданно, как появился. А когда он исчезнет, она оглянется на происшедшее и посмеется над собственной глупостью.
Весь следующий час Либби повторяла себе эти слова. Она повторила их столько раз, что почти поверила в них. Но, въехав на ранчо и заметив Ремингтона, который вышел из задней двери ей навстречу, она поняла, что не будет смеяться, когда он уедет.
Она поняла, что ей захочется умереть.
Ремингтон удивился огромному облегчению, которое испытал, когда увидел появившуюся вдалеке Либби. Из ее косы выбились несколько длинных прядок волос. Рубашка и брюки были покрыты тонким слоем пыли. Правая щека и кончик носа Либби оказались испачканы грязью. Выглядела она очень усталой.
Но была великолепна.
Опираясь на костыль, он направился к загону. Либби посмотрела на Уокера спрыгивая с коня, и отвела взгляд. Она набросила вожжи на верхнюю перекладину ограды и принялась ослаблять подпругу.
– Ты добралась до Мак-Грегора? – поинтересовался Ремингтон.
– Да.
– Все в порядке? Никаких неприятностей?
– Нет. А здесь? – Она посмотрела в сторону дома. – Где Сойер?
– Он пошел с Мисти и щенками к ручью. Она кивнула и повернулась к нему спиной, продолжая распрягать Лайтнинга.
Ремингтон прислонился к ограде, чтобы не опираться на раненую ногу. Ему припомнились платья в нижнем ящике комода. Интересно, подумал он, надевает ли она их хотя бы когда-нибудь? Особенно зеленое? Хотя, конечно, брюки позволяли ему любоваться ее стройными ногами и округлыми формами.
Он усмехнулся, получая от подобных мыслей немалое удовольствие.
Либби сняла седло со спины Лайтнинга и повесила его на ограду возле загона. Быстрым ловким движением она стянула со спины лошади потную попону и накинула ее на седло изнанкой кверху. Потом девушка сняла уздечку, заменив ее недоуздком и веревкой.
За годы, что он работал в Нью-Йорке – сначала на Пинкертона, а потом открыв собственное агентство, – Ремингтон успел воспользоваться деловыми связями и своим происхождением, чтобы добиться благосклонности самых привилегированных манхэттенских семейств. Единственная семья, которую он умышленно избегал, – семья Вандерхофов. И не так уж сложно оказалось избежать этого знакомства, учитывая скромные доходы Ремингтона. Но тем не менее он познакомился со многими девушками, недавно вышедшими в свет, и с уважаемыми матронами. Он ужинал вместе с ними за столами, полными роскошной снеди, получал приглашения в нью-йоркские поместья и танцевал на благотворительных балах. Он был даже знаком с некоторыми весьма необычными дамами, восставшими против социальных ограничений женских свобод. Но Ремингтон не мог представить ни одну из них занимающейся тем, что делала сейчас Либби. Да и внешностью они не могли с ней сравниться. Правду сказать, те образы, что вдруг всплыли в его памяти, едва не заставили его рассмеяться вслух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74