– Мне так жаль, что я все испортил.
– Не надо было мне заводить этот разговор. Я обещаю больше не делать этого. Хорошо?
Он достал из кармана перчатки и махнул ими в сторону спальни.
– Ничего, если я пойду попрощаюсь с Джои?
Она отступила на шаг и сказала:
– Конечно.
Он прошел по коридору и заглянул в ее спальню. Впервые, хотя бы и взглядом, он прикоснулся к миру вещей, ее окружавших. Флакончики духов на туалетном столике, открытые дверцы шкафа и в нем – вешалки с одеждой… Джои лежал на покрывале, разрисованном голубыми цветами, безжалостно скомкав его ногами. Под голову он подложил две подушки. Наволочки на них тоже были в голубых цветах.
– Эй, Джои… пока. Мне пора.
– Уже? – удивился Джои и бросил в трубку: – Подожди минутку.
Кристофер махнул ему перчатками.
– Спасибо. Мне очень понравилось. Я постараюсь еще как-нибудь заглянуть на стадион до конца сезона.
– Да, конечно… эй… я рад, что ты пришел.
Ли ждала его у двери. Он остановился перед ней. Глаза их встретились, расстались и встретились вновь. Он все комкал в руках свои кожаные перчатки.
– Я не злюсь на вас, – сказал он. – Просто… ну, я немного взволнован.
Он не устоял перед искушением вновь заглянуть в ее глаза цвета осенней листвы. Они были того же оттенка, что и цветы, которые она поставила за ужином на стол. Об этих глазах он так много думал, когда был вдали от нее, по выражению этих глаз он научился угадывать ее настроения.
Когда он наконец заговорил, голос его прозвучал еле слышно:
– Что мы делаем, Ли?
– Миримся, – сказала она.
– И это все?
Она отвернулась.
– Прошу тебя, Кристофер.
Он вздохнул и хлестнул перчатками по ладони, потом медленно натянул их. Итак, ей хотелось играть в платоническую любовь. Черт возьми, этого он боялся еще больше, чем своих чувств к ней.
– Можно мне еще как-нибудь зайти к вам? – спросил он.
– Не знаю, – ответила она. – Это становится непросто для меня.
– Что ж, позвольте прибавить вам еще одну морщинку, – сказал он и, поддавшись внезапному порыву, наклонился и поцеловал ее в губы. Поцелуй был достаточно коротким, чтобы отстраняться и протестовать, но в то же время теплее обычного дружеского. И уж вовсе не походил на трогательное прикосновение к щеке матери друга.
Она все еще стояла, приоткрыв рот от неожиданности, когда он тихо сказал: «Простите» – и вышел, не дав ей вымолвить ни слова.
В тот вечер он ждал, что она позвонит, и она действительно позвонила, хотя и довольно поздно, в одиннадцать. Наверное, все это время Джои висел на телефоне и только что освободил его.
Когда зазвонил телефон, Крис был уже в постели, лежал, уставившись в темноту, и думал о ней. Он скатился к краю постели, нащупал на тумбочке трубку и произнес:
– Алло.
– Алло, – сказала она. И больше ничего.
Он откашлялся.
– Теперь, кажется, вы злитесь на меня.
– Не смей больше никогда этого делать в присутствии моего сына!
– Почему?
– О, ради всего святого, Кристофер, что на тебя нашло?
– Что на меня нашло? Я не знаю, то ли мне относиться к вам как к матери, то ли как к любимой женщине, – вот что! Ну так что же вы от меня хотите? Хотите, чтобы я убрался к чертовой матери? Я могу, пожалуйста!
В трубке воцарилось молчание. Оно тянулось очень долго, и наконец она прошептала:
– Проклятье.
Он почти видел, как она сидит сейчас на кровати, обхватив голову руками.
– Вы плачете?
– Нет, я не плачу!
Он протер глаза, потом так глубоко вздохнул, что звук получился похожим на храп лошади.
– Черт возьми, Ли, я не знаю, – сказал он. Ответ его резанул слух, поскольку вопроса никто не задавал.
На этот раз молчание длилось так долго, что зазвенело в ушах.
Наконец она заговорила:
– Насчет того, что ты только что сказал… я имею в виду, что ты не знаешь, как ко мне относиться… Тот же самый вопрос задаю себе и я в отношении тебя. Впервые в жизни я сталкиваюсь с этим. Ты входишь в мой дом, а мне кажется, что это входит Грег. И в то же время я чувствую, что это совсем другое. Ты – Кристофер, и, когда я с тобой, странное дело – я почти не вспоминаю о Греге. Потом ты уходишь, и меня охватывает чувство страшной вины, будто я какая-то… какая-то извращенка. Я хочу сказать, что я тоже читала книги по психологии, тоже, понимаешь! И греческую мифологию! И знаю, что такое эдилов комплекс!
Она все больше распалялась и словно спорила с самой собой.
– А почему вы испытываете чувство вины?
– О, не надо… мы же не комедию разыгрываем. Это жизнь, и не надо провоцировать меня на излишнюю откровенность. Я этого совсем не хочу.
Он не сказал ни слова в ответ, лишь вслушивался в легкое жужжание телефонной линии, и ему казалось, что это в обоих направлениях несутся флюиды их сомнений.
Наконец она нарушила молчание.
– Послушай… мне кажется, нам не стоит видеться какое-то время.
Он молча принял ее слова, и они камнем легли на сердце.
– О'кей… если вы этого хотите…
Голос ее прозвучал жалобно:
– Не то что я хочу этого. Просто так должно быть.
– Да, я понимаю.
Опять молчание, и ее слова:
– Что ж… уже поздно. Нам с утра надо быть в церкви.
– Да, конечно.
– Ну… до свидания.
– До свидания.
Но повесить трубку оба не решались. Словно боялись, что, прервав разговор, потеряют друг друга навсегда. И они еще какое-то время вслушивались в дыхание друг друга. Она представлялась ему сейчас в пышной, разрисованной голубыми цветами постели. Его она видела в скромной, холостяцкой.
Наконец он сказал:
– Еще раз спасибо за ужин. Ублажили обжору.
Она не нашла в себе сил расхохотаться. В эти минуты ей было не до смеха. И казалось, что больше уже никогда и не будет.
– Пока, Кристофер.
– Пока, Ли.
На этот раз он первым повесил трубку, а потом лежал в темноте, думая о том, жжет ли ей сейчас глаза так же, как и ему.
Будущее без Криса представлялось ей безрадостным, она чувствовала, что не заслуживает такой жестокой кары. Стояло унылое время года, и перспектива зимней спячки еще больше угнетала ее.
Дженис была так занята учебой, что почти не звонила матери, так что Ли изредка приходилось звонить самой. Но разговоры бывали сумбурными и обычно заканчивались скороговоркой Дженис: «Извини, мам, но я должна бежать, меня уже ждут, мы, как всегда, опаздываем».
Джои был увлечен первой любовью. Часто по вечерам, после ужина, он наряжался, как щеголь, и мчался к дому Сэнди Паркер, предоставляя Ли полную свободу действий. Иногда Джои приглашал Сэнди к себе, и тогда они устраивались в гостиной и таращили друг на друга глаза в промежутках между нежными сценами на диване, которые так смущали Ли, что она в конце концов сбегала и уединялась в своей спальне в обнимку с журналом «Цветы».
Оррин и Пег Хилльеры отправились путешествовать по Новой Англии, намереваясь исколесить все Атлантическое побережье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
– Не надо было мне заводить этот разговор. Я обещаю больше не делать этого. Хорошо?
Он достал из кармана перчатки и махнул ими в сторону спальни.
– Ничего, если я пойду попрощаюсь с Джои?
Она отступила на шаг и сказала:
– Конечно.
Он прошел по коридору и заглянул в ее спальню. Впервые, хотя бы и взглядом, он прикоснулся к миру вещей, ее окружавших. Флакончики духов на туалетном столике, открытые дверцы шкафа и в нем – вешалки с одеждой… Джои лежал на покрывале, разрисованном голубыми цветами, безжалостно скомкав его ногами. Под голову он подложил две подушки. Наволочки на них тоже были в голубых цветах.
– Эй, Джои… пока. Мне пора.
– Уже? – удивился Джои и бросил в трубку: – Подожди минутку.
Кристофер махнул ему перчатками.
– Спасибо. Мне очень понравилось. Я постараюсь еще как-нибудь заглянуть на стадион до конца сезона.
– Да, конечно… эй… я рад, что ты пришел.
Ли ждала его у двери. Он остановился перед ней. Глаза их встретились, расстались и встретились вновь. Он все комкал в руках свои кожаные перчатки.
– Я не злюсь на вас, – сказал он. – Просто… ну, я немного взволнован.
Он не устоял перед искушением вновь заглянуть в ее глаза цвета осенней листвы. Они были того же оттенка, что и цветы, которые она поставила за ужином на стол. Об этих глазах он так много думал, когда был вдали от нее, по выражению этих глаз он научился угадывать ее настроения.
Когда он наконец заговорил, голос его прозвучал еле слышно:
– Что мы делаем, Ли?
– Миримся, – сказала она.
– И это все?
Она отвернулась.
– Прошу тебя, Кристофер.
Он вздохнул и хлестнул перчатками по ладони, потом медленно натянул их. Итак, ей хотелось играть в платоническую любовь. Черт возьми, этого он боялся еще больше, чем своих чувств к ней.
– Можно мне еще как-нибудь зайти к вам? – спросил он.
– Не знаю, – ответила она. – Это становится непросто для меня.
– Что ж, позвольте прибавить вам еще одну морщинку, – сказал он и, поддавшись внезапному порыву, наклонился и поцеловал ее в губы. Поцелуй был достаточно коротким, чтобы отстраняться и протестовать, но в то же время теплее обычного дружеского. И уж вовсе не походил на трогательное прикосновение к щеке матери друга.
Она все еще стояла, приоткрыв рот от неожиданности, когда он тихо сказал: «Простите» – и вышел, не дав ей вымолвить ни слова.
В тот вечер он ждал, что она позвонит, и она действительно позвонила, хотя и довольно поздно, в одиннадцать. Наверное, все это время Джои висел на телефоне и только что освободил его.
Когда зазвонил телефон, Крис был уже в постели, лежал, уставившись в темноту, и думал о ней. Он скатился к краю постели, нащупал на тумбочке трубку и произнес:
– Алло.
– Алло, – сказала она. И больше ничего.
Он откашлялся.
– Теперь, кажется, вы злитесь на меня.
– Не смей больше никогда этого делать в присутствии моего сына!
– Почему?
– О, ради всего святого, Кристофер, что на тебя нашло?
– Что на меня нашло? Я не знаю, то ли мне относиться к вам как к матери, то ли как к любимой женщине, – вот что! Ну так что же вы от меня хотите? Хотите, чтобы я убрался к чертовой матери? Я могу, пожалуйста!
В трубке воцарилось молчание. Оно тянулось очень долго, и наконец она прошептала:
– Проклятье.
Он почти видел, как она сидит сейчас на кровати, обхватив голову руками.
– Вы плачете?
– Нет, я не плачу!
Он протер глаза, потом так глубоко вздохнул, что звук получился похожим на храп лошади.
– Черт возьми, Ли, я не знаю, – сказал он. Ответ его резанул слух, поскольку вопроса никто не задавал.
На этот раз молчание длилось так долго, что зазвенело в ушах.
Наконец она заговорила:
– Насчет того, что ты только что сказал… я имею в виду, что ты не знаешь, как ко мне относиться… Тот же самый вопрос задаю себе и я в отношении тебя. Впервые в жизни я сталкиваюсь с этим. Ты входишь в мой дом, а мне кажется, что это входит Грег. И в то же время я чувствую, что это совсем другое. Ты – Кристофер, и, когда я с тобой, странное дело – я почти не вспоминаю о Греге. Потом ты уходишь, и меня охватывает чувство страшной вины, будто я какая-то… какая-то извращенка. Я хочу сказать, что я тоже читала книги по психологии, тоже, понимаешь! И греческую мифологию! И знаю, что такое эдилов комплекс!
Она все больше распалялась и словно спорила с самой собой.
– А почему вы испытываете чувство вины?
– О, не надо… мы же не комедию разыгрываем. Это жизнь, и не надо провоцировать меня на излишнюю откровенность. Я этого совсем не хочу.
Он не сказал ни слова в ответ, лишь вслушивался в легкое жужжание телефонной линии, и ему казалось, что это в обоих направлениях несутся флюиды их сомнений.
Наконец она нарушила молчание.
– Послушай… мне кажется, нам не стоит видеться какое-то время.
Он молча принял ее слова, и они камнем легли на сердце.
– О'кей… если вы этого хотите…
Голос ее прозвучал жалобно:
– Не то что я хочу этого. Просто так должно быть.
– Да, я понимаю.
Опять молчание, и ее слова:
– Что ж… уже поздно. Нам с утра надо быть в церкви.
– Да, конечно.
– Ну… до свидания.
– До свидания.
Но повесить трубку оба не решались. Словно боялись, что, прервав разговор, потеряют друг друга навсегда. И они еще какое-то время вслушивались в дыхание друг друга. Она представлялась ему сейчас в пышной, разрисованной голубыми цветами постели. Его она видела в скромной, холостяцкой.
Наконец он сказал:
– Еще раз спасибо за ужин. Ублажили обжору.
Она не нашла в себе сил расхохотаться. В эти минуты ей было не до смеха. И казалось, что больше уже никогда и не будет.
– Пока, Кристофер.
– Пока, Ли.
На этот раз он первым повесил трубку, а потом лежал в темноте, думая о том, жжет ли ей сейчас глаза так же, как и ему.
Будущее без Криса представлялось ей безрадостным, она чувствовала, что не заслуживает такой жестокой кары. Стояло унылое время года, и перспектива зимней спячки еще больше угнетала ее.
Дженис была так занята учебой, что почти не звонила матери, так что Ли изредка приходилось звонить самой. Но разговоры бывали сумбурными и обычно заканчивались скороговоркой Дженис: «Извини, мам, но я должна бежать, меня уже ждут, мы, как всегда, опаздываем».
Джои был увлечен первой любовью. Часто по вечерам, после ужина, он наряжался, как щеголь, и мчался к дому Сэнди Паркер, предоставляя Ли полную свободу действий. Иногда Джои приглашал Сэнди к себе, и тогда они устраивались в гостиной и таращили друг на друга глаза в промежутках между нежными сценами на диване, которые так смущали Ли, что она в конце концов сбегала и уединялась в своей спальне в обнимку с журналом «Цветы».
Оррин и Пег Хилльеры отправились путешествовать по Новой Англии, намереваясь исколесить все Атлантическое побережье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109