— Он сорвал свою куртку и шляпу с вешалки в углу, водрузил шляпу на голову, метнулся к дверям. — У меня хватит возни с пьяными, так что мне совершенно не до вас, мисс Меррит!..
С этими словами он выскочил из комнаты. Спускаясь вниз по тропе, он встретил идущего навстречу Ардена. Улыбка у того была шире, чем кирка рудокопа, а от сладковатого аромата, который он распространял на расстояние двадцати шагов, мог бы раствориться металл.
— Эй, большой брат! Как делишки?
— Привет, Арден.
— Постой минуту!
— Сегодня суббота. Я спешу. В городе может случиться всякое.
Ноа продолжал без задержки спускаться по тропе.
— Слушай, мы даже не поговорили. Эй!
— У меня много дел.
— Ма прислала тебе рубашки. Она их заштопала.
— Положи в мою комнату. Миссис Раундтри не будет возражать. И передай Ма спасибо.
Ноа шел дальше, и его не отпускал запах лаванды, исходивший от Сары, и лавровишневой воды, которой себя щедро умастил Арден.
Ноа думал: «Хорошо бы, эти двое удушили друг друга своими запахами!»
В гостиную Арден ворвался как пушечный снаряд. Глядя на этого юношу, трудно было подобрать более подходящее слово, чем «смазливый». Лицо у него было словно яблоко — с круглыми румяными щеками и едва заметной ямочкой на подбородке. Длинные темные ресницы придавали голубым глазам выражение постоянной взволнованности и некоторой загадочности. Рот выглядел так, будто его обладатель все время сосет длинную мятную палочку; губы слегка надуты, очень розовые и очень блестящие. А все лицо говорило о том, что человек этот доволен и собой, и окружающим миром.
Когда он улыбался — а улыбался он постоянно, — можно было подумать, что он находится под действием какого-то особого животворного, бодрящего снадобья. У него была способность все свое внимание сосредоточивать на одном объекте — в данный момент на Саре, при этом весь его вид говорил, что ничего более важного и значительного нет и не может быть сейчас в радиусе по меньшей мере ста миль.
Его миловидное решительное лицо почти испугало её.
— Привет, Сара! — закричал он. — Я уж думал этот вечер никогда не наступит! Боже, как вы прекрасно выглядите! Пошли?
Не тратя времени на всякие учтивые разговоры, он без колебаний взял ее руку, просунул под свою и повел из дома. Хорошо, что она была уже в пальто, — с его решительностью и энергией он вполне мог увести ее и без верхней одежды.
Вечер был тихий и ясный, но Саре было не до красот природы: ее спутник шагал — как делал и почти все остальное — со скоростью оленя-самца в период гона.
— Как вы тут? — спрашивал он. — Как делишки с газетой? А что слышали о сегодняшней пьесе?
— Хорошо, — отвечала Сара. — Прекрасно… Пока еще ничего… Мистер Кемпбелл, не могли бы вы идти помедленнее?
Со смехом он замедлил шаги, но ненадолго; вскоре опять он тянул ее за собой в своем неиссякающем энтузиазме.
В театре он провел Сару прямо в третий ряд, громко здороваясь направо и налево, привлекая этим к себе еще большее внимание. Он заботливо помог Саре снять пальто и накинуть его на плечи. Потом уселся на скамейку, чуть наклонившись вперед, не прибегая к помощи спинки, как бы намереваясь в подходящий момент выпрыгнуть со своего места. Во время действия он оглушительно хохотал в смешных местах, а в конце каждого акта не только хлопал в ладоши, но и свистел, вставив два пальца в рот, так громко, что чуть не повредил барабанную перепонку в правом ухе Сары.
После окончания спектакля он снова просунул руку Сары под свою, согнутую в локте, и повел ее к дому.
— Понравилось? — спросил он по дороге.
— Нет, боюсь, что нет.
— Нет?! Да что вы?
— Показалось, что чересчур высмеивается сельская жизнь. Это мне не очень нравится, я напишу об этом.
— Я понимаю больше в сельской жизни, чем вы, — возразил Арден. — И ничего такого не заметил.
— Что ж, у каждого свое мнение. Так и должно быть. Я видела, вы получали большое удовольствие, это прекрасно. Но, если подумать, не выглядят ли у них все фермеры, как тугодумы и даже просто болваны?
Арден немного задумался, потом признал:
— Может, есть немного… то, о чем вы говорите. Только разве человек не имеет права посмеяться над собой?
— Над собой — да. Но когда это делают на чужой счет, тут должна быть какая-то мера. Вы не думаете?..
Они продолжали живо обсуждать спектакль вплоть до того момента, когда оказались возле дома миссис Раундтри. Арден держал Сару за руку. У подножия лестницы, ведущей ко входной двери, он остановился, заставил Сару сделать то же.
— Постойте!
Он взял другую ее руку, поднял вверх голову. Ладони у него были твердые и гладкие, как подошвы башмаков.
— Какие сегодня звезды, а? — сказал он. — Стоят того, чтобы ими повосхищаться, разве нет?
Сара тоже посмотрела на небо,
— Знаете, как Джордж Элиот называет звезды? — сказала она вдруг. — Золотые плоды на дереве, которые не достать. — Она опустила голову, встретила его взгляд. — Меня всегда волнуют красивые сравнения.
Он продолжал глядеть на нее.
— Вы лучшая из девушек, которых я встречал.
— Я совсем не молодая, Арден. Мне уже двадцать пять лет. В моем возрасте многие женщины давно замужем и имеют семью.
— А вы хотите? — спросил он с улыбкой.
— Еще не знаю. Я сказала об этом, чтобы вы поняли, какая разница у нас в возрасте.
Он поднял руки, начал гладить сквозь пальто ее шею.
— Давайте поглядим, такая ли уж разница, — проговорил он.
У нее дрогнуло сердце от любопытства и чего-то еще, когда вдруг он наклонился и поцеловал ее. Губы у него были сжаты, но теплые и влажные. Она никогда так близко не ощущала лавровишневого аромата, никогда еще ее губы не увлажнялись чужими губами. Это было совершенно новое, неизвестное ей чувство.
Он слегка отстранился и спросил — рот его продолжал находиться возле ее рта:
— Никто тебе не делал так раньше?
— Раз или два, — призналась она.
— Сколько тебе тогда было?
— Лет одиннадцать
Он рассмеялся, влажное дыхание коснулось ее носа.
— Ты очень правдива, ко всему…
— Мне нужно идти, Арден.
— Подожди. Еще раз…
Какой это был поцелуй! Он крепко прижал ее к себе обеими руками и раскрыл свои губы больше, чем прежде. Языком он вынудил ее тоже раскрыть губы. Еще более острое, чем раньше, ощущение пронизало все ее существо.
Арден ослабил хватку и произнес
— Вот как это делается! Ну что скажешь?
Она еще не совсем могла справиться с волнением, когда ответила:
— Скажу, что нам лучше попрощаться. И спасибо за приятный вечер.
— Мы увидимся в следующую субботу?
— Не думаю, что наши встречи должны быть регулярными, — ответила она.
— Но почему? Тебе не понравилось целоваться?
— Это увлекательное занятие. Мне нравится.
— Увлекательное?! И это все?
— Пожалуй, нет. В нем что-то большее.
— А тогда… Что же?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
С этими словами он выскочил из комнаты. Спускаясь вниз по тропе, он встретил идущего навстречу Ардена. Улыбка у того была шире, чем кирка рудокопа, а от сладковатого аромата, который он распространял на расстояние двадцати шагов, мог бы раствориться металл.
— Эй, большой брат! Как делишки?
— Привет, Арден.
— Постой минуту!
— Сегодня суббота. Я спешу. В городе может случиться всякое.
Ноа продолжал без задержки спускаться по тропе.
— Слушай, мы даже не поговорили. Эй!
— У меня много дел.
— Ма прислала тебе рубашки. Она их заштопала.
— Положи в мою комнату. Миссис Раундтри не будет возражать. И передай Ма спасибо.
Ноа шел дальше, и его не отпускал запах лаванды, исходивший от Сары, и лавровишневой воды, которой себя щедро умастил Арден.
Ноа думал: «Хорошо бы, эти двое удушили друг друга своими запахами!»
В гостиную Арден ворвался как пушечный снаряд. Глядя на этого юношу, трудно было подобрать более подходящее слово, чем «смазливый». Лицо у него было словно яблоко — с круглыми румяными щеками и едва заметной ямочкой на подбородке. Длинные темные ресницы придавали голубым глазам выражение постоянной взволнованности и некоторой загадочности. Рот выглядел так, будто его обладатель все время сосет длинную мятную палочку; губы слегка надуты, очень розовые и очень блестящие. А все лицо говорило о том, что человек этот доволен и собой, и окружающим миром.
Когда он улыбался — а улыбался он постоянно, — можно было подумать, что он находится под действием какого-то особого животворного, бодрящего снадобья. У него была способность все свое внимание сосредоточивать на одном объекте — в данный момент на Саре, при этом весь его вид говорил, что ничего более важного и значительного нет и не может быть сейчас в радиусе по меньшей мере ста миль.
Его миловидное решительное лицо почти испугало её.
— Привет, Сара! — закричал он. — Я уж думал этот вечер никогда не наступит! Боже, как вы прекрасно выглядите! Пошли?
Не тратя времени на всякие учтивые разговоры, он без колебаний взял ее руку, просунул под свою и повел из дома. Хорошо, что она была уже в пальто, — с его решительностью и энергией он вполне мог увести ее и без верхней одежды.
Вечер был тихий и ясный, но Саре было не до красот природы: ее спутник шагал — как делал и почти все остальное — со скоростью оленя-самца в период гона.
— Как вы тут? — спрашивал он. — Как делишки с газетой? А что слышали о сегодняшней пьесе?
— Хорошо, — отвечала Сара. — Прекрасно… Пока еще ничего… Мистер Кемпбелл, не могли бы вы идти помедленнее?
Со смехом он замедлил шаги, но ненадолго; вскоре опять он тянул ее за собой в своем неиссякающем энтузиазме.
В театре он провел Сару прямо в третий ряд, громко здороваясь направо и налево, привлекая этим к себе еще большее внимание. Он заботливо помог Саре снять пальто и накинуть его на плечи. Потом уселся на скамейку, чуть наклонившись вперед, не прибегая к помощи спинки, как бы намереваясь в подходящий момент выпрыгнуть со своего места. Во время действия он оглушительно хохотал в смешных местах, а в конце каждого акта не только хлопал в ладоши, но и свистел, вставив два пальца в рот, так громко, что чуть не повредил барабанную перепонку в правом ухе Сары.
После окончания спектакля он снова просунул руку Сары под свою, согнутую в локте, и повел ее к дому.
— Понравилось? — спросил он по дороге.
— Нет, боюсь, что нет.
— Нет?! Да что вы?
— Показалось, что чересчур высмеивается сельская жизнь. Это мне не очень нравится, я напишу об этом.
— Я понимаю больше в сельской жизни, чем вы, — возразил Арден. — И ничего такого не заметил.
— Что ж, у каждого свое мнение. Так и должно быть. Я видела, вы получали большое удовольствие, это прекрасно. Но, если подумать, не выглядят ли у них все фермеры, как тугодумы и даже просто болваны?
Арден немного задумался, потом признал:
— Может, есть немного… то, о чем вы говорите. Только разве человек не имеет права посмеяться над собой?
— Над собой — да. Но когда это делают на чужой счет, тут должна быть какая-то мера. Вы не думаете?..
Они продолжали живо обсуждать спектакль вплоть до того момента, когда оказались возле дома миссис Раундтри. Арден держал Сару за руку. У подножия лестницы, ведущей ко входной двери, он остановился, заставил Сару сделать то же.
— Постойте!
Он взял другую ее руку, поднял вверх голову. Ладони у него были твердые и гладкие, как подошвы башмаков.
— Какие сегодня звезды, а? — сказал он. — Стоят того, чтобы ими повосхищаться, разве нет?
Сара тоже посмотрела на небо,
— Знаете, как Джордж Элиот называет звезды? — сказала она вдруг. — Золотые плоды на дереве, которые не достать. — Она опустила голову, встретила его взгляд. — Меня всегда волнуют красивые сравнения.
Он продолжал глядеть на нее.
— Вы лучшая из девушек, которых я встречал.
— Я совсем не молодая, Арден. Мне уже двадцать пять лет. В моем возрасте многие женщины давно замужем и имеют семью.
— А вы хотите? — спросил он с улыбкой.
— Еще не знаю. Я сказала об этом, чтобы вы поняли, какая разница у нас в возрасте.
Он поднял руки, начал гладить сквозь пальто ее шею.
— Давайте поглядим, такая ли уж разница, — проговорил он.
У нее дрогнуло сердце от любопытства и чего-то еще, когда вдруг он наклонился и поцеловал ее. Губы у него были сжаты, но теплые и влажные. Она никогда так близко не ощущала лавровишневого аромата, никогда еще ее губы не увлажнялись чужими губами. Это было совершенно новое, неизвестное ей чувство.
Он слегка отстранился и спросил — рот его продолжал находиться возле ее рта:
— Никто тебе не делал так раньше?
— Раз или два, — призналась она.
— Сколько тебе тогда было?
— Лет одиннадцать
Он рассмеялся, влажное дыхание коснулось ее носа.
— Ты очень правдива, ко всему…
— Мне нужно идти, Арден.
— Подожди. Еще раз…
Какой это был поцелуй! Он крепко прижал ее к себе обеими руками и раскрыл свои губы больше, чем прежде. Языком он вынудил ее тоже раскрыть губы. Еще более острое, чем раньше, ощущение пронизало все ее существо.
Арден ослабил хватку и произнес
— Вот как это делается! Ну что скажешь?
Она еще не совсем могла справиться с волнением, когда ответила:
— Скажу, что нам лучше попрощаться. И спасибо за приятный вечер.
— Мы увидимся в следующую субботу?
— Не думаю, что наши встречи должны быть регулярными, — ответила она.
— Но почему? Тебе не понравилось целоваться?
— Это увлекательное занятие. Мне нравится.
— Увлекательное?! И это все?
— Пожалуй, нет. В нем что-то большее.
— А тогда… Что же?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124