Затем закрою красным деревом гвозди, которыми прибита парусина, потом обобью кокпит, тоже красным деревом. Просверлю гельмпорт, установлю ось руля, такелаж и…
Лорна зашевелилась в объятиях Йенса, перебив его, хотела всхлипнуть, но удержалась.
— Так много работы, — прошептала она. — А будет у тебя время скучать по мне так, как я буду скучать по тебе?
— Да, я буду скучать. — Йенс погладил Лорну по голой спине. — Буду скучать по твоим появлениям в дверях сарая с живокостью и черной смородиной, по твоим бесконечным вопросам, по запаху твоих волос, по твоей коже, по твоим ласкам и поцелуям, которые заставляют меня ощущать себя важной частицей Вселенной.
— Ох, Йенс, но это так и есть.
— Да, я стал важной частицей Вселенной с того момента, как полюбил тебя. Раньше я вряд ли был ею.
— Нет, конечно же был. Вспомни, как ты не раз говорил мне, что всегда был уверен в том, что сможешь построить самую быстроходную яхту? И что это в корне изменит местные гонки? Первое, что восхитило меня в тебе, так это твоя уверенность в себе. Йенс, я так буду скучать без тебя!
Они крепко обнялись, бежавшие минуты уносили эту ночь и приближали мучительную разлуку.
— Который теперь час? — спросила Лорна. Йенс встал с кровати, поднес циферблат часов ближе к окошку, пытаясь разглядеть его в слабом свете луны.
— Двадцать минут четвертого, — ответил он, потом поправился: — Или около четырех, — и наконец разглядел точно: — Нет, уже половина пятого.
Подойдя к своей узкой кровати, он сел рядом с Лорной и взял ее за руку. Кто-то из них первый должен был подчиниться голосу разума.
— Тебе надо идти. Скоро начнет вставать кухонная прислуга, и ты рискуешь встретиться с кем-нибудь из них в коридоре.
Лорна приподнялась, обняла Йенса за плечи и прошептала:
— Я не хочу уходить.
Он уткнулся лицом в ее шею, крепко обнял Лорну, стараясь запечатлеть в памяти этот момент, чтобы легче перенести предстоящие месяцы разлуки, и подумал: «Пусть с ней ничего не случится, пусть она не забеременеет, пусть она сохранит свою любовь ко мне до нашей новой встречи, пусть они не заставляют ее выйти замуж за Дюваля, который дольше подходит ей по положению, чем я». Они поцеловались в последний раз, каждый из них хотел показаться другому сильным, но у Лорны этого не получилось.
Йенсу пришлось оторвать ее от себя.
— Лорна… а где твоя ночная рубашка? — ласково спросил он. — Тебе надо надеть ее.
Лорна пошарила в темноте, нашла рубашку и села на кровать, держа ее в руках и опустив голову. Йенс забрал рубашку из ее безжизненных пальцев, отыскал вырез и протянул рубашку Лорне.
— Вот… надевай, дорогая.
Она подняла руки, Йенс помог ей надеть рубашку, застегнул все пуговки, кроме двух верхних, наклонился, поцеловал Лорну между ключиц и только тогда застегнул две оставшиеся пуговки.
— Ты только помни… что я люблю тебя. Ты не должна сейчас плакать, иначе у тебя утром будут красные глаза, а что ты скажешь, когда начнут спрашивать, почему они у тебя красные? Лорна прильнула к Йенсу.
— Что я люблю Йенса Харкена и не хочу возвращаться в город без него.
Йенс сглотнул подступивший к горлу комок и силой убрал руки Лорны со своей шеи.
— Иди, — бросил он, — ты причиняешь мне ужасную боль. Еще минута, и я расплачусь.
Лорна сразу подчинилась, она могла сделать по его просьбе то, что не могла сделать сама. Она встала с кровати и пошла рядом с ним к двери. У двери Йенс остановился и нежно обнял ее.
— Это будет самая быстроходная, самая прекрасная яхта, — пообещал он. — И она выиграет тебя для меня, вот увидишь. Думай об этом, когда будет тяжело. И помни, я люблю тебя и хочу жениться на тебе.
— Я тоже люблю тебя, — выдавила из себя Лорна, и так долго сдерживаемые всхлипывания вырвались наружу.
Их губы слились в последнем греховном, мучительном поцелуе, голыми ногами Лорна встала на ступни Йенса. У него защипало глаза, этот поцелуй превращался в пытку.
Наконец Йенс оторвался от Лорны, крепко сжал ее руки и приказал:
— Иди.
В горестной тишине послышались ее тихие всхлипывания, и она ушла, прошелестев рубашкой и оставив ужасную пустоту в его сердце.
Спустя девять часов, в самой суматохе приготовления к отъезду, Лавиния обеспокоенно спросила у дочери:
— Господи, да что же такое с тобой случилось, девочка? Ты заболела?
— Нет, мама.
— Тогда надевай шляпку и иди! Ей-богу, такое впечатление, что у тебя болезнь Аддисона!
Для Лорны возвращение в Сент-Пол было равносильно возвращению в тюрьму. Там был ее дом, но он совсем не был таким домашним, как имение на озере Белого Медведя. Расположенный на Саммит-авеню, среди особняков сливок городского общества, дом Гидеона Барнетта возвышался, словно монумент его успехам. Да, он находился в очень престижном месте, потому что список домовладельцев на Саммит-авеню включал самых богатых старожилов Миннесоты: промышленников, железнодорожных магнатов, владельцев шахт и политиков, которым оставался всего один небольшой шаг до Капитолийского холма. Дом был выстроен из серого гранита, добытого в Сент-Клод, штат Миннесота, в одном из собственных карьеров Гидеона Барнетта. Возводили его немецкие каменщики, специально приглашенные Барнеттом в Америку для этой работы. В готическом стиле, величественный, с высокой квадратной башней, двери с искусной резьбой и декоративной бронзовой фурнитурой в виде горгулий с обнаженными клыками. Когда Лорна была ребенком и мать заносила ее в дом, она закрывала глаза и прятала лицо на плече у матери, чтобы не встречаться взглядом с этими жуткими чудовищами.
Внутри дом был заполнен раскрашенными в яркие цвета поделками из дерева и мебелью красного дерева, причем ножки у мебели были в толщину человеческой талии. Дом был украшен мрачными предметами вроде малахитовых ваз, французской бронзы, чучелами голов оленей (охотничьи трофеи Гидеона) и темными строгими коврами от Нирмана. Огромные люстры нависали над головами, словно гнев Божий, тогда как камины, а их всего было восемь, напоминали обитателям дома громадные, распахнутые пасти. И, кроме того, окна были слишком глубокими, поэтому внутрь дома попадало мало света, так что в доме Лорну ждала сумрачная обстановка, не только соответствующая печальному настроению девушки, но и способная усугубить его.
С этим настроением и сердечной болью Лорна жила каждый день, с того самого момента, как открыла глаза, лежа на своей кровати из атласного дерева с толстыми ножками. Пора было спускаться к ужину в мрачную столовую с ее похожими на саван обоями, поглощавшими весь свет от страшных канделябров в виде индейцев с луками и стрелами.
Лорне казалось, что она оставила свое сердце в имении Роуз-Пойнт, а в этом доме сейчас просто лежит безжизненное тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Лорна зашевелилась в объятиях Йенса, перебив его, хотела всхлипнуть, но удержалась.
— Так много работы, — прошептала она. — А будет у тебя время скучать по мне так, как я буду скучать по тебе?
— Да, я буду скучать. — Йенс погладил Лорну по голой спине. — Буду скучать по твоим появлениям в дверях сарая с живокостью и черной смородиной, по твоим бесконечным вопросам, по запаху твоих волос, по твоей коже, по твоим ласкам и поцелуям, которые заставляют меня ощущать себя важной частицей Вселенной.
— Ох, Йенс, но это так и есть.
— Да, я стал важной частицей Вселенной с того момента, как полюбил тебя. Раньше я вряд ли был ею.
— Нет, конечно же был. Вспомни, как ты не раз говорил мне, что всегда был уверен в том, что сможешь построить самую быстроходную яхту? И что это в корне изменит местные гонки? Первое, что восхитило меня в тебе, так это твоя уверенность в себе. Йенс, я так буду скучать без тебя!
Они крепко обнялись, бежавшие минуты уносили эту ночь и приближали мучительную разлуку.
— Который теперь час? — спросила Лорна. Йенс встал с кровати, поднес циферблат часов ближе к окошку, пытаясь разглядеть его в слабом свете луны.
— Двадцать минут четвертого, — ответил он, потом поправился: — Или около четырех, — и наконец разглядел точно: — Нет, уже половина пятого.
Подойдя к своей узкой кровати, он сел рядом с Лорной и взял ее за руку. Кто-то из них первый должен был подчиниться голосу разума.
— Тебе надо идти. Скоро начнет вставать кухонная прислуга, и ты рискуешь встретиться с кем-нибудь из них в коридоре.
Лорна приподнялась, обняла Йенса за плечи и прошептала:
— Я не хочу уходить.
Он уткнулся лицом в ее шею, крепко обнял Лорну, стараясь запечатлеть в памяти этот момент, чтобы легче перенести предстоящие месяцы разлуки, и подумал: «Пусть с ней ничего не случится, пусть она не забеременеет, пусть она сохранит свою любовь ко мне до нашей новой встречи, пусть они не заставляют ее выйти замуж за Дюваля, который дольше подходит ей по положению, чем я». Они поцеловались в последний раз, каждый из них хотел показаться другому сильным, но у Лорны этого не получилось.
Йенсу пришлось оторвать ее от себя.
— Лорна… а где твоя ночная рубашка? — ласково спросил он. — Тебе надо надеть ее.
Лорна пошарила в темноте, нашла рубашку и села на кровать, держа ее в руках и опустив голову. Йенс забрал рубашку из ее безжизненных пальцев, отыскал вырез и протянул рубашку Лорне.
— Вот… надевай, дорогая.
Она подняла руки, Йенс помог ей надеть рубашку, застегнул все пуговки, кроме двух верхних, наклонился, поцеловал Лорну между ключиц и только тогда застегнул две оставшиеся пуговки.
— Ты только помни… что я люблю тебя. Ты не должна сейчас плакать, иначе у тебя утром будут красные глаза, а что ты скажешь, когда начнут спрашивать, почему они у тебя красные? Лорна прильнула к Йенсу.
— Что я люблю Йенса Харкена и не хочу возвращаться в город без него.
Йенс сглотнул подступивший к горлу комок и силой убрал руки Лорны со своей шеи.
— Иди, — бросил он, — ты причиняешь мне ужасную боль. Еще минута, и я расплачусь.
Лорна сразу подчинилась, она могла сделать по его просьбе то, что не могла сделать сама. Она встала с кровати и пошла рядом с ним к двери. У двери Йенс остановился и нежно обнял ее.
— Это будет самая быстроходная, самая прекрасная яхта, — пообещал он. — И она выиграет тебя для меня, вот увидишь. Думай об этом, когда будет тяжело. И помни, я люблю тебя и хочу жениться на тебе.
— Я тоже люблю тебя, — выдавила из себя Лорна, и так долго сдерживаемые всхлипывания вырвались наружу.
Их губы слились в последнем греховном, мучительном поцелуе, голыми ногами Лорна встала на ступни Йенса. У него защипало глаза, этот поцелуй превращался в пытку.
Наконец Йенс оторвался от Лорны, крепко сжал ее руки и приказал:
— Иди.
В горестной тишине послышались ее тихие всхлипывания, и она ушла, прошелестев рубашкой и оставив ужасную пустоту в его сердце.
Спустя девять часов, в самой суматохе приготовления к отъезду, Лавиния обеспокоенно спросила у дочери:
— Господи, да что же такое с тобой случилось, девочка? Ты заболела?
— Нет, мама.
— Тогда надевай шляпку и иди! Ей-богу, такое впечатление, что у тебя болезнь Аддисона!
Для Лорны возвращение в Сент-Пол было равносильно возвращению в тюрьму. Там был ее дом, но он совсем не был таким домашним, как имение на озере Белого Медведя. Расположенный на Саммит-авеню, среди особняков сливок городского общества, дом Гидеона Барнетта возвышался, словно монумент его успехам. Да, он находился в очень престижном месте, потому что список домовладельцев на Саммит-авеню включал самых богатых старожилов Миннесоты: промышленников, железнодорожных магнатов, владельцев шахт и политиков, которым оставался всего один небольшой шаг до Капитолийского холма. Дом был выстроен из серого гранита, добытого в Сент-Клод, штат Миннесота, в одном из собственных карьеров Гидеона Барнетта. Возводили его немецкие каменщики, специально приглашенные Барнеттом в Америку для этой работы. В готическом стиле, величественный, с высокой квадратной башней, двери с искусной резьбой и декоративной бронзовой фурнитурой в виде горгулий с обнаженными клыками. Когда Лорна была ребенком и мать заносила ее в дом, она закрывала глаза и прятала лицо на плече у матери, чтобы не встречаться взглядом с этими жуткими чудовищами.
Внутри дом был заполнен раскрашенными в яркие цвета поделками из дерева и мебелью красного дерева, причем ножки у мебели были в толщину человеческой талии. Дом был украшен мрачными предметами вроде малахитовых ваз, французской бронзы, чучелами голов оленей (охотничьи трофеи Гидеона) и темными строгими коврами от Нирмана. Огромные люстры нависали над головами, словно гнев Божий, тогда как камины, а их всего было восемь, напоминали обитателям дома громадные, распахнутые пасти. И, кроме того, окна были слишком глубокими, поэтому внутрь дома попадало мало света, так что в доме Лорну ждала сумрачная обстановка, не только соответствующая печальному настроению девушки, но и способная усугубить его.
С этим настроением и сердечной болью Лорна жила каждый день, с того самого момента, как открыла глаза, лежа на своей кровати из атласного дерева с толстыми ножками. Пора было спускаться к ужину в мрачную столовую с ее похожими на саван обоями, поглощавшими весь свет от страшных канделябров в виде индейцев с луками и стрелами.
Лорне казалось, что она оставила свое сердце в имении Роуз-Пойнт, а в этом доме сейчас просто лежит безжизненное тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108