Если Мередит появится там с целью купить Лизу, а Маршалл Иване откажется ее продать, то последующее исчезновение Лизы легко можно будет связать с появлением Мередит. Особенно, сказал Квинн, если единокровные сестры по-прежнему очень похожи друг на друга, как, по утверждению Мередит, они были похожи в детстве.
Квинн предложил, что лучше он появится в роли коннозаводчика из Виргинии, которому посоветовали обратиться на ферму Иванса. Если Лиза там, он разыщет ее и предложит хозяину продать ее. Если последует отказ, тогда он поможет ей бежать. Он пообещал, что без Лизы он из Муррея не уедет. Но важно было рассчитать время. Всего через неделю в Каир придет “Лаки Леди”, направляющаяся на Север. Если все будет удачно, Мередит с Лизой смогут сесть на пароход и добраться до Сент-Луиса, по дороге узнав все друг про друга и возобновив прежние отношения. Оттуда Лизе помогут добраться до Канады.
В их плане было много неясностей. Собственно, и планом его назвать было нельзя. У них не было времени разработать варианты действий на случай непредвиденных неожиданностей. Но за такое короткое время Квинн не мог бы придумать ничего лучше, а Мередит не хотела ждать. Квинн понял это по ее упрямо выдвинутому подбородку и мрачному блеску в глазах. Просто она и так уже слишком долго ждала. Если Квинн не поможет ей, Мередит постарается сделать все сама. А она не имела опыта в такой деятельности и не была готова к опасностям личного участия в похищении раба. Одно дело — дать информацию, совсем другое — убегать от собак.
А когда Лиза будет свободна, в Канаде, или где-нибудь еще, где захочет…
— Пастор, — сказал он. — Пусть Джонатон нас обвенчает. Это ему за то, что он ничего не сказал мне о тебе.
— А мне — о тебе, — согласилась с ним Мередит.
— Думаю, — сказал Квинн задумчиво, — что он будет не очень-то счастлив.
— Почему? — удивилась Мередит.
Квинн пожал плечами, но он знал почему. По тем причинам, которые он перечислял сам себе: опасность для него и для нее, опасность для их работы в Подпольной дороге. Для Джонатана Кетчтауэтра, Пастора, Подпольная дорога была на первом месте. Всегда. Квинн подозревал, что Пастор догадывался о том, что он, Квинн, не позволит Мередит заниматься таким опасным делом, если они любят друг друга. Так же как он наверняка понимал, что женитьба будет означать конец деятельности Квинна в Подпольной дороге. У нечистых на руку игроков не может быть любящих жен.
Он лежал на кровати, держа Мередит в объятиях и крепко сжимал ее, словно пытался защитить от всего.
— Не хочу тебя отпускать, — сказал он ей.
— И я не хочу, чтобы ты меня отпускал, — ответила она, теснее прижимаясь к нему. — Не представляю, как я буду жить без тебя.
Он молчал. Ему надо было много сказать ей, они должны были о многом договориться.
— Я думаю о том, — сказал он медленно, — что, наверное, надо ехать на Запад. Как ты думаешь, тебе понравится Сан-Франциско?
— А как же Подпольная дорога?
— Она обойдется без тебя, — ответил Квинн, и взгляд его опять принял отстраненное выражение. — Это слишком опасное занятие.
— Но я не могу…
— Ты когда-нибудь была в тюрьме? — спросил Квинн резким голосом, в котором не осталось теплоты.
Она покачала головой, ей на лоб упал локон, Квинн нежно отвел его в сторону. Но его глаза сверкали, и Мередит поняла, что он думает совсем не о ней.
Так оно и было: он вспомнил женщин-каторжанок в Австралии, их волосы были коротко острижены, глаза были пусты, а на лицах не было ничего, кроме отчаяния. Они проходили перед его мысленным взором, и на секунду ему показалось, что между ними мелькнула Мередит, ее милое лицо было изможденным. Америка — не Австралия, но тюрьмы везде одинаковы. И он боялся, что Мередит не перенесет этого. Такой упрямой, уверенной в себе и храброй, ей не выжить, ей не удастся сохранить себя. Ему ведь не удалось. Часть его души, самая невинная, оказалась разрушенной. Он вернулся раковиной без улитки. И оставался ей до настоящего момента.
Квинн почувствовал на себе руку Мередит, будто она пыталась вернуть его из этого далека, в котором он пребывал. Когда он, наконец, смог взглянуть на нее, в ее глазах стояла тревога, а золотистые огоньки были едва видны под собирающимися слезами. И Квинн понял: эти слезы из-за него.
— Скажи мне, — произнесла она просительно мягко, — скажи, что случилось за эти годы.
Он подумал, сможет ли он, должен ли он, хоть на минуту, вносить в ее жизнь ужас и отчаяние. И все же надо было дать ей понять, что может случиться, что ее может ждать. Ему надо убедить ее прежде, чем он ее может потерять, как потерял других.
— Само путешествие на корабле, — сказал он наконец хриплым, лишенным эмоций голосом, — было таким плохим, как только можно вообразить, и даже еще хуже. Три месяца в клетках, в гниющем корабле, три месяца черного ада. Я был прикован цепью к другому человеку, к ирландцу. Он помог мне выжить, когда я хотел умереть, когда моя спина гноилась от инфекции, а живот сводило от голода. Он помог мне выжить, поддерживая надежду о побеге. Мы понимали, что каторжников продадут по одному или по несколько человек так называемым поселенцам, — он горько засмеялся. — Британцы боролись против рабства для черных людей, но очень хотели превратить в рабов собственных граждан за кражу буханки хлеба, кошелька или часто просто из-за политического курса.
Но у военных были свои виды на нас с Терренсом. Всех остальных распродали купцам и фермерам, а нас оставили в цепях и отправили в дорожную команду, где мы работали с рассвета до темна. Мы сами таскали свою клетку, клетку на колесах, в которой ночевали, прикованные цепями к стенам. По ночам не хватало места, чтобы повернуться с боку на бок.
Руки Квинна сжались в кулаки, когда он вспомнил ту тесноту, преднамеренную скученность потных тел, беспомощность, приходившую к нему каждую ночь, когда он оказывался прикованным к стене, ошеломляющее одиночество из-за отсутствия милых сердцу вещей, знакомых, свежих чистых.
Мередит сидела очень тихо, словно понимала, что любое движение или звук прервут его рассказ. А ему надо было выговориться, по его напряженному монотонному голосу она поняла, что слишком долго носил он в себе эту боль и ему необходимо было от нее избавиться.
— Но Терренс не сдавался, — медленно продолжал Квинн, — и однажды на дороге нашел гвоздь. Совсем маленькая вещь, гвоздь, но Терренс точил и точил его и однажды ночью ему удалось ослабить заклепки на ножных кандалах. Потом по ночам я работал над своими кандалами, пока они не стали свободнее. На следующий день, когда охранники отвлеклись, мы бежали, — Квинн помолчал, вспоминая восторг, который они тогда ощутили, и затем растущее чувство неотвратимости ареста, когда услышали приближающийся лай собак и топот лошадиных копыт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Квинн предложил, что лучше он появится в роли коннозаводчика из Виргинии, которому посоветовали обратиться на ферму Иванса. Если Лиза там, он разыщет ее и предложит хозяину продать ее. Если последует отказ, тогда он поможет ей бежать. Он пообещал, что без Лизы он из Муррея не уедет. Но важно было рассчитать время. Всего через неделю в Каир придет “Лаки Леди”, направляющаяся на Север. Если все будет удачно, Мередит с Лизой смогут сесть на пароход и добраться до Сент-Луиса, по дороге узнав все друг про друга и возобновив прежние отношения. Оттуда Лизе помогут добраться до Канады.
В их плане было много неясностей. Собственно, и планом его назвать было нельзя. У них не было времени разработать варианты действий на случай непредвиденных неожиданностей. Но за такое короткое время Квинн не мог бы придумать ничего лучше, а Мередит не хотела ждать. Квинн понял это по ее упрямо выдвинутому подбородку и мрачному блеску в глазах. Просто она и так уже слишком долго ждала. Если Квинн не поможет ей, Мередит постарается сделать все сама. А она не имела опыта в такой деятельности и не была готова к опасностям личного участия в похищении раба. Одно дело — дать информацию, совсем другое — убегать от собак.
А когда Лиза будет свободна, в Канаде, или где-нибудь еще, где захочет…
— Пастор, — сказал он. — Пусть Джонатон нас обвенчает. Это ему за то, что он ничего не сказал мне о тебе.
— А мне — о тебе, — согласилась с ним Мередит.
— Думаю, — сказал Квинн задумчиво, — что он будет не очень-то счастлив.
— Почему? — удивилась Мередит.
Квинн пожал плечами, но он знал почему. По тем причинам, которые он перечислял сам себе: опасность для него и для нее, опасность для их работы в Подпольной дороге. Для Джонатана Кетчтауэтра, Пастора, Подпольная дорога была на первом месте. Всегда. Квинн подозревал, что Пастор догадывался о том, что он, Квинн, не позволит Мередит заниматься таким опасным делом, если они любят друг друга. Так же как он наверняка понимал, что женитьба будет означать конец деятельности Квинна в Подпольной дороге. У нечистых на руку игроков не может быть любящих жен.
Он лежал на кровати, держа Мередит в объятиях и крепко сжимал ее, словно пытался защитить от всего.
— Не хочу тебя отпускать, — сказал он ей.
— И я не хочу, чтобы ты меня отпускал, — ответила она, теснее прижимаясь к нему. — Не представляю, как я буду жить без тебя.
Он молчал. Ему надо было много сказать ей, они должны были о многом договориться.
— Я думаю о том, — сказал он медленно, — что, наверное, надо ехать на Запад. Как ты думаешь, тебе понравится Сан-Франциско?
— А как же Подпольная дорога?
— Она обойдется без тебя, — ответил Квинн, и взгляд его опять принял отстраненное выражение. — Это слишком опасное занятие.
— Но я не могу…
— Ты когда-нибудь была в тюрьме? — спросил Квинн резким голосом, в котором не осталось теплоты.
Она покачала головой, ей на лоб упал локон, Квинн нежно отвел его в сторону. Но его глаза сверкали, и Мередит поняла, что он думает совсем не о ней.
Так оно и было: он вспомнил женщин-каторжанок в Австралии, их волосы были коротко острижены, глаза были пусты, а на лицах не было ничего, кроме отчаяния. Они проходили перед его мысленным взором, и на секунду ему показалось, что между ними мелькнула Мередит, ее милое лицо было изможденным. Америка — не Австралия, но тюрьмы везде одинаковы. И он боялся, что Мередит не перенесет этого. Такой упрямой, уверенной в себе и храброй, ей не выжить, ей не удастся сохранить себя. Ему ведь не удалось. Часть его души, самая невинная, оказалась разрушенной. Он вернулся раковиной без улитки. И оставался ей до настоящего момента.
Квинн почувствовал на себе руку Мередит, будто она пыталась вернуть его из этого далека, в котором он пребывал. Когда он, наконец, смог взглянуть на нее, в ее глазах стояла тревога, а золотистые огоньки были едва видны под собирающимися слезами. И Квинн понял: эти слезы из-за него.
— Скажи мне, — произнесла она просительно мягко, — скажи, что случилось за эти годы.
Он подумал, сможет ли он, должен ли он, хоть на минуту, вносить в ее жизнь ужас и отчаяние. И все же надо было дать ей понять, что может случиться, что ее может ждать. Ему надо убедить ее прежде, чем он ее может потерять, как потерял других.
— Само путешествие на корабле, — сказал он наконец хриплым, лишенным эмоций голосом, — было таким плохим, как только можно вообразить, и даже еще хуже. Три месяца в клетках, в гниющем корабле, три месяца черного ада. Я был прикован цепью к другому человеку, к ирландцу. Он помог мне выжить, когда я хотел умереть, когда моя спина гноилась от инфекции, а живот сводило от голода. Он помог мне выжить, поддерживая надежду о побеге. Мы понимали, что каторжников продадут по одному или по несколько человек так называемым поселенцам, — он горько засмеялся. — Британцы боролись против рабства для черных людей, но очень хотели превратить в рабов собственных граждан за кражу буханки хлеба, кошелька или часто просто из-за политического курса.
Но у военных были свои виды на нас с Терренсом. Всех остальных распродали купцам и фермерам, а нас оставили в цепях и отправили в дорожную команду, где мы работали с рассвета до темна. Мы сами таскали свою клетку, клетку на колесах, в которой ночевали, прикованные цепями к стенам. По ночам не хватало места, чтобы повернуться с боку на бок.
Руки Квинна сжались в кулаки, когда он вспомнил ту тесноту, преднамеренную скученность потных тел, беспомощность, приходившую к нему каждую ночь, когда он оказывался прикованным к стене, ошеломляющее одиночество из-за отсутствия милых сердцу вещей, знакомых, свежих чистых.
Мередит сидела очень тихо, словно понимала, что любое движение или звук прервут его рассказ. А ему надо было выговориться, по его напряженному монотонному голосу она поняла, что слишком долго носил он в себе эту боль и ему необходимо было от нее избавиться.
— Но Терренс не сдавался, — медленно продолжал Квинн, — и однажды на дороге нашел гвоздь. Совсем маленькая вещь, гвоздь, но Терренс точил и точил его и однажды ночью ему удалось ослабить заклепки на ножных кандалах. Потом по ночам я работал над своими кандалами, пока они не стали свободнее. На следующий день, когда охранники отвлеклись, мы бежали, — Квинн помолчал, вспоминая восторг, который они тогда ощутили, и затем растущее чувство неотвратимости ареста, когда услышали приближающийся лай собак и топот лошадиных копыт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110