Мередит с тоской ожидала ухабов, которые прижимали ее к Квинну.
Когда экипаж остановился у ярко освещенного дома Мерриуэзеров, дверь дома немедленно открылась. Мередит наблюдала, как Квинн легко соскочил со ступенек кареты и, вложив еще некоторое количество банкнот в руку кучера, пожелал ему приятного Рождества. Затем Квинн протянул Мередит руку и помог ей выбраться из кареты. Экипаж уехал, а они остались стоять на темной улице.
Мередит не ожидала, что Квинн Девро поступит подобным образом. Она думала, что он захочет сохранить свою репутацию игрока. Но он стоял рядом с ней и терпеливо ждал, когда она его представит, к ним тем временем приближались Мерриуэзеры, Салли и ее муж, а в голосах их слышалась тревога, которая терзала их весь вечер.
— Это я виноват, — сказал Квинн, чарующе улыбнувшись. — Мисс Ситон — моя давняя знакомая, клиентка моего брата, у нас было много тем для разговора.
Мередит ничего не оставалось, как представить Квинна, и он тут же был приглашен разделить с хозяевами Рождественскую трапезу. Мередит была очень удивлена, когда он охотно принял приглашение.
Она потянулась к нему и шепотом спросила:
— А Кэм?
— Думаю, Кэм меня поймет, — мрачно улыбнулся Квинн.
— А это разумно? — допытывалась Мередит.
— Нет, — нежно прошептал он ей на ушко, — но с тех пор, как я вас встретил, я часто поступаю неразумно.
И он отвернулся от нее и переключил весь свой шарм на семейство Мерриуэзеров. Мередит уже видела, как он очаровал тетушку Опал и Роберта. И все же с изумлением смотрела, как легко он творит то же самое чудо с ее друзьями. Через несколько минут они уже пригласили его поехать с ними в церковь этой ночью, и опять, к ее удивлению, он согласился.
Подавая мужу руку, Салли одобрительно мигнула Мередит.
Из всех удивительных событий, происшедших с Мередит с тех пор, как она встретила Квинна, самым удивительным оказалось это посещение церкви. Как чудесно было стоять с ним рядом, смотреть на его смуглое лицо, на которое падал мигающий огонь свечей, слушать, как его сильный баритон ведет мелодию старой-старой рождественской песни. Салли смотрела на него с восхищением, а ее безупречное сопрано и его глубокий низкий баритон заставили всех, присутствующих в церкви, смотреть в их сторону.
Вот и вся секретность, подумала Мередит. Но эта единственная настороженная мысль не могла испортить большой радости — стоять рядом с ним, собственнически держа его под руку и впервые в жизни чувствовать, что Рождество — и ее праздник. Ее сердце стучало так, что Мередит испугалась, как бы оно не разорвалось, но голосок внутри нее нашептывал, что нет, оно не может, не станет разрываться, и все будет хорошо.
Но в последующие несколько дней казалось, что это все не может случиться. На следующее утро Квинн появился с небольшим свертком в руках. Мередит даже не удивилась, как ему удалось что-то купить в рождественское утро. Ее уже ничего не удивляло из того, что он делал.
Ее глаза засияли, когда она взяла сверток, распаковала его и увидела золотой медальон искусной работы. Никогда еще она не получала таких подарков. Мередит крепко прижала его к груди, думая о том, что, к сожалению, ей придется отказаться от такого подарка. По правилам приличия, это был слишком дорогой подарок, но, подумала Мередит, я и так нарушаю все приличия.
— А у меня для вас ничего нет.
Он улыбнулся, глядя на нее сверху вниз.
— Вчера вы сделали мне самый лучший в мире подарок — оказались живой и здесь.
— Ну, это не считается, — заспорила Мередит.
Квинн посмотрел на ее озабоченное и расстроенное лицо.
— Тогда я предлагаю вот что. Вы нарисуете “Лаки Леди”. Ее глаза просияли.
— Решено, — согласилась она.
Квинн ласкал ее взглядом, видел открытую улыбку, которой он не видел раньше, лицо, полное жизни, глаза, в которых мерцали золотистые огоньки. И он принял безрассудное решение.
— Я хочу остаться здесь на несколько дней.
Он и не думал, что ее лицо может просиять еще больше, но случилось именно так, и Квинн не стал прислушиваться к внутреннему голосу, твердившему ему об осторожности. С Мередит он чувствовал себя удивительно хорошо и свободно.
— А Кэм? — теперь она легко произнесла это имя. Ведь он был другом Квинна, ее другом. Уголок рта Квинна разогнулся.
— Думаю, он мог бы отправиться в Каир.
— А это не опасно?
— Нет, опасно, если его узнают, но он мастер пробираться повсюду незаметно.
— Тогда у меня будет и для него подарок, — радостно сказала Мередит. — Документ, дающий Дафне свободу. У Леви есть адвокат, который завтра может оформить все бумаги.
Квинн сжал руку Мередит. Это был лучший подарок для Кэма и Дафны. От своего друга он знал, как Дафна не хотела и боялась возвращения в Бриарвуд. Ей требовалось немало мужества, чтобы оставаться в Иллинойсе. Ему хотелось наклониться и поцеловать Мередит, но в комнате они были не одни — за ними наблюдали несколько пар откровенно любопытных глаз.
Чувства Квинна отразились на его лице, и Мередит было этого достаточно. Но почувствовав, как радость наполняет ее, она сказала себе, что надо помнить об осторожности.
Квинн заметил, как тень пробежала по лицу Мередит, и догадался отчего. И с удивлением открыл для себя, что скорее радуется этому, чем огорчается. В их жизни осторожность была необходимым и весьма уважаемым качеством. А в забавной комбинации невинности, подозрительности и таланта, которые требовались для того, чтобы обманывать окружающих, было что-то, что очаровывало и возбуждало Квинна.
Отчасти он ощущал себя тем молодым человеком, которым был до того, как потерял в Англии свою невинность. Впервые за годы, прошедшие после его ареста, он почувствовал, что живет и надеется. Он усмехнулся, осознав, что занимается ухаживанием.
Он пытался действовать постепенно. Она ничего не знала о нем, о годах, которые он провел в Австралии. Что бы она сказала, если бы узнала, что он — беглый каторжник, что он, как пес, сидел на цепи и подвергался страшнейшим унижениям? Что он в ответе за смерть своего лучшего друга?
Прошлой ночью он снова и снова твердил себе об этом… и продолжал твердить утром, когда, постучав в дверь Леви, убедил того открыть лавку, чтобы выбрать подарок. Он повторил себе это, глядя во встревоженные глаза Леви и рассказывая ему кое-что из их разговора с Мередит в карете. Он твердил себе об этом, когда, спешно одевшись, спешил к Мерриуэзерам в час, несомненно ранний для обеда. Он столько раз повторил себе все это, что слова эхом звучали в его голове.
Он напомнил себе, что всегда приносил несчастье всем, кого любил, что дал себе клятву никого больше не любить. Ему надо запереть на засовы свое сердце и не пускать туда любовь к Мередит, надо доказать ей, что любить его — неблагоразумно и небезопасно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Когда экипаж остановился у ярко освещенного дома Мерриуэзеров, дверь дома немедленно открылась. Мередит наблюдала, как Квинн легко соскочил со ступенек кареты и, вложив еще некоторое количество банкнот в руку кучера, пожелал ему приятного Рождества. Затем Квинн протянул Мередит руку и помог ей выбраться из кареты. Экипаж уехал, а они остались стоять на темной улице.
Мередит не ожидала, что Квинн Девро поступит подобным образом. Она думала, что он захочет сохранить свою репутацию игрока. Но он стоял рядом с ней и терпеливо ждал, когда она его представит, к ним тем временем приближались Мерриуэзеры, Салли и ее муж, а в голосах их слышалась тревога, которая терзала их весь вечер.
— Это я виноват, — сказал Квинн, чарующе улыбнувшись. — Мисс Ситон — моя давняя знакомая, клиентка моего брата, у нас было много тем для разговора.
Мередит ничего не оставалось, как представить Квинна, и он тут же был приглашен разделить с хозяевами Рождественскую трапезу. Мередит была очень удивлена, когда он охотно принял приглашение.
Она потянулась к нему и шепотом спросила:
— А Кэм?
— Думаю, Кэм меня поймет, — мрачно улыбнулся Квинн.
— А это разумно? — допытывалась Мередит.
— Нет, — нежно прошептал он ей на ушко, — но с тех пор, как я вас встретил, я часто поступаю неразумно.
И он отвернулся от нее и переключил весь свой шарм на семейство Мерриуэзеров. Мередит уже видела, как он очаровал тетушку Опал и Роберта. И все же с изумлением смотрела, как легко он творит то же самое чудо с ее друзьями. Через несколько минут они уже пригласили его поехать с ними в церковь этой ночью, и опять, к ее удивлению, он согласился.
Подавая мужу руку, Салли одобрительно мигнула Мередит.
Из всех удивительных событий, происшедших с Мередит с тех пор, как она встретила Квинна, самым удивительным оказалось это посещение церкви. Как чудесно было стоять с ним рядом, смотреть на его смуглое лицо, на которое падал мигающий огонь свечей, слушать, как его сильный баритон ведет мелодию старой-старой рождественской песни. Салли смотрела на него с восхищением, а ее безупречное сопрано и его глубокий низкий баритон заставили всех, присутствующих в церкви, смотреть в их сторону.
Вот и вся секретность, подумала Мередит. Но эта единственная настороженная мысль не могла испортить большой радости — стоять рядом с ним, собственнически держа его под руку и впервые в жизни чувствовать, что Рождество — и ее праздник. Ее сердце стучало так, что Мередит испугалась, как бы оно не разорвалось, но голосок внутри нее нашептывал, что нет, оно не может, не станет разрываться, и все будет хорошо.
Но в последующие несколько дней казалось, что это все не может случиться. На следующее утро Квинн появился с небольшим свертком в руках. Мередит даже не удивилась, как ему удалось что-то купить в рождественское утро. Ее уже ничего не удивляло из того, что он делал.
Ее глаза засияли, когда она взяла сверток, распаковала его и увидела золотой медальон искусной работы. Никогда еще она не получала таких подарков. Мередит крепко прижала его к груди, думая о том, что, к сожалению, ей придется отказаться от такого подарка. По правилам приличия, это был слишком дорогой подарок, но, подумала Мередит, я и так нарушаю все приличия.
— А у меня для вас ничего нет.
Он улыбнулся, глядя на нее сверху вниз.
— Вчера вы сделали мне самый лучший в мире подарок — оказались живой и здесь.
— Ну, это не считается, — заспорила Мередит.
Квинн посмотрел на ее озабоченное и расстроенное лицо.
— Тогда я предлагаю вот что. Вы нарисуете “Лаки Леди”. Ее глаза просияли.
— Решено, — согласилась она.
Квинн ласкал ее взглядом, видел открытую улыбку, которой он не видел раньше, лицо, полное жизни, глаза, в которых мерцали золотистые огоньки. И он принял безрассудное решение.
— Я хочу остаться здесь на несколько дней.
Он и не думал, что ее лицо может просиять еще больше, но случилось именно так, и Квинн не стал прислушиваться к внутреннему голосу, твердившему ему об осторожности. С Мередит он чувствовал себя удивительно хорошо и свободно.
— А Кэм? — теперь она легко произнесла это имя. Ведь он был другом Квинна, ее другом. Уголок рта Квинна разогнулся.
— Думаю, он мог бы отправиться в Каир.
— А это не опасно?
— Нет, опасно, если его узнают, но он мастер пробираться повсюду незаметно.
— Тогда у меня будет и для него подарок, — радостно сказала Мередит. — Документ, дающий Дафне свободу. У Леви есть адвокат, который завтра может оформить все бумаги.
Квинн сжал руку Мередит. Это был лучший подарок для Кэма и Дафны. От своего друга он знал, как Дафна не хотела и боялась возвращения в Бриарвуд. Ей требовалось немало мужества, чтобы оставаться в Иллинойсе. Ему хотелось наклониться и поцеловать Мередит, но в комнате они были не одни — за ними наблюдали несколько пар откровенно любопытных глаз.
Чувства Квинна отразились на его лице, и Мередит было этого достаточно. Но почувствовав, как радость наполняет ее, она сказала себе, что надо помнить об осторожности.
Квинн заметил, как тень пробежала по лицу Мередит, и догадался отчего. И с удивлением открыл для себя, что скорее радуется этому, чем огорчается. В их жизни осторожность была необходимым и весьма уважаемым качеством. А в забавной комбинации невинности, подозрительности и таланта, которые требовались для того, чтобы обманывать окружающих, было что-то, что очаровывало и возбуждало Квинна.
Отчасти он ощущал себя тем молодым человеком, которым был до того, как потерял в Англии свою невинность. Впервые за годы, прошедшие после его ареста, он почувствовал, что живет и надеется. Он усмехнулся, осознав, что занимается ухаживанием.
Он пытался действовать постепенно. Она ничего не знала о нем, о годах, которые он провел в Австралии. Что бы она сказала, если бы узнала, что он — беглый каторжник, что он, как пес, сидел на цепи и подвергался страшнейшим унижениям? Что он в ответе за смерть своего лучшего друга?
Прошлой ночью он снова и снова твердил себе об этом… и продолжал твердить утром, когда, постучав в дверь Леви, убедил того открыть лавку, чтобы выбрать подарок. Он повторил себе это, глядя во встревоженные глаза Леви и рассказывая ему кое-что из их разговора с Мередит в карете. Он твердил себе об этом, когда, спешно одевшись, спешил к Мерриуэзерам в час, несомненно ранний для обеда. Он столько раз повторил себе все это, что слова эхом звучали в его голове.
Он напомнил себе, что всегда приносил несчастье всем, кого любил, что дал себе клятву никого больше не любить. Ему надо запереть на засовы свое сердце и не пускать туда любовь к Мередит, надо доказать ей, что любить его — неблагоразумно и небезопасно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110