И продолжала держаться этой тактики после того, как он…
Что он? Переспал с ней. Взял ее девственность и покинул ее, не сказав ни одною ласкового слова! Квинн стиснул поручни. Он пытался оправдать себя тем, что вынужден был быть подозрительным, но он знал, что был неправ. Он боролся со своим собственным демоном — страхом довериться кому бы то ни было, боязнью отдать часть своей души, опять полюбить, быть любимым. Ведь это всегда приводит к несчастью. Вокруг него гибли люди. Он не хотел ничьей смерти. Тем более ее.
О чем она сейчас думает? Она, наверное, ненавидит его. А как же иначе? Он разрушил жизнь, которую она создавала для себя так же старательно и аккуратно, как и он — свою. Он не мог сдержать громкий стон, рожденный мукой его сердца и вырвавшийся из груди как стенание души, затерявшейся в аду.
Квинн не осознавал, как долго он простоял, раздумывая, как бы исправить то, что разрушил. Но, наконец, он пошел к Мередит. Мерри. Он не знал, почему именно так ему хотелось назвать ее. Обычно он видел официальную, неприступную Мередит, кроме тех случаев, когда она дразнила его, играя роль глупышки Мередит. Квинн улыбнулся, вспомнив обед, когда она впервые появилась у него на пароходе и так ловко исключила его из числа джентльменов. Ее колкость оказалась пророческой.
А в карандашном наброске лисы была явная радость, даже восторг, даже проказливость, которая, как он подозревал, где-то глубоко пряталась в ней вместе со страстью, которой она его одарила и которую он так неблагодарно отринул.
Квинн понимал, что такие мысли не несут ничего хорошего ни ему, ни Мередит. Ему надо каким-то образом уменьшить опасность, грозящую ее жизни. Он возвращался в свою каюту, и шаги его были тяжелы, словно цепи по-прежнему сковывали его ноги.
Но удивился, обнаружив, что дверь по-прежнему не заперта. Вообще-то он предполагал, что она закроется на ключ или заложит дверь изнутри стулом или столом. Квинн помедлил, прежде чем повернуть ручку двери, и от дурного предчувствия его пальцы задрожали. Наконец он повернул ручку, открыл дверь и вошел в каюту.
В каюте было темно, и только лампа на палубе, висящая у самого окна, слегка освещала ее. Шторы были раздвинуты. Кровать, на которой по-прежнему лежали мятые и грязные простыни, была пуста.
Мередит нигде не было.
Выходя из воды, Мередит закашлялась. Она страшно замерзла, и каждое движение требовало от нее чудовищных усилий. Она часто дышала, ноги казались одеревеневшими. Негнущимися руками она развязала клеенку, которую разыскала в сундуке Девро, вытащила одежду, завернутую в полотенце. Полотенце, слава Богу, было сухим.
Девушка пережила кошмарные минуты, когда прыгнула в воду и испытала шок от холода, но ужас смерти в ледяной воде заставил ее шевелить руками.
Отчаяние заставило Мередит покинуть пароход. То же самое отчаяние придало ей силы в борьбе с холодом и сильным течением. Она сделала все это, чтобы просто выжить. Она знала, какое воздействие оказывает на нее капитан Девро, и боялась, что не вынесет еще одной встречи с ним, его насмешливой улыбки и холодного взгляда. Он ушел и больше не показывался, значит, ему не было до нее никакого дела. Впервые за долгое время она отдала часть себя другому, и этот ее дар был принят, использован и выкинут, как старый ботинок. Боль, которую она испытала при этом, была ни с чем не сравнима. Она скорчилась от этой боли, царапая руками землю, словно пытаясь в ней найти успокоение.
Почти совсем стемнело, только на горизонте оставалась узенькая полоска розового света. Мередит наконец выпрямилась, встала и попыталась выяснить, где находится. Она выбралась на берег в сыром, болотистом месте, жители которого, как она знала, отнюдь не были гостеприимными. Но любой из них, подумала она, менее опасен, чем человек, которого она оставила на борту парохода.
Дрожа от ночного холода, Мередит сняла мокрую рубашку и брюки, которые стянула из каюты, и надела свое платье и плащ. Так будет достаточно тепло, и она сможет пережить холодную ночь. Утром, когда взойдет солнце, она попробует привлечь внимание какой-нибудь лодки из тех, что плавают по реке. Она скажет, что ее похитили и везли вверх по реке, чтобы продать, но она убежала. Конечно, от ее доброго имени не останется и камня на камне, но это неважно. Сейчас ничего не имело значения, только бы убежать подальше от холодных бесчувственных глаз Квинна Девро.
“Лаки Леди” ушла, и ее мигающие огоньки растаяли на темно-коричневой глади Миссисипи. Их заменили звезды в небе, сияющие бриллиантами на синем бархате полуночи. м ветру тихо перешептывались деревья, и вода плескалась берегов. Все вокруг Мередит было обычным, таким оно было вчера, таким же оно будет и завтра. Изменилась лишь она. За прошедшие несколько часов Мередит Ситон обнаружила, что в ней есть нечто, о чем она и не подозревала, и что она утратила нечто, что, казалось, всегда принадлежало ей, — она потеряла свое сердце.
Мередит думала, что выплакала уже все слезы, но еще одна потекла по щеке. Она хотела вытереть ее, но к первой присоединилась вторая. И еще одна.
Она всегда была одинока, но так одинока никогда не была.
Дрожа от холода под столетним дубом, Мередит поклялась себе, что больше никогда никому не отдаст свое сердце. И помоги Бог Квинну Девро, если он встретится с ней еще раз.
На следующее утро оказалось, что не так-то просто привлечь внимание проходящих по реке лодок. Стоя на холодном ветру, который дул вдоль реки, Мередит смотрела, как проплывают мимо, один за другим, четыре судна и среди них огромный пароход, не обращая никакого внимания на нее. Она неистово размахивала руками, но все было напрасно. Наконец, ее подобрало маленькое суденышко, везущее на Север хлопок. Посудина обслуживалась семейством рыжих ирландцев, состоящим из отца, матери и восьми детей, старший из которых был ровесником Мередит. Их фамилия была Мак-Клари, и они проявили искреннее сочувствие, услышав о том, как ее схватили прямо на улице Нового Орлеана, завернули в одеяло и увезли вверх по реке, с какой целью — она не сказала, но было ясно, что с гнусной.
— Ах, бедняжка, — сказала миссис Мак-Клари, и ее лицо сморщилось от сострадания.
— Вам больше не о чем беспокоиться, — сказал Деннис Мак-Клари, краснолицый мужчина, который, очевидно, чересчур много пил. Но на свою семью он смотрел с таким обожанием, что Мередит ощутила жгучую зависть.
— Мы проводим вас к шерифу.
Мередит благодарила их со слезами на глазах. Ей не надо было притворяться. Она уже начала думать, что ни одно судно не отважится подойти к отмели, чтобы спасти ее, когда появилась эта давно не крашенная посудина с залатанными бортами. Несчастная девушка была грязной, промокшей, голодной, озябшей, и под конец совсем упала духом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Что он? Переспал с ней. Взял ее девственность и покинул ее, не сказав ни одною ласкового слова! Квинн стиснул поручни. Он пытался оправдать себя тем, что вынужден был быть подозрительным, но он знал, что был неправ. Он боролся со своим собственным демоном — страхом довериться кому бы то ни было, боязнью отдать часть своей души, опять полюбить, быть любимым. Ведь это всегда приводит к несчастью. Вокруг него гибли люди. Он не хотел ничьей смерти. Тем более ее.
О чем она сейчас думает? Она, наверное, ненавидит его. А как же иначе? Он разрушил жизнь, которую она создавала для себя так же старательно и аккуратно, как и он — свою. Он не мог сдержать громкий стон, рожденный мукой его сердца и вырвавшийся из груди как стенание души, затерявшейся в аду.
Квинн не осознавал, как долго он простоял, раздумывая, как бы исправить то, что разрушил. Но, наконец, он пошел к Мередит. Мерри. Он не знал, почему именно так ему хотелось назвать ее. Обычно он видел официальную, неприступную Мередит, кроме тех случаев, когда она дразнила его, играя роль глупышки Мередит. Квинн улыбнулся, вспомнив обед, когда она впервые появилась у него на пароходе и так ловко исключила его из числа джентльменов. Ее колкость оказалась пророческой.
А в карандашном наброске лисы была явная радость, даже восторг, даже проказливость, которая, как он подозревал, где-то глубоко пряталась в ней вместе со страстью, которой она его одарила и которую он так неблагодарно отринул.
Квинн понимал, что такие мысли не несут ничего хорошего ни ему, ни Мередит. Ему надо каким-то образом уменьшить опасность, грозящую ее жизни. Он возвращался в свою каюту, и шаги его были тяжелы, словно цепи по-прежнему сковывали его ноги.
Но удивился, обнаружив, что дверь по-прежнему не заперта. Вообще-то он предполагал, что она закроется на ключ или заложит дверь изнутри стулом или столом. Квинн помедлил, прежде чем повернуть ручку двери, и от дурного предчувствия его пальцы задрожали. Наконец он повернул ручку, открыл дверь и вошел в каюту.
В каюте было темно, и только лампа на палубе, висящая у самого окна, слегка освещала ее. Шторы были раздвинуты. Кровать, на которой по-прежнему лежали мятые и грязные простыни, была пуста.
Мередит нигде не было.
Выходя из воды, Мередит закашлялась. Она страшно замерзла, и каждое движение требовало от нее чудовищных усилий. Она часто дышала, ноги казались одеревеневшими. Негнущимися руками она развязала клеенку, которую разыскала в сундуке Девро, вытащила одежду, завернутую в полотенце. Полотенце, слава Богу, было сухим.
Девушка пережила кошмарные минуты, когда прыгнула в воду и испытала шок от холода, но ужас смерти в ледяной воде заставил ее шевелить руками.
Отчаяние заставило Мередит покинуть пароход. То же самое отчаяние придало ей силы в борьбе с холодом и сильным течением. Она сделала все это, чтобы просто выжить. Она знала, какое воздействие оказывает на нее капитан Девро, и боялась, что не вынесет еще одной встречи с ним, его насмешливой улыбки и холодного взгляда. Он ушел и больше не показывался, значит, ему не было до нее никакого дела. Впервые за долгое время она отдала часть себя другому, и этот ее дар был принят, использован и выкинут, как старый ботинок. Боль, которую она испытала при этом, была ни с чем не сравнима. Она скорчилась от этой боли, царапая руками землю, словно пытаясь в ней найти успокоение.
Почти совсем стемнело, только на горизонте оставалась узенькая полоска розового света. Мередит наконец выпрямилась, встала и попыталась выяснить, где находится. Она выбралась на берег в сыром, болотистом месте, жители которого, как она знала, отнюдь не были гостеприимными. Но любой из них, подумала она, менее опасен, чем человек, которого она оставила на борту парохода.
Дрожа от ночного холода, Мередит сняла мокрую рубашку и брюки, которые стянула из каюты, и надела свое платье и плащ. Так будет достаточно тепло, и она сможет пережить холодную ночь. Утром, когда взойдет солнце, она попробует привлечь внимание какой-нибудь лодки из тех, что плавают по реке. Она скажет, что ее похитили и везли вверх по реке, чтобы продать, но она убежала. Конечно, от ее доброго имени не останется и камня на камне, но это неважно. Сейчас ничего не имело значения, только бы убежать подальше от холодных бесчувственных глаз Квинна Девро.
“Лаки Леди” ушла, и ее мигающие огоньки растаяли на темно-коричневой глади Миссисипи. Их заменили звезды в небе, сияющие бриллиантами на синем бархате полуночи. м ветру тихо перешептывались деревья, и вода плескалась берегов. Все вокруг Мередит было обычным, таким оно было вчера, таким же оно будет и завтра. Изменилась лишь она. За прошедшие несколько часов Мередит Ситон обнаружила, что в ней есть нечто, о чем она и не подозревала, и что она утратила нечто, что, казалось, всегда принадлежало ей, — она потеряла свое сердце.
Мередит думала, что выплакала уже все слезы, но еще одна потекла по щеке. Она хотела вытереть ее, но к первой присоединилась вторая. И еще одна.
Она всегда была одинока, но так одинока никогда не была.
Дрожа от холода под столетним дубом, Мередит поклялась себе, что больше никогда никому не отдаст свое сердце. И помоги Бог Квинну Девро, если он встретится с ней еще раз.
На следующее утро оказалось, что не так-то просто привлечь внимание проходящих по реке лодок. Стоя на холодном ветру, который дул вдоль реки, Мередит смотрела, как проплывают мимо, один за другим, четыре судна и среди них огромный пароход, не обращая никакого внимания на нее. Она неистово размахивала руками, но все было напрасно. Наконец, ее подобрало маленькое суденышко, везущее на Север хлопок. Посудина обслуживалась семейством рыжих ирландцев, состоящим из отца, матери и восьми детей, старший из которых был ровесником Мередит. Их фамилия была Мак-Клари, и они проявили искреннее сочувствие, услышав о том, как ее схватили прямо на улице Нового Орлеана, завернули в одеяло и увезли вверх по реке, с какой целью — она не сказала, но было ясно, что с гнусной.
— Ах, бедняжка, — сказала миссис Мак-Клари, и ее лицо сморщилось от сострадания.
— Вам больше не о чем беспокоиться, — сказал Деннис Мак-Клари, краснолицый мужчина, который, очевидно, чересчур много пил. Но на свою семью он смотрел с таким обожанием, что Мередит ощутила жгучую зависть.
— Мы проводим вас к шерифу.
Мередит благодарила их со слезами на глазах. Ей не надо было притворяться. Она уже начала думать, что ни одно судно не отважится подойти к отмели, чтобы спасти ее, когда появилась эта давно не крашенная посудина с залатанными бортами. Несчастная девушка была грязной, промокшей, голодной, озябшей, и под конец совсем упала духом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110