— С-с-се-не-ка? Что произошло? Т…ттам у тебя было… как это сказать… все такое большое… И все стояло, …как солдат по стойке «Смирно!» Что с… с этим произошло?
Он ничего не ответил, иначе ему пришлось бы признать, что с ним произошло. Вместо ответа он снова уселся в ванну и смыл мыло со своих ног.
Пичи светилась от счастья, когда он поднял ее на руки и вынес из ванны. В комнате было прохладно, и она прильнула к нему, пряча улыбку у него на груди. Сенека отнес ее к себе в спальню.
— Тебе нужна твоя ночная сорочка? — спросил он, разглядывая ее прозрачную ночную сорочку, лежащую на его кровати.
— Зачем? Я никогда не видела таких «светящихся» вещей в своей жизни…
Он поставил ее на ковер, что лежал перед камином.
— Постой здесь! — сказал он.
Когда он вернулся из ванной, в руках у него была охапка белых полотенец. Ее освещали золотистые блики, исходящие от пламени камина.
А ее глаза?! Они пленили его, заставляя его сердце учащенно биться. И опять у него появилось ощущение того, что это уже в его жизни было, что она вот так когда-то давным-давно стояла перед камином.
— Сенека, — позвала она.
Он очнулся, сел рядом с ней и набросал ей полотенце на плечи, а другое — на ноги. Она сделала то же самое.
Она вытянула ноги перед камином. Полотенца нетели с нее, но она не придала этому значения.
— Хочешь поболтать немного, Сенека? — спросила она.
— Поболтать? — переспросил он.
— Ну, значит, поговорить. Или, лучше, давай поиграем?
— Что за игра? — спросил он.
— Она называется «Первое слово, что придет в голову». Я говорю слово, а ты говоришь первое, что в голову взбредет.
Он никогда не слышал об этой игре.
— Ну, хорошо, — сказал он. — Я начинаю первым.
— Нет, леди начинают первыми, — запротестовала она. Он вопросительно посмотрел на нее.
— А разве ты леди?
— Поклялась стать ею завтра!
Он руками развел.
— А как ты собираешься совершать этот подвиг?
— Очень просто, Сенека! Я не буду говорить с Латимером о ночной рубашке!
— Пичи, чтобы стать леди, недостаточно… — Но тут он увидел усмешку у нее на лице и понял, что она поддразнивает его. Ну хорошо же! Он также умеет дразнить!
И он продолжал с важным видом:
— Я должен первым начать игру, так как я — принц, а ты — всего-навсего лишь принцесса. Я — наследник трона, я королевской крови, а ты — всего лишь вышла замуж за члена королевской семьи. Я превосхожу тебя!
Она захихикала над его высокомерием:
— Знаешь, Сенека, ты надулся сейчас, как воздушный шар!
Это смешное сравнение крыть ему было нечем. Ему ничего не оставалось делать, как принять условия игры. Он схватил ее в свои объятия и прижал близко к себе.
— Начинай свою игру, — сказал ей он.
— Красить!
— Красить?
— Теперь твое слово.
Слово так не подходило к этой вечерней обстановке, что ему потребовалось время, чтобы сосредоточиться.
— Красить… Тивон.
Она ожидала, что он скажет именно так.
— Ну и наказание назначил ты ему! Он отпустил ее.
— Раскрасить каждую дверь в конюшне — это ли не сильное наказание!?
— Нисколечко.
— Но это трудная работа.
— Для маленького мальчишки это не трудная работа, а, напротив, очень забавная и в удовольствие. Ведь в детстве все любят рисовать! Разве ты не помнишь?
Как ни пытался, он не мог вспомнить. Его молчание о многом сказало Пичи. Ей было интересно узнать о том, что он еще не делал в своей жизни в этом огромном дворце.
— Твоя очередь, — сказала она ему.
— Бедра, — сказал он и посмотрел на ее красивые ноги.
— Сводит судорогой…
Он тоже ожидал такого ответа, ибо знал, что так было на самом деле.
— Моя очередь, — сказала Пичи. — Я… играю.
— Прятки…
— Что???
Ты играл в такую игру, когда был маленьким?
— Нет, я не играл в нее.
— Ну, а тогда откуда же ты знаешь про нее?
— Видел, как играют крестьянские дети. Я наблюдал за ними из окна.
— Да… — посочувствовала она ему. — Теперь твоя очередь…
— Пища…
— Голод, — ответила Пичи.
Он прекрасно понял, почему она так сказала. Ни он, ни она еще не притрагивались к еде. Сенека оставил ее на минуту и пришел к ней с большим подносом, на котором были сыр и хлеб, а также бутылка чудесного красного вина.
Она залюбовалась им.
— Твоя очередь, — обратился к ней Сенека.
— Очередь? Боже! — подумала она.
— Мы же ведь играем, Пичи! Сейчас твоя очередь!
Пичи уловила нежный аромат магнолий и сказала:
— МАГНОЛИИ…
— ПОЛНОЧЬ, — ответил он тотчас же.
— Полночь и магнолии? — произнесла она, смакуя вино. — А что общего у «полночи» и «магнолий»? — переспросила она.
Сенека задумался. Он вспомнил, как она рассматривала интимные места его тела, и ответил:
— Ничего… и все!
Она ничего не поняла из его ответа. Иногда Сенека говорил загадочно, и ей предстояло разгадать эти загадки.
— А может, мне без очереди еще назвать слово? — спросила она у него.
— Конечно же, мне трудно будет тебе отказать. Говори!
— Король, — сказала она, заметив небольшой портрет кого-то из королевской семьи.
— Отец… — ответил он. Пичи взяла его за руку.
— Почему ты называешь его «отец»?
— Потому что он — мой отец.
— Это понятно… Но ты можешь называть его в «папой», или «батюшкой».
Сенеке стало вдруг грустно. Он еще в детстве хотел называть своих родителей «папой» и «мамой». Это было в детстве, когда он был слишком мал а глуп…
— Твой пала никогда не разрешает называть себя, не иначе, как «отец», да? Сенека?
Он ничего не ответил ей, а просто пробормотал:
— Теперь моя очередь… — Но как он ни старался, он не мог сосредоточиться, и в голове крутились только «мама» и «папа».
— Я не могу придумать ни одного слова, Пичи. Продолжай!
— Книга, — произнесла Пичи.
— Золотые полосы… — продолжил он. Она повернулась и посмотрела на него вопросительно.
— Полосы золота? Что это? — переспросила Пичи.
— Я имею в виду тонкую, золотистого цвета полоску, которая используется как закладка в книге.
— Я не пользуюсь закладками, — сказала Пичи.
— А как же ты тогда замечаешь место, где закончила читать? — спросил Сенека.
— Я загибаю страницу.
Сенека съежился от такого признания. Его воспоминания унесли его в события двадцатипятилетней давности… Ему было семь лет, и он так вот загнул страницу в книге, которую читал. Книга называлась… Нет, он сейчас не вспомнит. Но он отчетливо помнит, как разъярилась леди Макросе, знав об этом. Она медленно подошла к нему. вырвала книгу из его рук и отшлепала его своей тростью. Та трость! Он с ужасом вспомнил, как ему было больно и как он разделался с этой тростью, когда ему исполнилось двенадцать лет. Он попросту переломал ее у себя на коленях. Вот и все. Но с тех пор он никогда не загибал в книгах страниц.
— Сенека! — позвала Пичи. — Боже! Что ты так опечалился?
Сенека расстался со своими печальными воспоминаниями и пристально поглядел на Пичи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92