Она умный человек и доброжелательный редактор. Ее мысли и высказывания поддерживают многие женщины.
Румяное лицо отца еще больше покраснело, когда он взглянул на дочь.
– Ты так думаешь? Вероятно, уже начиталась этой дешевой чепухи?
– Да, – сдержанно ответила Джемайна. – Но это вовсе не чепуха, отец. Статьи и рассказы, которые публикует миссис Хейл, хорошо написаны и заставляют задуматься. Они совсем не похожи на те публикации в некоторых журналах и газетах, которые рассчитаны на сенсационность.
– По-твоему, нет ничего скандального в призывах допустить женщин на медицинский факультет университета? Ты также считаешь, что нет ничего сенсационного в том, что она призывает женщин отказаться от корсетов?
– А почему женщинам не позволяют заниматься медицинской практикой, отец? По крайней мере половина пациентов – женщины. Что касается призывов отказаться от корсетов, то я полностью согласна с миссис Хейл – затягивание талии вредит здоровью, ведет к состоянию депрессии и частым обморокам. По-моему, корсеты очень неудобны, и вообще в них нет никакой необходимости.
– Нет необходимости? – Генри Бенедикт обратился к жене: – Видишь, Бесс, какие мысли внушает этот журнал? – Голос его возвысился. – Я скажу тебе, почему они необходимы, юная леди! Корсеты носят ради приличия. Я запрещаю тебе читать это издание! – Он стукнул журналом по подлокотнику кресла.
Джемайна отвернулась.
– Ты не можешь запретить, отец. Мне уже двадцать два года, и я буду читать все, что пожелаю.
– Ты моя дочь и, пока живешь в моем доме, будешь делать так, как я говорю! – вспылил отец. – Что касается этого проклятого журнала, то я немедленно откажусь от дальнейшей подписки!
– Это не остановит меня, – невозмутимо сказала Джемайна. – Во всех киосках есть экземпляры для продажи.
– Я запрещаю тебе покупать их, слышишь? Запрещаю!
Джемайна встала.
– Я иду спать. Спокойной ночи, отец. Спокойной ночи, мама.
Когда она вышла в гостиную, Генри Бенедикт крикнул ей вслед:
– Я запрещаю тебе, Джемайна!
Дочь, не останавливаясь, поднялась по лестнице к себе на второй этаж. Внешне она старалась сохранять спокойствие, но внутри вся дрожала. Генри Бенедикт, обычно вполне нормальный, разумный человек с ровным характером, буквально преображался, едва речь заходила о месте женщины в этом мире. Разделяя взгляды большинства мужчин своего времени, он был одержим нетерпимостью к женщинам, проявляющим общественную или деловую активность. Джемайна не могла припомнить, когда в последний раз он так сердился. Правда, последняя вспышка гнева не очень беспокоила девушку – это пройдет. Но что будет с отцом, когда он узнает о письме, написанном ею Саре Джозефе Хейл несколько дней назад? Его может хватить удар!
Оказавшись в своей комнате, Джемайна подошла к окну и долго стояла там, глядя невидящим взглядом на улицы бостонского Бикон-Хилла, полные людей, снующих в поисках укрытия от жары. Шел июль 1848 года.
Джемайна – высокая, статная девушка с превосходной фигурой, стянутой презираемым ею корсетом. Ее длинные волосы, такие черные, что при определенном освещении казались даже синими, разделены на прямой пробор и закрывают уши, а сзади уложены кольцом. Широко посаженные синие глаза светятся живым умом. У нее короткий, как у матери, слегка вздернутый носик, такой же, как у миссис Бенедикт, довольно большой рот и полные, естественно-красные губы прекрасной формы.
В ее лице не было ничего от отца. Тетушка Хестер, сестра матери, однажды заметила:
– Клянусь, Генри, в этой девочке нет ничего твоего! Если бы я не знала свою сестру слишком хорошо, то усомнилась бы в ее супружеской верности.
При воспоминании об этом губы Джемайны тронула легкая улыбка: Генри Бенедикт был настолько оскорблен этими словами, что несколько месяцев после этого не разговаривал со свояченицей. Конечно, отцу следовало быть более снисходительным к тетушке Хестер. Ведь она была доброй, веселой, правда, немного легкомысленной, способной высказать все, что придет ей в голову. Оставшись вдовой, Хестер Макфи жила одна в Филадельфии. Но что хуже всего, считал Генри Бенедикт, – она работала, чтобы содержать себя: владела магазином дамских шляп на Честнат-стрит.
– Кто знает, что она вытворяет там, в Филадельфии? – мрачно говорил Генри Бенедикт. – К тому же еще и работает!
Однако среди многочисленных тетушек и дядюшек с обеих сторон – всего десять человек – девушка больше всех любила именно Хестер.
Хотя Джемайна и не унаследовала внешности отца, зато по характеру была такой же, как он, упрямой и непреклонной. Завершив в прошлом году учебу в пансионе благородных девиц в Бостоне, она не могла удовлетвориться тем, чтобы сидеть в гостиной и принимать ухаживания поклонников, которых одного за другим приглашали ее родители. Ей хотелось сначала многое познать, может быть, даже поработать несколько лет, прежде чем погрязнуть в семейной жизни.
– Что? И быть, как Хестер? – воскликнул отец. – Место женщины – в доме, дочка. Пусть мужчина обеспечивает свою семью, неустанно работая, а женщина должна вести домашнее хозяйство.
Джемайна понимала тщетность споров с отцом на эту тему, но в одном у нее была возможность сопротивляться – девушка с презрением отвергала женихов, которых предлагали родители. «Слава Богу, – думала она, – что цивилизация продвинулась вперед и дочерей не заставляют выходить замуж против их воли!»
Генри Бенедикт очень расстраивался по этому поводу.
– В чем дело, Джемайна? Эти молодые люди из лучших бостонских семей и вполне достойны твоей руки. Многие девушки были бы в восторге, если бы им предоставилась возможность выйти замуж за одного из них.
– Вот пусть они и выходят, отец, – возражала дочь.
Джемайна знала, что еще удручает отца. Ее увлечение литературой. По его мнению, постоянное чтение вредит здоровью. Он никак не мог уразуметь, почему дочь все время сидит с книгой, вместо того чтобы проводить время со сверстниками. Джемайна понимала, что ей никогда не удастся объяснить ему, почему она предпочитает книги компании юношей и девушек, в основном детей друзей и знакомых ее отца. Большинство из них кажутся ей довольно пустыми и скучными.
Джемайна никогда не любила болтовню и притворство, которые считала неотъемлемой частью светских раутов. Она бы предпочла встречи с интересными людьми – представителями творческих профессий: писателями, художниками.
Девушка никогда никому не говорила об этом, но у нее была тайная мечта – самой стать писательницей.
Несколько месяцев назад ее мать начала выписывать журнал для женщин «Гоудиз ледиз бук». Стоя у окна, Джемайна тихо засмеялась: отец совсем недавно обнаружил, что происходит под самым его носом все это время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Румяное лицо отца еще больше покраснело, когда он взглянул на дочь.
– Ты так думаешь? Вероятно, уже начиталась этой дешевой чепухи?
– Да, – сдержанно ответила Джемайна. – Но это вовсе не чепуха, отец. Статьи и рассказы, которые публикует миссис Хейл, хорошо написаны и заставляют задуматься. Они совсем не похожи на те публикации в некоторых журналах и газетах, которые рассчитаны на сенсационность.
– По-твоему, нет ничего скандального в призывах допустить женщин на медицинский факультет университета? Ты также считаешь, что нет ничего сенсационного в том, что она призывает женщин отказаться от корсетов?
– А почему женщинам не позволяют заниматься медицинской практикой, отец? По крайней мере половина пациентов – женщины. Что касается призывов отказаться от корсетов, то я полностью согласна с миссис Хейл – затягивание талии вредит здоровью, ведет к состоянию депрессии и частым обморокам. По-моему, корсеты очень неудобны, и вообще в них нет никакой необходимости.
– Нет необходимости? – Генри Бенедикт обратился к жене: – Видишь, Бесс, какие мысли внушает этот журнал? – Голос его возвысился. – Я скажу тебе, почему они необходимы, юная леди! Корсеты носят ради приличия. Я запрещаю тебе читать это издание! – Он стукнул журналом по подлокотнику кресла.
Джемайна отвернулась.
– Ты не можешь запретить, отец. Мне уже двадцать два года, и я буду читать все, что пожелаю.
– Ты моя дочь и, пока живешь в моем доме, будешь делать так, как я говорю! – вспылил отец. – Что касается этого проклятого журнала, то я немедленно откажусь от дальнейшей подписки!
– Это не остановит меня, – невозмутимо сказала Джемайна. – Во всех киосках есть экземпляры для продажи.
– Я запрещаю тебе покупать их, слышишь? Запрещаю!
Джемайна встала.
– Я иду спать. Спокойной ночи, отец. Спокойной ночи, мама.
Когда она вышла в гостиную, Генри Бенедикт крикнул ей вслед:
– Я запрещаю тебе, Джемайна!
Дочь, не останавливаясь, поднялась по лестнице к себе на второй этаж. Внешне она старалась сохранять спокойствие, но внутри вся дрожала. Генри Бенедикт, обычно вполне нормальный, разумный человек с ровным характером, буквально преображался, едва речь заходила о месте женщины в этом мире. Разделяя взгляды большинства мужчин своего времени, он был одержим нетерпимостью к женщинам, проявляющим общественную или деловую активность. Джемайна не могла припомнить, когда в последний раз он так сердился. Правда, последняя вспышка гнева не очень беспокоила девушку – это пройдет. Но что будет с отцом, когда он узнает о письме, написанном ею Саре Джозефе Хейл несколько дней назад? Его может хватить удар!
Оказавшись в своей комнате, Джемайна подошла к окну и долго стояла там, глядя невидящим взглядом на улицы бостонского Бикон-Хилла, полные людей, снующих в поисках укрытия от жары. Шел июль 1848 года.
Джемайна – высокая, статная девушка с превосходной фигурой, стянутой презираемым ею корсетом. Ее длинные волосы, такие черные, что при определенном освещении казались даже синими, разделены на прямой пробор и закрывают уши, а сзади уложены кольцом. Широко посаженные синие глаза светятся живым умом. У нее короткий, как у матери, слегка вздернутый носик, такой же, как у миссис Бенедикт, довольно большой рот и полные, естественно-красные губы прекрасной формы.
В ее лице не было ничего от отца. Тетушка Хестер, сестра матери, однажды заметила:
– Клянусь, Генри, в этой девочке нет ничего твоего! Если бы я не знала свою сестру слишком хорошо, то усомнилась бы в ее супружеской верности.
При воспоминании об этом губы Джемайны тронула легкая улыбка: Генри Бенедикт был настолько оскорблен этими словами, что несколько месяцев после этого не разговаривал со свояченицей. Конечно, отцу следовало быть более снисходительным к тетушке Хестер. Ведь она была доброй, веселой, правда, немного легкомысленной, способной высказать все, что придет ей в голову. Оставшись вдовой, Хестер Макфи жила одна в Филадельфии. Но что хуже всего, считал Генри Бенедикт, – она работала, чтобы содержать себя: владела магазином дамских шляп на Честнат-стрит.
– Кто знает, что она вытворяет там, в Филадельфии? – мрачно говорил Генри Бенедикт. – К тому же еще и работает!
Однако среди многочисленных тетушек и дядюшек с обеих сторон – всего десять человек – девушка больше всех любила именно Хестер.
Хотя Джемайна и не унаследовала внешности отца, зато по характеру была такой же, как он, упрямой и непреклонной. Завершив в прошлом году учебу в пансионе благородных девиц в Бостоне, она не могла удовлетвориться тем, чтобы сидеть в гостиной и принимать ухаживания поклонников, которых одного за другим приглашали ее родители. Ей хотелось сначала многое познать, может быть, даже поработать несколько лет, прежде чем погрязнуть в семейной жизни.
– Что? И быть, как Хестер? – воскликнул отец. – Место женщины – в доме, дочка. Пусть мужчина обеспечивает свою семью, неустанно работая, а женщина должна вести домашнее хозяйство.
Джемайна понимала тщетность споров с отцом на эту тему, но в одном у нее была возможность сопротивляться – девушка с презрением отвергала женихов, которых предлагали родители. «Слава Богу, – думала она, – что цивилизация продвинулась вперед и дочерей не заставляют выходить замуж против их воли!»
Генри Бенедикт очень расстраивался по этому поводу.
– В чем дело, Джемайна? Эти молодые люди из лучших бостонских семей и вполне достойны твоей руки. Многие девушки были бы в восторге, если бы им предоставилась возможность выйти замуж за одного из них.
– Вот пусть они и выходят, отец, – возражала дочь.
Джемайна знала, что еще удручает отца. Ее увлечение литературой. По его мнению, постоянное чтение вредит здоровью. Он никак не мог уразуметь, почему дочь все время сидит с книгой, вместо того чтобы проводить время со сверстниками. Джемайна понимала, что ей никогда не удастся объяснить ему, почему она предпочитает книги компании юношей и девушек, в основном детей друзей и знакомых ее отца. Большинство из них кажутся ей довольно пустыми и скучными.
Джемайна никогда не любила болтовню и притворство, которые считала неотъемлемой частью светских раутов. Она бы предпочла встречи с интересными людьми – представителями творческих профессий: писателями, художниками.
Девушка никогда никому не говорила об этом, но у нее была тайная мечта – самой стать писательницей.
Несколько месяцев назад ее мать начала выписывать журнал для женщин «Гоудиз ледиз бук». Стоя у окна, Джемайна тихо засмеялась: отец совсем недавно обнаружил, что происходит под самым его носом все это время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79