Но потом им овладела дорожная скука. Ему надоело смотреть, как Гвинет что-то без конца строчит в своем дневнике. Дэвид помнил, как сильно она изменилась, когда он прочитал отрывок из ее дневника. Он подумал, что ее оскорбили его замечания, а еще он не мог понять, как можно столько времени проводить в придуманных грезах.
Конечно, то, что она каждую свободную минуту что-то писала на страницах тетради, пока они тряслись в карете, только доказывало его правоту. Она как будто в чем-то его упрекала, показывая, что страсть к сочинительству для нее гораздо важнее, чем общение с ним. Насколько Дэвид понял, Гвинет убедила себя, что не стоит больше обращать на него внимания, и специально подчеркивала это.
А пока они ехали все дальше и дальше на север, Дэвид решил доказать Гвинет ее не правоту, и не смог придумать для этого более романтического места, чем та самая деревушка, куда каждый год убегали сотни влюбленных, чтобы обменяться клятвами в любви. Именно в этом месте, куда Гвинет стремилась попасть со своим обожателем, он склонит ее на свою сторону.
Солнце быстро садилось за горизонт. Шотландская граница была уже совсем близко, и Дэвид предполагал, что они доберутся до Гретна-Грин вскоре после наступления сумерек. Это вполне устраивало его.
Все три дня пути, несмотря на демонстрируемое ею безразличие, он не был к ней равнодушен. Нет, поправил себя Дэвид, он просто не мог устоять перед ее очарованием с той самой минуты, когда они встретились в Лондоне. Каждый день он видел эти чудесные локоны с рыжим отливом, ниспадавшие на ее ослепительно белую шею и плечи. Небрежное отношение Гвинет к своему туалету, даже ее ужасно измятое платье вызывали в его сознании удивительные образы. Он хорошо помнил шелковистость ее кожи и чувства, возникшие у него, когда он гладил эту кожу под юбками. Он не мог забыть охватившую их страсть. Ведь она тоже хотела его. Поэтому никакой вины за собой он не чувствовал. Да, он любил и будет любить Гвинет. Дэвид не боялся, что его за это осудят, поскольку решил жениться на ней. Но сначала следовало добиться ее согласия. И еще ему вдруг захотелось, чтобы она ответила на его чувство. Он хотел, чтобы их чувства были взаимными и обжигали как огонь.
Дэвид посмотрел на заходящее солнце, его лучи освещали карету и красноватым блеском отсвечивали в ее волосах. Он поизучал веснушки на ее носу, ее пухлые губы. Затем его взгляд упал на ее тонкие пальцы, сжимавшие карандаш, который легко скользил по странице.
– Двое свидетелей, короткая остановка в кузнечной мастерской, и мы официально женаты.
Но, очевидно, Гвинет посчитала его слова неуклюжей шуткой, потому что даже не удосужилась на него посмотреть. Карандаш не останавливаясь бегал по бумаге. Он не был до конца уверен, слышала ли она его.
– Нас обвенчает кузнец в задней комнате. Я думаю, что по заведенному обычаю нам придется скинуть всю нашу одежду.
Карандаш замер в ее руке, на щеках появился румянец. Но через мгновение Гвинет опять принялась писать.
– Я слышал, что там есть кровать на тот случай, если разъяренные отцы будут стучать в двери кузницы. Когда возмущенные родители потребуют открыть дверь, то первое, что они увидят, – это брачный поцелуй молодоженов. Это сразу снимет все вопросы.
– Отца у меня нет, но дело не в этом; у тебя нет ни одного шанса из тысячи, что я лягу с тобой в постель.
Дэвиду польстил такой ответ. Он наблюдал, как Гвинет пыталась сосредоточиться на открытой странице, но карандаш медлил начать свой бег. Она, похоже, была смущена и сбита с толку.
– Один из тысячи. Звучит словно неравноценное пари. Ты что, бьешься об заклад?
Гвинет откинулась на спинку сиденья. В ее зеленых глазах мелькнула какая-то мысль.
– Пожалуй, я подумаю над этим. Ты предлагаешь мне способ без хлопот выйти замуж, если у меня возникнет такое желание?
– Ну что ж, если твоя цель – выйти замуж за кого угодно, то почему бы и не за меня?
– Как глупо с твоей стороны думать о том, что я могу выскочить за кого угодно! Существует только один человек, которого я хотела бы считать своим мужем.
– Тот, кого ты не любишь и никогда не была близка с ним? Нищий негодяй, охотящийся за твоим приданым? Безымянный трус, боящийся собственной тени?
– Как ты смеешь так говорить о нем?
– Если бы он не был трусом, он сразу же поспешил бы к тебе на помощь. У собак нет чести.
– Ты ничего не знаешь о том, что он делает сейчас или что собирается делать! – возмутилась Гвинет, давая выход своему негодованию. – Имя у него есть. И очень известное, кстати.
– Конечно! Как я мог забыть об этом? Думаю, что имя Ардмор было тем самым, под каким он скрывался на прошлой неделе. Интересно узнать, а какое имя он сейчас носит?
Гвинет скрестила на груди руки.
– Как легко говорить о людях гадости, когда их нет рядом! Но смею тебя заверить: после того как мы поженимся, твое мнение о нем изменится.
– Ну конечно, поскольку я буду помнить его как твоего последнего жениха, трагически скончавшегося на пути к алтарю или, скорее, к наковальне.
От удивления Гвинет приоткрыла рот, но вдруг так быстро и сильно сжала челюсти, что Дэвид услышал, как щелкнули ее зубы.
– И для тебя, и для твоего обожателя было бы гораздо безопаснее принять мое предложение. – Дэвид своим коленом слегка коснулся ее ноги. – Что скажешь, Гвинет?
– Нет! – воскликнула она. – Это немыслимо! Если даже перевернется мир, капитан Пеннингтон, то вы все равно будете самым неподходящим кандидатом на роль моего мужа.
– Немыслимо, говоришь?
Он почувствовал, как поднимается его настроение. Теперь они возвращались к своему привычному способу общения.
– Не будешь ли так любезна объяснить, чем я так тебе не угодил?
– Не скажу.
– Ты не веришь, что я мог бы стать хорошим мужем?
– Да, не верю.
– Почему же?
– Ты самоуверенный, властный, упрямый и самодовольный, – перечисляла Гвинет, в волнении размахивая руками. – Ты чем-то или на кого-то обижен, поэтому никто, и я в том числе, не сможет помочь тебе залечить обиды, полученные в прошлом.
Дэвид тщетно пытался придумать ответ. Она застала его врасплох. Она всколыхнула в нем что-то такое, о чем ему не хотелось вспоминать. Он не хотел думать об Эмме. Он выздоровел и совсем не желал бередить былую рану.
– Я постараюсь быть любезным и приятным, – пообещал он.
Гвинет покачала головой и подальше спрятала дневник.
– По крайней мере из меня мог бы получиться хороший любовник, ты не находишь?
Отвернувшись, она посмотрела в окно. Их карета как раз пересекала границу, еще чуть-чуть, и они въедут в Гретна-Грин. Дэвид сел рядом с ней, делая вид, что тоже смотрит в окно. Шелковые пряди ее волос щекотали его щеку. Опустив глаза, он посмотрел на ее ослепительно белую шею и с трудом подавил в себе желание поцеловать ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Конечно, то, что она каждую свободную минуту что-то писала на страницах тетради, пока они тряслись в карете, только доказывало его правоту. Она как будто в чем-то его упрекала, показывая, что страсть к сочинительству для нее гораздо важнее, чем общение с ним. Насколько Дэвид понял, Гвинет убедила себя, что не стоит больше обращать на него внимания, и специально подчеркивала это.
А пока они ехали все дальше и дальше на север, Дэвид решил доказать Гвинет ее не правоту, и не смог придумать для этого более романтического места, чем та самая деревушка, куда каждый год убегали сотни влюбленных, чтобы обменяться клятвами в любви. Именно в этом месте, куда Гвинет стремилась попасть со своим обожателем, он склонит ее на свою сторону.
Солнце быстро садилось за горизонт. Шотландская граница была уже совсем близко, и Дэвид предполагал, что они доберутся до Гретна-Грин вскоре после наступления сумерек. Это вполне устраивало его.
Все три дня пути, несмотря на демонстрируемое ею безразличие, он не был к ней равнодушен. Нет, поправил себя Дэвид, он просто не мог устоять перед ее очарованием с той самой минуты, когда они встретились в Лондоне. Каждый день он видел эти чудесные локоны с рыжим отливом, ниспадавшие на ее ослепительно белую шею и плечи. Небрежное отношение Гвинет к своему туалету, даже ее ужасно измятое платье вызывали в его сознании удивительные образы. Он хорошо помнил шелковистость ее кожи и чувства, возникшие у него, когда он гладил эту кожу под юбками. Он не мог забыть охватившую их страсть. Ведь она тоже хотела его. Поэтому никакой вины за собой он не чувствовал. Да, он любил и будет любить Гвинет. Дэвид не боялся, что его за это осудят, поскольку решил жениться на ней. Но сначала следовало добиться ее согласия. И еще ему вдруг захотелось, чтобы она ответила на его чувство. Он хотел, чтобы их чувства были взаимными и обжигали как огонь.
Дэвид посмотрел на заходящее солнце, его лучи освещали карету и красноватым блеском отсвечивали в ее волосах. Он поизучал веснушки на ее носу, ее пухлые губы. Затем его взгляд упал на ее тонкие пальцы, сжимавшие карандаш, который легко скользил по странице.
– Двое свидетелей, короткая остановка в кузнечной мастерской, и мы официально женаты.
Но, очевидно, Гвинет посчитала его слова неуклюжей шуткой, потому что даже не удосужилась на него посмотреть. Карандаш не останавливаясь бегал по бумаге. Он не был до конца уверен, слышала ли она его.
– Нас обвенчает кузнец в задней комнате. Я думаю, что по заведенному обычаю нам придется скинуть всю нашу одежду.
Карандаш замер в ее руке, на щеках появился румянец. Но через мгновение Гвинет опять принялась писать.
– Я слышал, что там есть кровать на тот случай, если разъяренные отцы будут стучать в двери кузницы. Когда возмущенные родители потребуют открыть дверь, то первое, что они увидят, – это брачный поцелуй молодоженов. Это сразу снимет все вопросы.
– Отца у меня нет, но дело не в этом; у тебя нет ни одного шанса из тысячи, что я лягу с тобой в постель.
Дэвиду польстил такой ответ. Он наблюдал, как Гвинет пыталась сосредоточиться на открытой странице, но карандаш медлил начать свой бег. Она, похоже, была смущена и сбита с толку.
– Один из тысячи. Звучит словно неравноценное пари. Ты что, бьешься об заклад?
Гвинет откинулась на спинку сиденья. В ее зеленых глазах мелькнула какая-то мысль.
– Пожалуй, я подумаю над этим. Ты предлагаешь мне способ без хлопот выйти замуж, если у меня возникнет такое желание?
– Ну что ж, если твоя цель – выйти замуж за кого угодно, то почему бы и не за меня?
– Как глупо с твоей стороны думать о том, что я могу выскочить за кого угодно! Существует только один человек, которого я хотела бы считать своим мужем.
– Тот, кого ты не любишь и никогда не была близка с ним? Нищий негодяй, охотящийся за твоим приданым? Безымянный трус, боящийся собственной тени?
– Как ты смеешь так говорить о нем?
– Если бы он не был трусом, он сразу же поспешил бы к тебе на помощь. У собак нет чести.
– Ты ничего не знаешь о том, что он делает сейчас или что собирается делать! – возмутилась Гвинет, давая выход своему негодованию. – Имя у него есть. И очень известное, кстати.
– Конечно! Как я мог забыть об этом? Думаю, что имя Ардмор было тем самым, под каким он скрывался на прошлой неделе. Интересно узнать, а какое имя он сейчас носит?
Гвинет скрестила на груди руки.
– Как легко говорить о людях гадости, когда их нет рядом! Но смею тебя заверить: после того как мы поженимся, твое мнение о нем изменится.
– Ну конечно, поскольку я буду помнить его как твоего последнего жениха, трагически скончавшегося на пути к алтарю или, скорее, к наковальне.
От удивления Гвинет приоткрыла рот, но вдруг так быстро и сильно сжала челюсти, что Дэвид услышал, как щелкнули ее зубы.
– И для тебя, и для твоего обожателя было бы гораздо безопаснее принять мое предложение. – Дэвид своим коленом слегка коснулся ее ноги. – Что скажешь, Гвинет?
– Нет! – воскликнула она. – Это немыслимо! Если даже перевернется мир, капитан Пеннингтон, то вы все равно будете самым неподходящим кандидатом на роль моего мужа.
– Немыслимо, говоришь?
Он почувствовал, как поднимается его настроение. Теперь они возвращались к своему привычному способу общения.
– Не будешь ли так любезна объяснить, чем я так тебе не угодил?
– Не скажу.
– Ты не веришь, что я мог бы стать хорошим мужем?
– Да, не верю.
– Почему же?
– Ты самоуверенный, властный, упрямый и самодовольный, – перечисляла Гвинет, в волнении размахивая руками. – Ты чем-то или на кого-то обижен, поэтому никто, и я в том числе, не сможет помочь тебе залечить обиды, полученные в прошлом.
Дэвид тщетно пытался придумать ответ. Она застала его врасплох. Она всколыхнула в нем что-то такое, о чем ему не хотелось вспоминать. Он не хотел думать об Эмме. Он выздоровел и совсем не желал бередить былую рану.
– Я постараюсь быть любезным и приятным, – пообещал он.
Гвинет покачала головой и подальше спрятала дневник.
– По крайней мере из меня мог бы получиться хороший любовник, ты не находишь?
Отвернувшись, она посмотрела в окно. Их карета как раз пересекала границу, еще чуть-чуть, и они въедут в Гретна-Грин. Дэвид сел рядом с ней, делая вид, что тоже смотрит в окно. Шелковые пряди ее волос щекотали его щеку. Опустив глаза, он посмотрел на ее ослепительно белую шею и с трудом подавил в себе желание поцеловать ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86