Она плотно охватывала его, доставляя изысканное наслаждение, и, когда Колин понял, что ее тихие возгласы вызваны не болью, а удовольствием, он перестал сдерживаться и полностью отдался во власть желания, бурлившего в его жилах.
Пенелопа двигалась вместе с ним, и он молился, чтобы продержаться до того момента, когда она придет к завершению. Ее горячее дыхание участилось, пальцы впивались в его плечи, бедра извивались, доводя его до исступления.
Наконец она напряглась и содрогнулась всем телом, выкрикнув его имя. Это был самый сладкий звук, который ему приходилось слышать. Когда-нибудь, подумал Колин, он понаблюдает за ней и увидит ее лицо в момент наивысшего наслаждения.
Но не сейчас. Его собственная разрядка близилась, и он невольно зажмурился, ослепленный ее яростной силой. С именем Пенелопы на устах он вонзился в нее в последний раз и рухнул, совершенно обессиленный.
С минуту они молча лежали, сплетясь телами и тяжело дыша, пока не улеглись последние судороги страсти, сменились ощущением блаженства, и покоя.
Колин был потрясен. У него и раньше были женщины, но только оказавшись в постели с Пенелопой, он понял, что значит любить и быть любимым.
То, что он испытал сегодня, не шло ни в какое сравнение с его прежним опытом.
Теперь это была любовь.
И он намерен был удержать ее во что бы то ни стало.
Глава 19
Оказалось не так уж сложно перенести свадьбу на более ранний срок.
На пути домой в Блумсбери (после того как он украдкой доставил взъерошенную Пенелопу к ней домой, в Мейфэр) Колину пришло в голову, что может возникнуть очень веская причина, почему им следует пожениться раньше, чем предполагалось.
Маловероятно, конечно, что она забеременела с первого раза. И даже случись такое – вынужден был признать Колин, – ребенок мог бы сойти за восьмимесячного, что было не такой уж редкостью в мире, полном младенцев, рожденных через семь, а то и меньше месяцев после свадьбы. Не говоря уже и том, что первые дети обычно появляются на свет с задержкой (у Колина было достаточно племянников и племянниц, чтобы знать это точно), так что ребенок мог появиться на свет через восемь с половиной месяцев, что никого бы не удивило.
Так что не было никакой необходимости спешить со свадьбой.
Не считая того, что ему этого очень хотелось.
Поэтому Колин провел, небольшую беседу с обеими родительницами, в которой намекнул, как обстоят дела, и они поспешили согласиться с его планами ускорить свадьбу.
Правда, учитывая, что он выражался несколько туманно, у них могло сложиться впечатление, что они с Пенелопой вступили в близкие отношения на несколько недель раньше.
Ну да ладно. Маленькая ложь вполне простительна, если она служит благой цели.
А ускорение свадьбы – размышлял Колин, лежа по ночам в постели и отчаянно желая, чтобы Пенелопа была рядом, – безусловно, благая цель.
Их матери, ставшие неразлучными в последние дни, пока шла подготовка к свадьбе, опасались, что перенос даты вызовет нежелательные слухи, (в данном случае вполне обоснованные), но их заслонили сплетня вокруг Крессиды Тумбли, которые сотрясали Лондон, как ничто и никогда прежде. Все были настолько увлечены обсуждением этой темы, что никто даже не задумался над тем фактом, что дата бракосочетания Колина Бриджертона и Пенелопы Федерингтон изменилась.
Что устроило оба семейства, как нельзя лучше. Не считая, пожалуй, Колина и Пенелопы, чувствовавших себя не слишком уютно, когда разговор переключался на леди Уистлдаун. Конечно, Пенелопа давно привыкла к этому. За минувшие одиннадцать лет не проходило и месяца, чтобы кто-нибудь не принимался, строить, в ее присутствии предположения относительно личности загадочного автора. Но Колин все еще так злился и переживал по этому поводу, что Пенелопа заразилась его беспокойством. Несколько раз она пыталась обсудить этот вопрос с ним, но он только поджимал губы и заявлял – совершенно несвойственным ему тоном, – что не желает говорить на эту тему.
Из чего следовал единственный вывод: Колин стыдится ее. Возможно, не ее самой, а того, чем она занималась в качестве леди Уистлдаун. А это ранило в самое сердце, поскольку литературные труды были единственным аспектом в жизни Пенелопы, на который она могла бы указать с чувством гордости и удовлетворения; Даже если она не может подписаться под своими произведениями, факт остается фактом: они имели бешеный успех. Много ли найдется ее современников, не важно, женского или мужского пола, кто мог бы похвастаться тем же?
Да, она готова оставить в прошлом все то, что было связано с леди Уистлдаун, и начать новую жизнь как миссис Колин Бриджертон, жена, и мать, но это не значит, что она стыдится того, что делала.
Ах, если бы Колин мог так же гордиться ее достижениями! О, она верила всеми фибрами своей души, что он любит ее. Колин никогда бы не стал лукавить в таких вопросах. Он нашел бы достаточно приятных слов и обольстительных улыбок, чтобы сделать женщину счастливой и без признаний в любви. Но видимо, можно любить человека и вместе с тем стыдиться его и даже осуждать.
Просто она не ожидала что это так больно ранит.
За несколько дней до свадьбы, когда они прогуливались по Мейфэру, Пенелопа в очередной раз попыталась поднять эту тему. Она и сама не знала зачем – вряд ли его мнение на этот счет чудесным образом изменилось с момента их последнего разговора, – но не могла удержаться. К тому же она надеялась, что, раз они находятся в публичном месте, Колину придется проявить выдержку и позволить ей высказаться.
Пенелопа прикинула расстояние до Брутон-стрит, где их ждали к чаю.
– Мне кажется, – сказала она, решив, что у нее есть пять минут, прежде чем он втащит ее внутрь и сменит тему разговора, – что у нас осталось незаконченным одно дело, которое нам нужно обсудить.
Колин взглянул на нее с вопросительной, но игривой усмешкой. Пенелопа прекрасно понимала, что он пытается сделать: воспользоваться своим обаянием, чтобы направить разговор в нужное ему русло. Сейчас он скажет что-нибудь остро умное со своей мальчишеской ухмылкой, и она даже не заметит, что тема изменилась…
– Звучит слишком серьезно для такого солнечного денька.
Пенелопа поджала губы. Не совсем то, чего она ожидала, но суть та же.
– Колин, – терпеливо произнесла она. – Я предпочла бы, чтобы ты не пытался сменить тему каждый раз, когда я заговариваю о леди Уистлдаун.
– Что-то я не слышал, чтобы ты упомянула ее имя, – сдержанно отозвался он. – Или я должен был сказать твое имя? К тому же я всего лишь похвалил погоду.
Пенелопе ничего так не хотелось, как остановиться посреди улицы и упереть руки в бока, но они находились на публике (что ж, сама виновата, выбрав такое людное место для разговора), и она продолжали чинно шагать дальше, хотя ее пальцы сжались в кулачки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Пенелопа двигалась вместе с ним, и он молился, чтобы продержаться до того момента, когда она придет к завершению. Ее горячее дыхание участилось, пальцы впивались в его плечи, бедра извивались, доводя его до исступления.
Наконец она напряглась и содрогнулась всем телом, выкрикнув его имя. Это был самый сладкий звук, который ему приходилось слышать. Когда-нибудь, подумал Колин, он понаблюдает за ней и увидит ее лицо в момент наивысшего наслаждения.
Но не сейчас. Его собственная разрядка близилась, и он невольно зажмурился, ослепленный ее яростной силой. С именем Пенелопы на устах он вонзился в нее в последний раз и рухнул, совершенно обессиленный.
С минуту они молча лежали, сплетясь телами и тяжело дыша, пока не улеглись последние судороги страсти, сменились ощущением блаженства, и покоя.
Колин был потрясен. У него и раньше были женщины, но только оказавшись в постели с Пенелопой, он понял, что значит любить и быть любимым.
То, что он испытал сегодня, не шло ни в какое сравнение с его прежним опытом.
Теперь это была любовь.
И он намерен был удержать ее во что бы то ни стало.
Глава 19
Оказалось не так уж сложно перенести свадьбу на более ранний срок.
На пути домой в Блумсбери (после того как он украдкой доставил взъерошенную Пенелопу к ней домой, в Мейфэр) Колину пришло в голову, что может возникнуть очень веская причина, почему им следует пожениться раньше, чем предполагалось.
Маловероятно, конечно, что она забеременела с первого раза. И даже случись такое – вынужден был признать Колин, – ребенок мог бы сойти за восьмимесячного, что было не такой уж редкостью в мире, полном младенцев, рожденных через семь, а то и меньше месяцев после свадьбы. Не говоря уже и том, что первые дети обычно появляются на свет с задержкой (у Колина было достаточно племянников и племянниц, чтобы знать это точно), так что ребенок мог появиться на свет через восемь с половиной месяцев, что никого бы не удивило.
Так что не было никакой необходимости спешить со свадьбой.
Не считая того, что ему этого очень хотелось.
Поэтому Колин провел, небольшую беседу с обеими родительницами, в которой намекнул, как обстоят дела, и они поспешили согласиться с его планами ускорить свадьбу.
Правда, учитывая, что он выражался несколько туманно, у них могло сложиться впечатление, что они с Пенелопой вступили в близкие отношения на несколько недель раньше.
Ну да ладно. Маленькая ложь вполне простительна, если она служит благой цели.
А ускорение свадьбы – размышлял Колин, лежа по ночам в постели и отчаянно желая, чтобы Пенелопа была рядом, – безусловно, благая цель.
Их матери, ставшие неразлучными в последние дни, пока шла подготовка к свадьбе, опасались, что перенос даты вызовет нежелательные слухи, (в данном случае вполне обоснованные), но их заслонили сплетня вокруг Крессиды Тумбли, которые сотрясали Лондон, как ничто и никогда прежде. Все были настолько увлечены обсуждением этой темы, что никто даже не задумался над тем фактом, что дата бракосочетания Колина Бриджертона и Пенелопы Федерингтон изменилась.
Что устроило оба семейства, как нельзя лучше. Не считая, пожалуй, Колина и Пенелопы, чувствовавших себя не слишком уютно, когда разговор переключался на леди Уистлдаун. Конечно, Пенелопа давно привыкла к этому. За минувшие одиннадцать лет не проходило и месяца, чтобы кто-нибудь не принимался, строить, в ее присутствии предположения относительно личности загадочного автора. Но Колин все еще так злился и переживал по этому поводу, что Пенелопа заразилась его беспокойством. Несколько раз она пыталась обсудить этот вопрос с ним, но он только поджимал губы и заявлял – совершенно несвойственным ему тоном, – что не желает говорить на эту тему.
Из чего следовал единственный вывод: Колин стыдится ее. Возможно, не ее самой, а того, чем она занималась в качестве леди Уистлдаун. А это ранило в самое сердце, поскольку литературные труды были единственным аспектом в жизни Пенелопы, на который она могла бы указать с чувством гордости и удовлетворения; Даже если она не может подписаться под своими произведениями, факт остается фактом: они имели бешеный успех. Много ли найдется ее современников, не важно, женского или мужского пола, кто мог бы похвастаться тем же?
Да, она готова оставить в прошлом все то, что было связано с леди Уистлдаун, и начать новую жизнь как миссис Колин Бриджертон, жена, и мать, но это не значит, что она стыдится того, что делала.
Ах, если бы Колин мог так же гордиться ее достижениями! О, она верила всеми фибрами своей души, что он любит ее. Колин никогда бы не стал лукавить в таких вопросах. Он нашел бы достаточно приятных слов и обольстительных улыбок, чтобы сделать женщину счастливой и без признаний в любви. Но видимо, можно любить человека и вместе с тем стыдиться его и даже осуждать.
Просто она не ожидала что это так больно ранит.
За несколько дней до свадьбы, когда они прогуливались по Мейфэру, Пенелопа в очередной раз попыталась поднять эту тему. Она и сама не знала зачем – вряд ли его мнение на этот счет чудесным образом изменилось с момента их последнего разговора, – но не могла удержаться. К тому же она надеялась, что, раз они находятся в публичном месте, Колину придется проявить выдержку и позволить ей высказаться.
Пенелопа прикинула расстояние до Брутон-стрит, где их ждали к чаю.
– Мне кажется, – сказала она, решив, что у нее есть пять минут, прежде чем он втащит ее внутрь и сменит тему разговора, – что у нас осталось незаконченным одно дело, которое нам нужно обсудить.
Колин взглянул на нее с вопросительной, но игривой усмешкой. Пенелопа прекрасно понимала, что он пытается сделать: воспользоваться своим обаянием, чтобы направить разговор в нужное ему русло. Сейчас он скажет что-нибудь остро умное со своей мальчишеской ухмылкой, и она даже не заметит, что тема изменилась…
– Звучит слишком серьезно для такого солнечного денька.
Пенелопа поджала губы. Не совсем то, чего она ожидала, но суть та же.
– Колин, – терпеливо произнесла она. – Я предпочла бы, чтобы ты не пытался сменить тему каждый раз, когда я заговариваю о леди Уистлдаун.
– Что-то я не слышал, чтобы ты упомянула ее имя, – сдержанно отозвался он. – Или я должен был сказать твое имя? К тому же я всего лишь похвалил погоду.
Пенелопе ничего так не хотелось, как остановиться посреди улицы и упереть руки в бока, но они находились на публике (что ж, сама виновата, выбрав такое людное место для разговора), и она продолжали чинно шагать дальше, хотя ее пальцы сжались в кулачки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83