И возможно, весьма разборчива в своих литературных пристрастиях.
– Кажется, кровотечение уменьшилось, – заметила Пенелопа, перевязав его руку свежей салфеткой. – Собственно, я уверена в этом, так как меня больше не мутит при взгляде на рану.
Жаль, что она прочитала его дневник, но раз уж так случилось…
– Э-э, Пенелопа, – начал Колин, поражаясь своему неуверенному тону.
Она посмотрела вопрошающе:
– Я слишком туго затянула повязку?
В глазах Колина засветилось удивление. Странно, как он мог не замечать, какие огромные у нее глаза. Конечно, он знал, что они карие… Хотя если быть до конца честным, еще сегодня утром он затруднился бы ответить, какого цвета глаза у Пенелопы Федерингтон.
Но почему-то теперь он был уверен, что больше никогда этого не забудет.
Она ослабила повязку.
– Так лучше?
Колин кивнул:
– Спасибо. Не хотелось бы обременять тебя, но, учитывая, что пострадала моя правая рука…
– Это самое меньшее, что я могу сделать, после того как… – Она отвела взгляд, и он понял, что она собирается в очередной раз извиниться…
– Пенелопа, – снова начал он.
– Нет, подожди! – воскликнула Пенелопа. В ее темных глазах сверкнула… неужели страсть? Если да, то определенно не того сорта, к которому он привык. Существуют и другие страсти. К образованию, например, к литературе…
– Выслушай меня, – настойчиво произнесла она. – Я понимаю, что поступила непростительно, заглянув в твой дневник. Просто мне было скучно… я не знала, чем себя занять, и когда увидела твой дневник, меня охватило любопытство.
Колин открыл рот, намереваясь прервать ее: мол, что сделано, то сделано, но слова так и сыпались у нее изо рта, и он невольно заинтересовался.
– Мне надо было отойти, как только я сообразила, что это твой дневник, – продолжила Пенелопа, – но, прочитав первую фразу, я не могла оторваться! Колин, это замечательно! У меня такое чувство, словно я побывала там сама, прошлась по теплому песку и окунула ноги в прибой. Ты так образно все описал. Каждый знает, какой бывает вода в ванной через полчаса, после того как ее наполнили.
В течение нескольких секунд Колин просто смотрел на нее. Он никогда не видел Пенелопу такой оживленной, это было непривычно и вместе с тем… очень приятно. В особенности все это волнение по поводу его дневника…
– Так тебе… понравилось? – спросил он наконец.
– Понравилось? Да я в восторге! Я…
– Ох!
Волнуясь, она слишком сильно сжала его раненую руку.
– Ой, прости, – поспешно сказала Пенелопа, ослабив хватку. – Колин, мне просто необходимо знать, что произошло дальше. Я не вынесу, если ты оставишь меня в неведении.
– Да ничего особенного, – скромно отозвался он. – Отрывок, который ты прочитала, не слишком волнующий.
– Да, скорее он носит описательный характер, – согласилась Пенелопа, – но это очень яркое и увлекательное описание. Я словно увидела все собственными глазами. Правда, там не было… о Господи, как же это объяснить?
Колин обнаружил, что с нетерпением ждет, когда же она сформулирует свои мысли.
– Довольно часто, – продолжила она наконец, – когда читаешь описания других мест, они кажутся какими-то далекими… даже нереальными. Тебе же удалось вдохнуть в свой рассказ жизнь. Каждый может написать, что вода теплая, но чтобы читатель ощутил ее тепло и шелковистость? Я как будто прошла по берегу вместе с тобой, утопая ступнями в песке.
Колин улыбнулся, до смешного довольный ее похвалой.
– Да, и пока я не забыла… Есть еще одна гениальная вещь, о которой я хотела бы упомянуть.
Теперь он уже ухмылялся как идиот. Гениальная! Отличное слово.
Пенелопа подалась ближе.
– Ты показал читателю свое отношение к тому, о чем пишешь. Это уже нечто большее, чем путевые заметки, потому что они окрашены личными переживаниями.
Колин понимал, что напрашивается на комплимент, но не удержался и спросил:
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, если вспомнить… можно, я возьму твой дневник, чтобы освежить память?
– Конечно, – отозвался он. – Позволь мне открыть тебе нужную страницу.
Пенелопа пробежалась глазами по строчкам и нашла отрывок, который искала.
– Вот. Здесь ты пишешь о том, что Англия – твоя родина.
– Даже забавно, что путешествия творят с человеком.
– Что именно? – заинтересованно спросила она.
– Заставляют ценить свой дом, – тихо отозвался он.
Пенелопа устремила на него серьезный взгляд:
– И тем не менее ты постоянно уезжаешь. Колин кивнул:
– Ничего не могу с собой поделать. Это как болезнь.
Пенелопа рассмеялась, и это прозвучало неожиданно мелодично.
– Не смеши меня, – сказала она. – Болезни наносят вред здоровью, а путешествия оказывают на тебя благотворное воздействие. – Она опустила глаза и размотала салфетку, чтобы взглянуть на рану. – Кровотечение почти прекратилось.
– Почти, – согласился Колин, хоть и подозревал, что оно прекратилось полностью. Но как только Пенелопа решит, что он больше не; нуждается в ее заботах, она тут же уйдет.
Вряд ли ей хочется уходить, но таковы ее понятия о приличиях. К тому же она, вероятно, думает, что таково его желание.
Ничто, вдруг с изумлением понял Колин, не могло быть дальше от истины.
И ничто не могло удивить его больше.
Глава 6

У каждого есть свои секреты. В особенности у меня.
«Светские новости от леди Уистлдаун», 14 апреля 1824 года
– Жаль, что я не знала, что ты ведешь дневник, – заметила Пенелопа, снова затягивая салфетку на его руке.
– Почему?
– Ну, не знаю. – Она пожала плечами. – Разве не интересно обнаружить, что человек представляет собой нечто большее, чем кажется на первый взгляд?
Колин помолчал, затем неожиданно для себя спросил:
– Тебе действительно понравилось?
Пенелопа улыбнулась. Колин пришел в ужас. Невероятно! Чтобы он, один из самых популярных и утонченных представителей высшего света, опустился до уровня застенчивого школяра, готового ловить каждое слово похвалы.
И от кого? От Пенелопы Федерингтон, Бог ты мой!
Не то чтобы с Пенелопой было что-нибудь не так, поспешил напомнить он себе. Просто Пенелопа… – это Пенелопа.
– Конечно, понравилось, – отозвалась она с мягкой улыбкой. – Я же тебе сказала.
– А что тебя больше всего поразило? – спросил он, решив, что уже достаточно наговорил глупостей, чтобы останавливаться сейчас.
Она лукаво улыбнулась:
– Вообще-то твой почерк. Он оказался куда более аккуратным, чем можно было вообразить.
Колин нахмурился:
– И как это следует понимать?
– Мне трудно представить тебя склонившимся над столом и усердно выводящим буквы, – ответила она, сжав губы, чтобы подавить улыбку.
Если Колин и нуждался в поводе для праведного негодования, то получил его.
– Да будет тебе известно, что я провел долгие часы в классной комнате, склонившись над столом, как ты изволила выразиться, и практикуясь в каллиграфии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83